Пьомбино был небольшим городком. Почти тут же у причала они купили немного свежих продуктов, и Сабин договорился с владельцем прокатной конторы о лошадях - ведь после визита на Планацию им предстояло ехать в Рим. Цены были довольно умеренные, но и животные, которых продемонстрировал хозяин фирмы, тоже не поражали особой прытью.
- Господин, - тоскливо протянул Корникс, не сводя похотливого взгляда с вывески портового публичного дома, - мы, что, прямо сейчас отплываем? Мне уже так надоела эта вода. Может, подождем до утра?
- Терпи, - усмехнулся Сабин. - Если нам повезет, то скоро ты сам сможешь открыть такое заведение. Хотя, конечно, разоришься уже через неделю.
Галл досадливо крякнул.
- Ну, хоть вина мы можем выпить? - жалобно спросил он. - То, что я купил в Генуе, никуда не годится.
- Аристократ, - хмыкнул Сабин. - Ладно, идем, время еще есть.
Они вошли в какую-то забегаловку и с удовольствием выпили по кубку довольно приличного вина.
- Пора, - сказал трибун, осушив посуду. - А то этот жулик Никомед смоется, чего доброго, в Тарквинии, и мы окажемся в исключительно паршивой ситуации.
Корникс не нашел, что возразить, и они, выбравшись на воздух, двинулись к причалу.
"Золотая стрела" по-прежнему стояла у пирса, чуть покачиваясь на легких волнах. Команда почему-то толпилась на берегу.
- Шкипер вернулся? - спросил Сабин у рулевого.
- Да, господин, - ответил тот. - Он на борту и ждет тебя.
Сабин окинул его подозрительным взглядом и сделал знак Корниксу.
- Подожди здесь. Похоже, этот проходимец что-то крутит. Сейчас я с ним разберусь.
Галл покосился на свой острый нож и присел на бортик, не смешиваясь с матросами. Трибун тронул ладонью рукоятку меча и взбежал по трапу.
Он сделал несколько шагов по палубе и собирался уже нырнуть в каюту Никомеда, в Которой - как было заметно сквозь щели в стене - горел свет, когда четыре мощные руки крепко схватили его с двух сторон. Трибун отчаянно дернулся, пытаясь дотянуться до меча, но почувствовал себя так, словно на него навесили пару талантов цепей.
- Стой спокойно, - сказал негромкий голос ему в ухо.
Перед глазами Сабина тускло блеснул металл.
Он был реалистом и не пытался сопротивляться. Сзади и с боков застучали шаги, подходили еще люди.
Спереди к Сабину приблизился закутанный в плащ человек и несколько секунд пристально разглядывал его.
- Это он? - спросил наконец мужчина, адресуясь куда-то в темноту.
- Он, он самый, господин, - ответил возбужденный голос шкипера Никомеда, - Изменник, да проклянут его боги...
- Тихо! - отрезал человек в плаще. - Говорить будешь, когда я спрошу.
Затем он вновь посмотрел на Сабина.
- Как тебя зовут? - спросил он. - И кто ты такой?
Сабин мысленно усмехнулся, вспомнив, как недавно он сам задавал подобные вопросы выловленному из воды пирату. Хотя, собственно, было ему совсем не до смеха.
- Зовут меня Гай Валерий Сабин, - ответил он с расстановкой. - Я - трибун Первого Италийского легиона. Теперь в отставке. А кто такие вы и по какому праву...
- Узнаешь, узнаешь, - нетерпеливо махнул рукой мужчина. - В свое время. Я обещаю. Теперь скажи мне, действительно ли ты собирался сейчас плыть на Планацию?
- Да, собирался, - ответил Сабин после паузы.
Отрицать это было бы бессмысленно - наверняка подлый Никомед продал его со всеми потрохами.
Сабин уже заметил, что за руки его держали преторианцы с орлами на панцирях, и понял, что им заинтересовались городские власти. Ну да, ясно - он же хотел встретиться со ссыльным членом цезарской семьи. Это наверняка должно было всполошить местного претора и его службу безопасности.
- Зачем ты собирался ехать на остров? - продолжал спрашивать человек в плаще.
- Это мое дело, - дерзко ответил Сабин, размышляя, отрубят ли ему голову, или тоже сошлют куда-то в глушь.
- Нет, не твое, - покачал головой мужчина. - Или у тебя есть пропуск, подписанный цезарем?
Пропуска у Сабина, конечно же, не было, поэтому он просто промолчал. Предъявлять письмо Германика, естественно, не хотелось.
- Вижу, ты не очень склонен отвечать на вопросы, - с укором заметил мужчина в плаще. - Этим ты только осложняешь свое положение.
- Да он вообще странный тип, - снова встрял Никомед. - Вот, взял и отпустил пирата, которого мы выловили из моря.
- Если ты не закроешь рот, - холодно сказал мужчина, - я отправлю тебя в тюрьму за соучастие.
Грек обиженно хрюкнул и замолк.
- Ну, так как? - снова обратился к Сабину незнакомец. - Ты же прекрасно понимаешь, что тебе грозит обвинение в государственной измене. Но у тебя есть возможность смягчить свою участь. Будешь отвечать на мои вопросы?
