Теперь введем читателя во дворец кардинала Юлиана де Санта Северина, покровителя короны Испании. Помещение это не было велико, но входивший в него сразу понимал, что попал к знатоку и художнику. Комнаты не были велики, но были, зато весьма уютно и роскошно убраны. Драгоценные художественные вещи, бронзовые статуи Бенвенуто Челлини, мраморные изделия резца знаменитого Донателло, картины великих мастеров Перуджино и Рафаэля Санти украшали стены комнат. В кардинале Санта Северина можно было признать одного из тех покровителей искусства, которые во времена, более благоприятные для авторитета церкви, помогали становлению великих художников и сотворяли им славу и почет в мире. Кардинал этот родился в бедном семействе и дошел до своего высокого положения благодаря лишь личным своим качествам и достоинствам. Все свои доходы он щедро раздавал на помощь искусству, и даже слишком щедро, так как входил в долги. Часто папа, который его очень любил, помогал ему, но эти вспомоществования делались все реже и реже, так как даже его терпение и казна истощались. Теперь будем продолжать рассказ.
Кардинал возвратился в один прекрасный день в свой дворец весьма раздраженным. Его старый лакей, прибежавший помочь ему переменить одежду, испугался, увидя его в таком дурном расположении духа.
- Монсеньор, - вскричал он, - что случилось?
- Ах, Сильвестр, я просто не знаю, в каком мире я нахожусь! - воскликнул кардинал, опускаясь на мягкий диван.
- Что же случилось? - повторил слуга.
- Вообрази себе, что мне пришла сегодня глупая мысль спросить в долг две тысячи скуди у моего коллеги Медичи, самого богатого из кардиналов, который мог бы купить весь Рим, вместе с папой…
- И он отказал вам? - воскликнул лакей удивленно. - Это кажется невероятным, потому что этот господин очень щедр!
- Ты послушай, как он со мной обошелся. "Две тысячи скуди? - сказал он мне. - Хорошо, монсеньор, я могу дать вам двадцать тысяч красивой флорентийской золотой монетой, но взамен этого я хочу…"
Сильвестр слушал с озабоченным лицом, потому что знал, чем кончится речь кардинала.
- И этот негодяй, - продолжал Санта Северина, - знаешь, что спросил у меня? Моего греческого Фавна, самую восхитительную вещь родинианской школы, может быть, работу самого Аполлония!
Надо сказать, что у кардинала Санта Северина были собраны лучшие образцы искусства, и завистники, пользуясь его нуждой, давали ему громадные деньги, лишь бы заполучить ту или другую драгоценную вещицу.
Сильвестр осмелился возразить своему хозяину.
- Но, монсеньор, - сказал он робко, - ведь у нас много есть Фавнов из мрамора, и я полагаю, что того, которого вам привез капитан мальтийского судна, можно было бы уступить монсеньору Медичи, если он будет согласен…
Но он не мог окончить, потому что раздраженный кардинал вскочил с дивана и закричал:
- Замолчи, несчастный! Ты разве не знаешь, что всякая вещица, которая у меня здесь, дороже мне моей жизни! Об этом ты не смей рассуждать. Скажи мне лучше, где ты был?
- Монсеньор, я был у еврея также…
- Ну, что же? - спросил нетерпеливо кардинал.
- Он отказывается принять вашу двойную подпись, потому, он говорит, что город наполнен вашими подписями.
- Черт с ним! Скажи, ты был у эконома аббатства? - спросил кардинал.
- Он больше не имеет ни гроша, монсеньор, я уже несколько раз спрашивал у него… а теперь у нас все заложено.
"Прибегнуть к Пию невозможно, - раздумывал кардинал, - он резко отказал мне в последний раз, назвав меня плохим кардиналом и расточителем, а все-таки после моей смерти все мои богатства останутся Ватикану".
- Могу я вам напомнить, монсеньор, что у нас в доме давно уже нет ни гроша?
- Ах, Сильвестр, подожди до конца месяца; я получу тогда деньги из Испании и щедро тебя награжу.
- Но, монсеньор, мы находимся в крайности; кучер уже два месяца содержит лошадей за свой счет.
- Пускай он продаст их и возьмет деньги себе; я буду ходить пешком: я еще молод и здоров. Ведь и у Иисуса Христа не было кареты.
Сильвестр грустно вздохнул. Кардинал махнул ему, и он удалился, ворча, но вскоре снова появился на пороге комнаты.
- Монсеньор, - сказал он, - там монах Еузебио из Каталонии желает говорить с вами по очень важному делу.
- Пусть войдет, - сказал кардинал, бывший, не в пример другим, очень любезен с низшими подчиненными.
Вошел отец Еузебио из Каталонии. В нем сразу можно было узнать испанца. Он был высокого роста, с угловатыми формами костлявого лица; испанский монах приблизился с почти церемониальным уважением, но поклонился, не теряя все-таки своего достоинства.
- Может ли монсеньор кардинал спокойно меня выслушать? - спросил он.
