Генерал фон Болдт набрал только одному ему известный номер телефона. Долго ждал, пока не услышал на другом конце провода знакомый женский голос. Затем вызвал адъютанта и приказал проводить к нему в кабинет Ингрид Келд.
6
Ингрид Келд сидела в кабинете напротив фон Болдта.
- Курите? - спросил генерал.
- Могу не курить и не пить, - равнодушно, даже с пренебрежением ответила Келд. Она посмотрела на портрет Бисмарка: лицо железного канцлера казалось ей более симпатичным и человечным, чем физиономия хозяина кабинета.
- Не люблю воевать с прекрасным полом, - проговорил фон Болдт.
- Однако господину генералу это не мешает держать женщину в заключении в подвале собственного дома, - отпарировала Келд.
- Не будем играть в жмурки, дорогая Келд. - Старый пруссак вставил монокль в глаз и потянулся за сигарой. - Ставка больше, чем жизнь. Я не думаю ни о себе, ни о своих подчиненных, важнее всего - великая Германия. Вы добровольно взялись помогать нам и согласились передать мою шифровку… известному вам человеку в Стокгольме.
- Я бы выполнила ваше задание…
- Вы, кажется, шутите, - прервал ее генерал. - Мне доложили что вы… сотрудничаете с Мюллером. Это правда?
Келд колебалась недолго:
- Да, это правда.
Фон Болдт вздохнул и продолжал:
- Я не хотел верить в это даже тогда, когда получил донесение. Я не спрашиваю, почему вы так поступили, но требую ясных и честных объяснений. Свободу не обещаю, однако… дам вам шанс выжить. Прошу только честно ответить: что вы сообщили Мюллеру?
- Ничего, - ответила Ингрид.
- Лжете, - спокойным голосом произнес генерал. - Где шифровка?
- В моей квартире.
- Конкретно?
- Господин генерал, - Ингрид посмотрела ему в глаза, - я возвращу вам шифровку, если вы отпустите меня на свободу. Клянусь я не говорила о ней Мюллеру ни слова.
Ингрид хотела рассказать генералу о своих душевных переживаниях, но была уверена, что он этого не поймет. Что может знать прусский генерал о настоящей любви? Она жила лишь памятью о любимом, думала только о нем. "Мы имеем право ненавидеть", - сказал ей однажды Хейн. А когда он погиб, то она стала повторять другие слова: "Мы имеем право мстить". Месть сделалась смыслом ее жизни. Она предъявила счет убийцам своего возлюбленного… Не чувствовала ни угрызений совести, ни жалости, когда предавала очередную жертву Мюллеру. "Смерть Хейна Кейтла, - утверждал гауптштурмфюрер, - будет им дорого стоить. - И добавлял: - Понимаю и ценю вашу ненависть, госпожа Келд. Я тоже их ненавижу".
Почувствовав на себе пристальный взгляд генерала, Келд добавила:
- Я работаю с Мюллером только против убийц Хейна.
Генерал молчал. Его неподвижное лицо на миг прояснилось.
- Если бы я мог в это поверить! Красивая и увлекательная история. Но лживая, дорогая Келд. Честность и преданность доказываются иначе.
- Я думала, господин генерал, - тихо прошептала девушка, - что вы, начальник Хейна, поверите мне. - Хотя теперь Ингрид было все равно, поверит ли ей этот старый пруссак или нет. Ей не хотелось возвращаться в Стокгольм. Она боялась одиночества. Когда-то Ингрид просила Мюллера, чтобы он поручил ей более серьезное задание. Готова была даже отправиться в Варшаву, которую никогда не видела. Хотела побывать в городе, где погиб Хейн, увидеть людей, которые, может быть, и не стреляли в него, но радовались тому, что погиб еще один немец. "Я любила Хейна, он был дорог мне. Его убили, предали. Поэтому его врагов предаю и я", - неоднократно повторяла Ингрид. "Ничего ты не смыслишь в этой войне, - сказал ей однажды Хейн. - Ты только глупенькая шведка".
- Я доверяю сотрудникам гестапо, - внезапно проговорил генерал. Потом он спокойно произнес слова, от которых она пришла в ужас. - Доверяю женщине, - сказал генерал, - сотрудничающей с Мюллером, несмотря на то, что тот уничтожил близкого ей человека…
Ингрид показалось, что ее пробудили ото сна и вернули в жестокую действительность - обнаженную и лишенную всякого смысла.
- Что вы сказали?! - в ужасе вскрикнула Ингрид. - Хейна убили поляки!
Генерал был безжалостен.
- Это официальная версия, дорогая Ингрид, - ответил он. - У меня нет оснований скрывать от вас правду. Обер-лейтенант Кейтл оказался предателем. Он был связан с польским подпольем. Мюллер сам расстрелял его. Я предлагал предать его полевому суду, но у Мюллера свой метод расправы, и на войне он вполне уместен. Родственники Кейтла, и в особенности его отец, не очень-то огорчились, а вам… Я думал, Мюллер все рассказал вам…
Ингрид молчала. Она не могла плакать. Ей казалось, что она вновь слышит голос Хейна: "Ты только глупенькая шведка". Потом девушка подумала о тех людях, которых выдала гестапо. Вспомнила лицо убитого на вокзале связного, вспомнила, как Мюллер сказал: "Удалось". Мюллер любил лично расправляться с жертвами.
