- Вот именно поэтому, Альберт, я буду просить тебя целиком довериться мне и ни во что не вмешиваться. Спору нет, ты больше не находишься sub ferula, но помни: пока ты сражался на поле брани, я устраивал заговоры в своем кабинете; я всегда знаю все маневры друзей короля и все действия его врагов, так же как паук знает каждую петлю своей паутины.
Подумай о моем опыте, друг мой. Нет ни одного роялиста в стране, который не слышал бы о Рочклифе-заговорщике. Я был главной пружиной в каждом деле начиная с сорок второго года - сочинял декларации, вел переписку, поддерживал связь с вождями, набирал приверженцев, добывал оружие, собирал деньги, устраивал встречи. Я участвовал в западном восстании, а до того готовил "Петицию лондонского купечества", был замешан в мятеже сэра Джона Оуэна в Уэльсе, короче - почти в каждом выступлении в пользу короля, начиная с дела Томкинса и Челлонера.
- Но ведь все эти заговоры не имели успеха, - заметил Альберт, - а Томкинса и Челлонера повесили, доктор?
- Да, мой юный друг, - ответил доктор, - как и многих других, кто действовал вместе со мной; но только потому, что они не следовали беспрекословно моим советам. Ведь самого-то меня не повесили.
- Все может случиться, доктор, - сказал Альберт. - Повадился кувшин по воду ходить… Пословица, как сказал бы мой отец, попахивает плесенью.
Но у меня есть голова на плечах, и, как я ни уважаю церковь, я не могу полностью согласиться с принципом слепого повиновения. Одним словом, я скажу вам, по каким пунктам мне необходимо получить объяснения, и выбирайте: или вы дадите эти объяснения, или сообщите королю, что не станете раскрывать свои планы; а в таком случае, если он последует моему совету, то покинет Вудсток и вернется к своему прежнему намерению - без промедления пробираться к берегу моря.
- Ну хорошо, - сказал доктор, - задавай свои вопросы, Фома неверный, и если я смогу ответить, не обманув ничьего доверия, то отвечу.
- Во-первых, что это за история с духами, колдовством и привидениями? И считаете ли вы безопасным для его величества находиться в доме, где творятся подобные дела, все равно - подлинные или подстроенные?
- Ты должен удовольствоваться моим ответом, который я тебе даю in verbo sacerdotis: происшествия, о которых ты говоришь, больше не повторятся в Вудстоке, пока здесь будет находиться король. Я не могу дать более подробных объяснений, но за это я ручаюсь головой.
- Стало быть, - сказал Ли, - мы должны удовольствоваться порукой доктора Рочклифа в том, что дьявол оставит нашего государя в покое? Хорошо.
Дальше: вчера почти весь день вокруг дома рыскал, а может быть, и ночевал здесь, какой-то Томкинс, ярый республиканец и секретарь или писец, или что-то в этом роде, цареубийцы и пса Десборо. Этот Томкинс хорошо всем известен: он с жаром произносит напыщенные религиозные проповеди, но в мирских делах это человек практичный, хитрый и корыстный, как и любой из этих мошенников.
- Будь спокоен, мы воспользуемся мерзким фанатизмом этого подлеца, чтобы перехитрить его. Ребенок может повести за собой свинью, если догадается продеть ей в ноздри кольцо и привязать к нему веревку, - ответил доктор.
- Вас тоже могут провести, - сказал Альберт, - теперь много развелось таких людей, у которых взгляды на духовные и светские дела настолько различны, что они похожи на косоглазого: один глаз косой, не видит ничего, кроме кончика носа, а другой совсем не страдает этим недостатком и видит хорошо, остро и четко все, на что ни посмотрит.
- А мы завяжем ему здоровый глаз, - сказал доктор, - и он сможет пользоваться только неполноценной оптикой. Нужно тебе сказать, что этому чудаку всегда мерещилось больше привидений, чем кому-либо, и самых отвратительных; в этом отношении он трусливее кошки, хоть и довольно смел перед земными противниками. Я поручил его Джослайну Джолифу: тот так его напоит и наговорит ему столько сказок о привидениях, что он не поймет, в чем дело, даже если ты в его присутствии провозгласишь реставрацию короля.
- Но зачем же вообще держать здесь такого негодяя?
- О, сэр, успокойтесь, он ведет тут наблюдение.
Это нечто вроде посла своих достойных хозяев, и пока они получают все сведения из Вудстока через своего Верного Томкинса, никакое вторжение нам не угрожает.
- Я хорошо знаю честность Джослайна, - сказал Альберт, - и если он мне поручится, что следит за этим чудаком, я на него положусь. Правда, он не понимает всей важности дела, но если сказать ему, что для меня это вопрос жизни, уж он будет глядеть в оба. Итак, продолжаю: а что, если сюда нагрянет Маркем Эверард?
- Он дал честное слово, что не покажется в замке, - ответил Рочклиф, - это честное слово нам передал его друг. Вы думаете, он может его нарушить?
