Командиры союзных когорт - батавских копейщиков и пращников, а также тяжеловооруженной галльской пехоты и эскадронов конных лучников - по очереди доложили об обстановке в обоих подразделениях.
Что ж, пока все было в порядке, оснований для тревоги не имелось никаких.
- Хорошо, - подвел итог Германик. - Благодарю вас, все свободны. Занимайтесь своими делами и немедленно информируйте меня, если что не так. Удачи вам, соратники.
Офицеры, на ходу надевая шлемы и пристегивая мечи, двинулись к выходу. Задержался только Публий Вителлий. Он подошел к Германику и - на правах близкого друга - положил руку ему на плечо.
- Что случилось? - спросил он с участием. - По-моему, все идет отлично, но я вижу, что ты чем-то недоволен.
- Да нет, к военным делам это не имеет никакого отношения, - негромко произнес командующий. - Тут все просто замечательно, лучшего трудно и пожелать. Но есть другие проблемы...
- Какие? - удивленно спросил Вителлий и тут же спохватился. - Прости мне мое любопытство, но...
- Да, - после паузы ответил Германик. - Ты мой друг, Публий, но так уж получается, что этим я пока не могу поделиться с тобой. Дело в том, что мои личные проблемы переплелись с делами государственной важности, и ты сам понимаешь - я обязан молчать. Правда, надеюсь, что уже скоро... Ну, ладно.
Он дружески хлопнул Вителлия по плечу.
- Иди отдыхай. Вечером мы опять соберемся и еще раз проверим планы действий. О, варвары надолго запомнят нас, я уверен.
Вителлий ободряюще улыбнулся и вышел из шатра. Германик услышал лязг металла - охрана у входа салютовала офицеру.
Да, мысли командующего Рейнской армией занимали сейчас не только приготовления к вторжению на вражескую территорию. Он напряженно размышлял о том, получил ли цезарь его письмо, и если да, то какие сделал выводы. А если нет... но об этом ему и думать не хотелось. Слишком велика ставка...
Глава VII
Человек со шрамом
День уже клонился к вечеру, знойное солнце медленно, нехотя уползало за горизонт, и огромный город мог теперь вздохнуть свободнее. Легкий ветерок чуть покачивал ветки деревьев в садах, с Тибра потянуло прохладой.
На улицах начали появляться люди, одуревшие от дневной жары; Рим потихоньку оживал.
По просторной, мощенной камнем Фламинийской дороге к городским воротам подскакали двое всадников. Оба были одеты в короткие серые туники, пропотевшие и пропыленные, в кожаные сандалии военного образца, на головах их крепко сидели широкополые шляпы, защищавшие лица от палящих лучей солнца.
Лошади уже очень устали и с трудом переставляли ноги, бока животных покрывала корка из пены, пота и пыли.
У самых ворот всадники спешились и один из них усталым шагом направился к группе солдат городской стражи, которые несли охрану на этом участке.
Человек властным жестом подозвал к себе центуриона и что-то тихо сказал ему. Тот моментально принял уставную стойку и громко отчеканил:
- Слушаюсь!
- Да тише ты, - недовольно буркнул мужчина в широкополой шляпе и левой рукой стянул ее с головы. Показалось обветренное смуглое лицо, длинный тонкий нос, дерзкие черные глаза, узкие губы; на лбу виднелся изящный белый шрам.
Центурион дисциплинированно отсалютовал и бегом бросился куда-то за угол. Мужчина вернулся к своему спутнику.
- Отведешь лошадей на конюшню, Эвдем, - сказал он ему слегка охрипшим голосом. - Потом можешь отдыхать. Мы хорошо поработали и награда нас не минует.
Эвдем довольно растянул лицо в улыбке. Мужчина шутливо ткнул его кулаком в плечо и повернулся, услышав стук копыт.
Центурион, спотыкаясь от избытка усердия, тянул на поводу свежую лошадь, которая недовольно вертела головой и фыркала. Человек со шрамом принял повод у него из рук и одним прыжком взлетел на спину животного, крепко сжав коленями бока коня.
Центурион махнул рукой, стражники у ворот расступились и мужчина проехал в город. Хотя еще со времен Юлия Цезаря действовал указ, по которому от рассвета и до заката в Риме запрещено было появляться повозкам и всадникам, в отдельных случаях - при наличии особого разрешения - некоторые люди могли пренебрегать этим постановлением. Например, цезарские курьеры или конные преторианцы имели право беспрепятственно разъезжать по городу, но другие - даже сенаторы - этой привилегией не обладали.
Человек со шрамом, видимо, сказал дежурному центуриону такое, что заставило грозного и сурового стража порядка беспрекословно подчиниться.
Мужчина рысью скакал по виа Фламиния, поглядывая по сторонам с некоторым интересом. Уже довольно долго он не был в Риме, выполняя различные поручения людей, которым он верой и правдой служил. Как приятно снова оказаться в столице, такой красивой и уютной после германских лесов или пустынь Месопотамии.