- Еще раз спрашиваю, - настаивал генерал, - где моя шифровка?
У Ингрид не было сил произнести хоть слово. Она никак не могла понять, что еще нужно от нее этому старому генералу. Вспомнила о его шифровке на имя резидента американской разведки Кирстховена. Посмотрела на старика с ненавистью.
- Не хотите говорить! - крикнул генерал, теряя самообладание. - Тогда, может быть, скажете, кто такой обер-лейтенант Клос? Почему он так интересуется вами?
Клос? Ей казалось, что вечер, проведенный с Клосом в ресторане "Золотой дракон", уже давно в прошлом.
- Клос не хотел, чтобы вы выехали ранним поездом в Стокгольм. Почему? Вы меня слышите?
- Слышу, - тихо ответила Келд. - Клос хотел… - Она подумала, что Мюллер, наверное уже разыскивает ее. И что еще один человек, которого она должна встретить на вокзале, находится в смертельной опасности. - Прошу вас, господин генерал, отпустите меня.
- Сначала вы расскажете все и ответите на вопрос: где шифровка? Подумайте, даю вам время до утра.
Подвал, в который ее снова доставили, был душным и сырым. Высоко над жестким топчаном виднелось наглухо закрытое, забранное железной сеткой небольшое окно. На каменный пол солдат поставил стакан чая и тарелку с хлебом, маргарином и джемом. Морить ее голодом, очевидно, не собирались.
- Не буду есть, - с раздражением сказала Ингрид.
Солдат, молодой парень в каске и с автоматом через плечо, посмотрел на нее с удивлением и нескрываемым интересом… Кажется, он видел ее на сцене. Но он никогда не имел дела с такими женщинами, как она, с женщинами недоступного ему мира.
- Прошу вас, фрейлейн, - мягко проговорил он. Потом бросил на топчан плащ: - Ночью холодно. - И вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
В дверях было небольшое отверстие, через которое она видела темный коридорчик и сидящего на стуле у стены солдата. В доме было тихо. Ингрид металась по небольшому помещению между дверью и топчаном, считала шаги, стараясь ни о чем не думать, не чувствовать, не надеяться, и все же не теряла надежды. Стремилась выбраться из этой паутины. Ее снова охватила жажда мести, а потом… Она знала, что будет потом, но не чувствовала страха…
Через некоторое время Ингрид уже имела план; немного жаль было солдатика, который бросил ей на топчан свой плащ, но другого выхода не было, и она решилась…
Расстегнув блузку, она начала громко стучать в дверь и кричать.
Щелкнул замок. На пороге появился солдат с автоматом через плечо:
- Что случилось, фрейлейн?
- Мне душно! - крикнула она. - Нечем дышать. Прошу, откройте окно. Я сама не могу, высоко.
Солдат в смущении посмотрел на ее расстегнутую блузку, поднял глаза на наглухо закрытое окно, поставил автомат у стенки, встал на топчан и потянулся к защелке. Все произошло так, как она задумала. Солдат, с трудом открыв форточку, начал осторожно спускаться вниз, и в этот момент Келд схватила автомат и сильно ударила его прикладом по голове. Караульный сполз с топчана на пол. Глаза его были открыты, на лице застыло удивленное выражение.
Девушка быстро выбежала в коридор. Лестница вела в какое-то темное помещение. Ингрид нащупала двери, осторожно открыла их и оказалась в кухне. В окно была видна луна, висевшая над садом. В доме царила тишина. Келд была свободна. Через минуту она выскочит в окно, преодолеет металлическую ограду, окружающую виллу, окажется в неизвестном ей районе Берлина. До центра города она доберется пешком.
7
Вто время как Ингрид Келд разговаривала с генералом фон Болдтом, Клос шел длинным, ярко освещенным коридором здания абвера. Он оказался в первом секретариате. Капитан, сидевший за письменным столом, посмотрел на Клоса и поднял телефонную трубку. Доложил, подождал ответа и проговорил:
- Проходите!
Этот ритуал повторялся еще дважды. У каждой двери с автоматом наперевес стоял унтер-офицер, вытянувшийся, безразличный, словно каменная статуя.
Клос когда-то был у адмирала. Он знал этот ритуал, который теперь казался ему больше смешным, чем грозным. "Метод недоступности и страха", - подумал он, ожидая в последнем секретариате. За письменном столом там сидел уже не капитан, а подполковник.
Еще перед входом в здание абвера на автостоянке Ганс увидел Шульца и сразу понял, что генерал фон Болдт оказался быстрее его и, похоже, уже принял какие-то меры.
- Старик хотел тебя видеть, - сказал Шульц. - И чем быстрее, тем лучше.