- Я считаю, что на это он неспособен, - ответил Альберт, - и, кроме того, думаю, что, даже если бы до Маркема дошли какие-нибудь сведения, он не употребил бы их во зло. Но храни нас бог от необходимости доверить столь дорогое дело еще одному человеку, да еще стороннику парламента!
- Аминь! - отозвался доктор. - Все ли твои сомнения рассеялись?
- У меня осталось одно сомнение, - ответил Альберт, - относительно того нахального хвастуна, который называет себя роялистом. Он влез вчера в нашу компанию и обворожил моего отца своими россказнями о штурме Брентфорда, которого, я уверен, он никогда не видел.
- Тут ты ошибаешься, дорогой Альберт, - возразил Рочклиф, - Роджер Уайлдрейк, хоть я только недавно узнал его имя, дворянин, воспитывался в юридическом колледже и истратил все свое состояние на службе у короля.
- Или, скорее, на службе у дьявола, - сказал Альберт. - Именно такие шалопаи опускаются от вольностей военной жизни до праздного разврата и распутства, плодят в стране разгул и грабеж, орут в дешевых пивных и погребках, где спиртные напитки продаются до полуночи, и своей неистовой божбой, буйной приверженностью королю и пьяной удалью внушают приличным людям отвращение к самому слову "роялист".
- Увы! Это совершенно верно, - сказал доктор, - но может ли быть иначе? Когда высшие и образованные классы бедствуют и смешиваются с низшими так, что их невозможно различить, они теряют самые пенные признаки своего высокого происхождения в этом всеобщем смешении нравов и поступков, подобно тому как горсть серебряных медалей стирается и тускнеет, если их свалить в одну кучу с простыми медяками. Даже первая из всех медалей, которую мы, роялисты, так охотно носили бы у самого сердца, и та, быть может, не совсем избежала порчи. Но пусть об этом говорят другие языки, а не мой.
Выслушав эти объяснения доктора Рочклифа, Альберт Ли в раздумье замолчал.
- Доктор, - сказал он, - хотя иные и обвиняют вас в том, что вы иногда уж слишком стараетесь вовлекать людей в опасные затеи, все признают…
- Бог да простит тем, кто судит обо мне так превратно, - сказал доктор.
-..все признают, что, несмотря на это, вы сделали для короля и пострадали за него больше, чем кто-либо из людей вашего сана.
- Они лишь отдают мне должное, - сказал Рочклиф, - одно лишь должное!
- Поэтому я готов держаться вашего мнения, если, приняв во внимание все, вы считаете, что для нас остаться в Вудстоке безопасно.
- Вопрос не в этом, - возразил священник.
- А в чем же? - возразил молодой человек.
- А в том, можно ли найти другую, более безопасную линию поведения. К сожалению, я должен сказать, что мы можем только сравнивать - выбрать меньшее зло. Об абсолютной безопасности, увы, не может быть и речи. Итак, я утверждаю, что Вудсток, в настоящее время все же укрепленный и охраняемый замок, - самое надежное укрытие, какое только можно сейчас найти.
- Довольно, - заявил Альберт, - я полагаюсь на вас как на человека, чей опыт в столь важных делах глубже и шире, чем могут быть мои знания, не говоря уже о ваших годах и вашей мудрости.
- И хорошо делаешь, - ответил Рочклиф. - Если бы и другие относились с таким же недоверием к своим собственным знаниям и полагались на компетентных лиц, наш век только выиграл бы. Вот почему Разум запирается в крепости, а Мудрость скрывается в высокой башне. (Тут он с самодовольным видом окинул взглядом свою келью.) Мудрец предвидит бурю и прячется.
- Доктор, - сказал Альберт, - пусть ваша дальновидность послужит на пользу тому, чья жизнь гораздо более драгоценна, чем наша с вами. Позвольте вас спросить, как вы считаете, должен ли наш драгоценный подопечный находиться вместе с моей семьей или скрываться в одном из укромных уголков замка?
- Гм, - ответил доктор с задумчивым видом, - я думаю, что ему безопаснее всего оставаться в роли Луи Кернегая и держаться поближе к тебе…
- Боюсь, что мне придется уехать подальше, чтобы меня видели где-нибудь в отдаленной части страны, иначе, если они приедут искать меня здесь, они найдут кое-кого поважнее.
- Сделай милость, не перебивай меня!.. Держаться поближе к тебе или к твоему отцу и не удаляться от гостиной Виктора Ли, - оттуда он, как ты знаешь, в случае опасности может быстро ускользнуть.
Мне кажется, в настоящее время это будет самое лучшее. Я надеюсь получить известие о корабле сегодня или в крайнем случае завтра.
Альберт Ли простился с этим деятельным, но упрямым человеком, дивясь тому, что подобные интриги стали для доктора чем-то вроде стихии, которой он, казалось, наслаждался, несмотря на слова поэта о страхах, заполняющих время между возникновением заговора и его осуществлением.
Возвращаясь из святилища доктора Рочклифа, он встретил Джослайна, который в беспокойстве искал его.