- В городе найдутся люди беднее меня; спасибо вам за вашу доброту, господин.
Адельгейда - ибо так звали дочь барона де Вилладинга, - слегка зарозовевшись, подошла поближе к служителю.
- У нашего стола никому не тесно, - сказала она, опуская в руку чиновника золотую монету. - Вот, возьмите для своих детей. - И добавила еле слышно, почти шепотом: - Пусть самый младший из вашей семьи, кто умеет молиться, попросит у Господа за несчастную больную и старика, который боится потерять последнее дитя.
- Благослови тебя Господь, юная госпожа! - сказал растроганный до слез чиновник, которому нечасто приходилось наблюдать подобную силу духа, соединенную с кротостью и набожностью. - Все наше семейство, от молодых до старых, будет неустанно за тебя молиться!
Щеки Адельгейды вновь побледнели, и она тихо проследовала за отцом, неспешно идущим к барку. Эта умилительная сцена смягчила суровость четверых стражей, выстроившихся у ворот. Вдобавок, они не посмели досаждать расспросами такому крупному аристократу, как Мельхиор де Вилладинг. Красота и знатность в сочетании с простодушием и милосердием, которые только что выказала юная девушка, потрясли грубые чувства неаполитанца и его товарищей. Без единого слова они пропустили всех лакеев, и на какое-то время бдительность их была ослаблена. Два или три путешественника свободно проскользнули мимо них, пользуясь счастливым поворотом судьбы.
Следующим к чиновнику подошел молодой воин, кого барон де Вилладинг называл Сигизмундом. Бумаги его были в порядке, и потому никаких заминок не последовало. Однако строгий кордон из четверых засомневался, согласится ли юноша подвергнуться дополнительной проверке, ибо вид у него был довольно недружелюбный. Уважение к силе - или, возможно, менее похвальное чувство - побудило проверяющих воздержаться от расспросов; и только пилигрим, самый дотошный из стражей, осмелился сделать замечание, когда воин успел уже отойти на несколько шагов.
- Эти длань и меч способны укоротить жизнь христианина! - нагло воскликнул бесстыжий торговец церковными злоупотреблениями. - Отчего вы не спросили, кто он такой и чем занимается?
- Вот сам и спросил бы, - ввернул насмешливый Пиппо. - Предаваться скорби - это по твоей части. Я, например, предпочитаю вертеться вокруг оси по своей воле, а не после хорошего тычка; взгляни, какой огромный кулак у этого юного великана!
Бедный студент и бюргер из Берна, очевидно, разделяли мнение неаполитанца, ибо продолжения дискуссии не последовало. Тем временем к воротам уже подошел новый путешественник. В облике его не было ничего, что способно было бы обострить бдительность суеверного трио. Мирный, кроткий на вид, средних лет мужчина спокойно и просто протянул паспорт верному стражу города. Полицейский, изучив документ, бросил быстрый вопрошающий взгляд на его владельца и поспешно вернул паспорт, словно желая поскорее отделаться от путешественника.
- Бумаги в порядке, - сказал он. - Можешь проходить.
- Ну-ка, ну-ка! - воскликнул неаполитанец, для которого буффонада была родной стихией. - Ну-ка, ну-ка! Взгляните на сего кровожадного, свирепого странника! Не это ли наконец Бальтазар?
Как и ожидал выступавший, публика вознаградила его смехом; приободрившись, наглый шут продолжал:
- Тебе, друг, известны наши обязанности; покажи-ка нам свои руки! Не обагрены ли они кровью?
Путешественник остановился в замешательстве; это был человек, склонный к уединенной, мирной жизни; и только дорожное приключение могло свести его лицом к лицу с жестоким фигляром. Однако он простодушно протянул руки вверх ладонями, что повергло всех стражей в бурное веселье.
- Это ничего не значит: щелок, зола и слезы жертв способны смыть кровь даже с пальцев Бальтазара. Мы проверим, не запятнана ли твоя душа, парень, прежде чем позволить тебе присоединиться к добропорядочной компании.
- Отчего вы не остановили вон того юного воина? - спросил странник, и глаза его загорелись гневом, ибо даже кротость пытается противостоять грубому, незаслуженному насилию; оскорбленный людьми черствыми и беспринципными, он весь дрожал от возмущения. - Его вы не осмелились расспрашивать!