Этот вопрос не понравился монсеньору, так как он доказывал, что на его лице можно было заметить внутреннее беспокойство.
- Говорите, брат мой, - сказал он, стараясь улыбнуться, - но скорее, потому что если это очень длинно, то отложим на другой раз…
- О! Я весьма скоро объясню, - сказал монах. - Не угодно ли, монсеньор, взглянуть на это?
И монах вынул из кармана длинный футляр и положил его перед кардиналом. Кардинал открыл его, и крик изумления и радости раздался по комнате. Действительно, вещь, бывшая в футляре, достойна была восхищения. Это было распятие, сделанное из слоновой кости, потемневшее и пожелтевшее от времени. Вся душа художника, казалось, была вложена в это произведение. Лицо Спасителя было преисполнено страданий и казалось живым. В этой вещи искусство достигло высших пределов. Каждая жилка была выполнена чрезвычайно тщательно и искусно.
- Восхитительно! - произнес кардинал. - И откуда это распятие, преподобный отец?
- Из церкви Святой Марии, из Пилар в Сарагосе, - отвечал отец Еузебио.
- Испанская работа… и понятно: только испанцы, видевшие страдания при инквизициях, могли так точно передать их. Какая строгость формы! Тот, кто изваял это распятие, мог бы смело занять место возле божественного Микеланджело!
- Эта вещь принадлежит резцу бедного монаха, - сказал отец Еузебио. - Наш брат, который и не воображал, что сотворил такую вещь. И не думали мы, что это творение будет служить нам главным пособием и единственной надеждой нашей общины.
- Главным пособием? - воскликнул кардинал. - Разве вы собираетесь продать эту вещь?
- Да, я имею такое поручение от начальников монастыря, как видно из этого письма отца приора с приложением печати ордена.
- И за какую же цену вам было поручено продать это? - спросил кардинал, едва взглядывая на вручаемое письмо.
- Если бы у меня было время, - сказал горько монах, - я мог бы обойти Европу и продать эту святую вещь за ту цену, которую она стоит, и этим поправить финансы общины… Но мы крайне нуждаемся, и если я могу тотчас получить за нее деньги, то я уступлю ее за… пятьсот скуди.
- Пятьсот скуди! Но она стоит в десять раз больше! - воскликнул кардинал, не в состоянии умерить свой восторг.
- Оценка вещи такой авторитетной личностью, как монсеньор, неоспорима… Но, тем не менее, пятьсот скуди пожалуйте, кардинал, и распятие ваше.
Кардинал молчал; крупные капли пота текли по его лицу… Он уже успел вообразить, что вся его коллекция без этого сокровища ничего не стоит. Но пятьсот скуди!.. В то время, когда лакей пришел сообщить ему, что даже булочник больше не доверяет!..
- Преподобный отец, - сказал кардинал с усилием, - я, конечно, сделал бы эту покупку, но… по некоторым обстоятельствам… я немного нахожусь в затруднительном положении относительно денег… Если моя подпись…
При этом лицо кардинала сразу вспыхнуло, что не ускользнуло от монаха.
- Я готов принять ее, - спокойно сказал испанец. - Прошу только указать банкира, который управляет делами монсеньора. Я рад, что наше распятие попадет в достойные руки.
Санта Северина молчал. Очевидно, сильная борьба происходила у него на душе. Наконец, как ни сильна была мания его к искусству, честность взяла верх.
- Возьмите ваше распятие… брат… - сказал он прерывающимся голосом, - я не в состоянии купить его.
Лицо отца Еузебио изобразило полнейшее удивление.
- Как? Даже тогда, когда я довольствуюсь вашей подписью?
- Благодарю вас за доверие, преподобный отец, но я, как честный человек, обязан предупредить вас, что подпись моя ничего не стоит.
- Итак, это оказалась правдой, - сказал монах, - что я слышал от многих. Знаменитый кардинал Санта Северина, слава религии и искусства, - разорен!
Кардинал гордо встал.
- Разорен или нет, - сказал он высокомерно, - я ни у кого не прошу помощи и никому не позволю вмешиваться в мои дела.
- Никому?.. Даже человеку, который хочет спасти вас?
И отец Еузебио пристально поглядел в глаза покровителя короны Испании.
- Спасти? - проговорил ошеломленный кардинал. - Разве это может быть, когда даже мой хороший приятель, кардинал…
- Кардинал де Медичи, хотите вы сказать, монсеньор, - проговорил спокойно монах, не обращая внимания на крайнее удивление Северина. - Да, он не отказался прийти к вам на помощь, но поставил невозможное условие, которое ваша оскорбленная гордость оттолкнула…
- Преподобный отец, откуда вы это все знаете?
- Я уже вам сказал, монсеньор, что явился к вам как спаситель. Ведь мне интересно знать всю подноготную человека, которого я хочу спасти. И я хорошо все исследовал и открыл причину, доведшую вас до такого положения, хотя и честного, но весьма грустного для такой личности, как вы, который должен иметь силу и богатство Льва X, так же как имеете благородство и просвещенный вкус.