Человек миновал сады Ацилия, оставил по левой стороне парк Помпея и поле Агриппы. Теперь он приближался к центру города и направлялся к Авентинскому холму, на склоне которого стоял старый дом его отца. Мужчина очень спешил - его ждало еще одно весьма срочное дело.
Обогнув Тарентийский овраг, он проскакал в Юникульские ворота и двинулся вдоль Капитолия. Народу в центре было уже довольно много - после утомительного знойного дня люди выползали из своих жилищ, чтоб глотнуть немного прохладного воздуха и обменяться парой слов с друзьями и соседями.
Оставив позади Форум, который постепенно заполнялся горожанами, человек со шрамом проскакал мимо Большого Цирка и взобрался на холм, где густо стояли дома представителей среднего класса - всадников, купцов, владельцев фабрик и мастерских.
Привратник - сморщенный маленький старичок - встретил его на пороге.
- О, господин! - радостно задребезжал он. - Ты вернулся! Слава богам!
- Здравствуй, Гедеон, - кивнул мужчина, спрыгивая с лошади. - Ну-ка, прикажи быстро приготовить ванну и чистую одежду. Я очень спешу.
- Слушаюсь, господин, - поклонился Гедеон и засеменил в дом, крича скрипучим голосом: - Фемистокл! Фемистокл! Иди сюда немедленно! Господин приехал!
* * *
Спустя два часа - приняв ванну и побрившись - человек со шрамом вновь вышел из дому. Теперь он был одет в белоснежную тогу с узкой красной полосой - официальный костюм представителей всаднического сословия. На указательный палец правой руки он надел массивный золотой перстень - тоже признак принадлежности к эквитам.
Быстро спустившись с Авентина, человек прошел мимо Большого Цирка к Палатинскому холму и направился прямо к дворцу Августа. В то время, правда, дворцом это строение можно было назвать лишь с большой натяжкой. Август - человек очень скромный и неприхотливый - довольствовался малым, его вполне устраивали две небольшие спальни и рабочий кабинет.
Собственно, дворцом можно было считать лишь несколько комнат, предназначенных для официальных приемов иностранных послов или торжественных банкетов в дни общенародных праздников. Эти помещения были пристроены к частному дому цезаря, принадлежавшему еще его отцу.
Лишь спустя годы последующие императоры возвели на этом месте грандиозный роскошный мраморный ансамбль, известный потомкам как Палатинский дворец. Но в то время резиденция цезаря Августа смотрелась еще очень скромно.
Охрана у входа во внутренний двор беспрепятственно пропустила мужчину со шрамом, после того, как тот шепнул начальнику караула несколько слов. Он прошел в атрий и остановился там. Вышколенный слуга приветствовал его низким поклоном.
- Я сейчас доложу о тебе, господин, - сказал он подобострастно. - Будь любезен подождать здесь.
Мужчина кивнул и опустился на невысокий табурет, стоявший у фонтана; струи воды ласкали слух мелодичным журчанием, а тело - ощущением прохлады.
- Следуй за мной, господин, - возвестил вдруг возникший, словно призрак, слуга.
Человек поднялся на ноги и двинулся за рабом. Они миновали несколько комнат и вошли, наконец, в просторное помещение, стены которого были закрыты мягкими тканями, с плотными занавесками на окнах и выложенным мозаикой полом.
На диване у окна сидела женщина. У нее было узкое морщинистое лицо и кожа цвета пергамента. Пронзительные темные глаза с неукротимой энергией сверкали под высоким лбом. Седые волосы были завязаны в пучок на затылке по старинной римской моде. Сухую фигуру покрывала белоснежная, пахнувшая арабскими благовониями мягкая стола. Украшений на женщине не было никаких, не считая небольшого золотого колечка с камешком на левой руке.
Так выглядела в то время императрица Ливия, жена цезаря Августа, первая дама Римской Империи.
- Элий Сеян, - сказала она негромко довольно приятным голосом, увидев мужчину со шрамом. - Я ждала тебя еще вчера. Что случилось?
- Прости, госпожа. - Сеян прижал руку к груди. - Нам пришлось сделать крюк и перебраться с Аврелиевой дороги на Фламинскую, чтобы избежать встречи с цезарем и его свитой. Мне казалось, что такое столкновение не входит в твои планы.
- Ты прав, мой дорогой Элий, - улыбнулась одними губами женщина. - Ты часто бываешь прав, и это мне нравится в тебе. Да и вообще в людях. Ну, садись вон там. Нам надо поговорить.
Сеян послушно опустился на мягкий табурет и сложил руки на коленях, перед этим аккуратно расправив складки тоги. Ливия взяла со столика из слоновой кости небольшой серебряный колокольчик и резко встряхнула его. Спустя буквально три секунды в комнате появилась девушка-рабыня. На ее круглом румяном лице было написано величайшее почтение и некоторый испуг.
- Пусть подадут вина, Антигона, - сказала императрица, не глядя на служанку. - Побыстрее.
Девушка упорхнула. Сеян проводил ее взглядом и слегка улыбнулся узкими губами.