Сабин тяжело вздохнул. Все, что начинается шестнадцатого июля, просто не может закончиться благополучно. У него оставался только один шанс. И трибун решил его использовать. А что еще было делать?
- На твои - не буду, - жестко ответил он. - Отчет в своих действиях я могу дать только цезарю. И - как римский гражданин - имею на это право.
- Да, уж права-то вы свои знаете, - заметил мужчина. - Но почему ты уверен, что цезарь захочет разговаривать с тобой, государственным преступником?
- Захочет, - упрямо сказал Сабин, чувствуя себя так, словно сам таскает дрова на свой погребальный костер. - У меня есть, что ему сообщить.
На пристани внезапно послышался какой-то шум, крики, ругательства; через минуту двое преторианцев втащили на палубу упирающегося Корникса. Следом шел центурион.
- Этот парень хотел смыться, - доложил он и протянул руку к мужчине в плаще. - Вот что мы нашли у него в мешке.
Тот принял от центуриона восковые таблички, письмо Германика, адресованное Агриппе Постуму.
- Ага, - сказал мужчина глубокомысленно. - Еще лучше. Что это такое? - вновь обратился он к Сабину.
- Письмо, - глупо ответил тот.
- Вижу. Кому?
Трибун вздохнул и опустил глаза. Вот теперь ему конец. И бедняга Корникс сложит свою голову. А он ведь предупреждал...
Не дождавшись ответа, мужчина в плаще повертел таблички в руках.
- Да, - сказал он задумчиво. - Дело серьезнее, чем я думал. Последний раз спрашиваю - ты будешь отвечать на вопросы?
- Тебе - нет, - отрезал Сабин.
А что ему было терять?
- Ну, ладно, - вздохнул мужчина. - Как хочешь.
Он повернулся и двинулся в каюту капитана, бросив через плечо преторианцам:
- Давайте его сюда.
Солдаты не очень вежливо подтолкнули Сабина, тот сделал несколько шагов и почти уперся лицом в деревянную дверь.
- Останьтесь здесь, - приказал мужчина в плаще и шагнул в комнату, тут же отступив в сторону, чтобы дать дорогу Сабину.
Гвардейцы в последний раз подтолкнули трибуна и замерли у косяка.
Тот вошел в каюту, щуря глаза от яркого света факела в подставке на стене.
Он не сразу заметил, что в помещении находился еще один человек, сидевший за столом капитана. Его голову покрывал капюшон шерстяного плаща.
Дверь за Сабином захлопнулась. Мужчина, который только что допрашивал его, отошел к стене и стал там, скрестив руки на груди. Сидевший за столом пошевелился.
Сабин молча смотрел на него, гадая, что же еще задумали коварные боги.
Человек медленно откинул с головы капюшон.
Это был худощавый, среднего роста мужчина; длинные седые волосы спускались ему на самые плечи, тонкие ноздри чуть раздувались, а усталые старческие глаза не мигая смотрели на трибуна.
Сабин сразу узнал его.
То был цезарь Август.
Глава XI
Корнелия
- Ну, - сказал сенатор и консуляр Гней Сентий Сатурнин, поднимаясь на ноги. - Что-то мы заговорились с тобой. Пора бы и немного отдохнуть.
Луций Либон тоже вскочил со скамьи.
- Сиди, сиди, сынок.
Сенатор ласково похлопал его по плечу.
- Побудь тут еще немного. Сдается мне, одна юная особа просто сгорает от желания увидеть тебя и на крыльях прилетит, когда я скажу ей, кто тут ждет.
Луций невольно покраснел. Он и сам очень хотел увидеть эту юную особу.
- Ладно, - с улыбкой сказал Сатурнин. - Я пойду распоряжусь насчет обеда, а вы пока сможете погулять в саду. Кажется, молодежь любит такие прогулки наедине, а?
- Ну, ты же знаешь, - смущенно пробормотал Луций, - на мою честь можно положиться...
- Ха-ха-ха! - расхохотался сенатор. - Конечно, знаю, мой мальчик. Иначе разве я бы доверил тебе самое дорогое мое сокровище, как ты думаешь?
Все еще посмеиваясь, он удалился и исчез среди деревьев. Либон, не в силах усидеть на месте, вскочил и принялся быстро прохаживаться рядом с фонтаном, время от времени подставляя разгоряченное лицо под капельки влаги, разлетавшиеся во все стороны.
Он скорее почувствовал, чем услышал, легкий шорох за спиной и стремительно обернулся.
И сразу утонул в огромных темных глазах, окаймленных самыми длинными в мире ресницами.
Перед ним стояла Корнелия, внучка Гнея Сентия Сатурнина, его гордость и любовь.
Это была цветущая шестнадцатилетняя девушка, тоненькая и стройная, как побег кипариса. Густые длинные черные волосы, с изящной небрежностью перехваченные шелковой лентой, волнами спускались на хрупкие плечи. Нежные розовые губы чуть приоткрылись, показывая маленькие, жемчужной белизны зубы. Высокий точеный лоб и гордый нос истинной римлянки дополняли картину.