- Во имя святого Дженнаро! Это все равно что остановить текущую лаву. Попробовал бы сам его расспросить! Этот юный воин - честный крушитель черепов, и мне будет лестно путешествовать в одной с ним компании; не сомневаюсь, около дюжины святых ежечасно приносят за него свои молитвы. Тот же, кого мы ищем, отринут всеми: добрыми и злыми, небесами и землей; и даже в жарком обиталище, куда его со временем поместят, он пребудет отверженным.
- Палач - вершитель закона.
- Что такое закон, дружище? Но иди себе свободно: с твоей стороны нашим головам не грозит опасность. Иди - и молись неустанно, чтобы Господь избавил тебя от секиры Бальтазара.
В лице странника что-то дрогнуло, как если бы он хотел ответить неаполитанцу; но, передумав, он прошел вперед и тут же исчез в толпе пассажиров на палубе. Следующим был монах из монастыря Святого Бернарда. Служитель давно знал и монаха-августинца, и его пса и потому не стал задавать вопросов о роде занятий и цели путешествия.
- Мы спасаем жизнь людям, а не отнимаем ее, - сказал монах, переходя от охранника порядка по должности к тем, в чьем праве на проверку отъезжающих можно было усомниться. - Мы живем среди снегов, где христиане умирают, утешенные Церковью.
- Честь и слава тебе и твоим трудам, святой августинец! - сказал неаполитанский жонглер, который, хоть и был нагл и дерзок, все же испытывал бессознательное уважение к тем, кто отрекается от себя ради блага ближних, - чувство, присущее всякому, даже самому развратному человеку. - Проходи вместе со своим псом; наши добрые пожелания вам обоим!
Перед воротами уже никого не осталось; и несколько наиболее предубежденных путешественников, наскоро посовещавшись, пришли к естественному выводу, что гнусный палач, испугавшись их протестующих выступлений, потихоньку ускользнул, и пассажиры, таким образом, счастливо избавились от его присутствия. Желанную весть встретили радостными восклицаниями, и все поспешили на барк, ибо Батист громко и настойчиво заявил, что, поскольку причина задержки устранена, откладывать отплытие нельзя ни на минуту.
- О чем вы только думаете, люди! - с хорошо разыгранным возмущением заявил Батист. - Разве леманские ветра похожи на одетых в ливреи лакеев, чтобы, послушно вашим прихотям, дуть, когда бы вы ни пожелали, то с запада, то с востока ради удобства путешествия! Берите пример с благородного Мельхиора де Вилладинга, который, давно уже заняв свое место на палубе, молится, как вы видите, всем святым, чтобы этот свежий западный ветер не прекратил дуть, в наказание за нашу беспечность.
- Вон там еще идут путешественники, торопятся попасть на барк! - вмешался коварный итальянец. - Поскорей отдавай швартовы, капитан Батист, а не то мы тут надолго застрянем.
Капитан тут же поспешил к шлюзу - разузнать, что может принести ему этот новый поворот событий.
Двое путешественников в пропыленном дорожном платье, сопровождаемые слугой и носильщиком, который пошатывался под тяжестью груза, спешили к воротам, как будто чувствовали, что из-за малейшего промедления могут остаться на берегу. Главным из них, по всей видимости, был немолодой путешественник, которому спутники подчинялись не из-за боязни физического воздействия, но из уважения. Через одну руку у путешественника был перекинут плащ, а в другой он нес рапиру, необходимую принадлежность аристократического сословия в те времена.
- Вы опаздываете на последний барк, отплывающий к пределам Аббатства виноградарей, синьоры, - заявил женевец, сразу же распознавший, из какой страны прибыли путешественники. - Судя по вашей спешке, вы намереваетесь попасть на празднество.
- Да, именно таково наше намерение, - признался старший из путешественников. - И, как ты верно заметил, мы действительно опаздываем. Внезапные сборы и дурные дороги явились тому причиной, но, к счастью, мы успели добраться сюда до отплытия; взгляни же скорей на наши бумаги и дай пройти.
Полицейский с надлежащей тщательностью с обеих сторон изучил документ, который, по-видимому, не был в полном порядке, ибо на лице служителя отобразилось сожаление.
- Синьор, ваш документ годен для Савойии Ниццы, но в нем отсутствует подпись женевских властей.