Уже на обратном пути, когда шестеро охотников несли по очереди на палках тела убитых лабсов, и тушка детёныша кочевала с одних плеч на другие, Ллой всё же поинтересовался у Мбира, что нёс рядом с ним в это время добычу, почему юбуры рода не ходят вместе с гурами на охоту. Ведь это именно они могли бы сейчас нести ношу. Палка давила на плечо старому охотнику, и тело его слегка изогнулось от напряжения – Ллой это видел, шагая позади него. Гур ответил, не поворачивая головы:
– Ты ещё молод, и многого не успел испытать. Моя Ула тебе родит когда-нибудь обри, и ты узнаешь, что такое быть одером. Ты будешь ценить жизнь своего потомства больше, чем свою собственную. Сегодня ты каким-то чудом завалил самца лабса. Тебе помогла Мара – это я знаю точно. Но могло всё случиться и по-другому. Если б на пути зверя случайно оказался неопытный юбур – что бы произошло? – Ллой промолчал. – Ты сам знаешь. А этот юбур чей-то обри. Был у охотника обри – и нет его. То-то и оно. Охота – дело опасное, и заниматься ею должны только подготовленные к ней гуры. Ты же знаешь наших юбуров Тату, Оккуна и Диша? Коч – одер для Тату, Эйк – для Оккуна, а Диш – обри Агра.
Ллой кивнул, хотя Мбир не мог видеть его жеста. Он знал этих молодых апшелоков. По его представлениям об охотниках они были ещё слишком малы. Несуразные, худые и долговязые – каково им будет противостоять зверю? но они пережили нужное количество хавоев, и, видимо, их время пришло.
– Так вот, – продолжил Мбир, – скоро эти юбуры будут проходить чугу – такие испытания. Все гуры прошли через них, кроме тебя. Но ты противостоял маунту, а это говорит о твоей силе и смелости лучше любых чугу. Мара не смогла когда-то давно спасти нашего с Сеей обри – будущего охотника, а может, не захотела, и он уединился в застенном мире. Сейчас у нас только Ула, да вот ещё теперь ты – её бакар. Но мне как одеру дороги жизни обри других гуров. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них стал жертвой зверя на охоте. Тебе трудно понять меня, пока ты, Ллой, сам не одер. Но твоё время придёт, и всё тебе станет ясно.
Гуабонг нахмурился, соображая. Он всё никак не мог понять, что же за чувства испытывают апшелоки друг к другу, не мог понять причины их привязанности к некоторым из своих. Его взгляд упёрся в потную спину Мбира, нёсшего впереди него тяжёлую ношу. Спина одера Улы была мускулистой, хотя уже некая дряблость начала проявляться, выдавая возраст охотника. Только сейчас Ллой заметил маленькую точку цвета крови у него под лопаткой. Точно такую же точку он видел у Коча, тот всё пытался её почесать. И у Холдона была похожая. У Мбира точка точно такая же и в том же самом месте. Это показалось гуабонгу странным. Возможно, и у остальных апшелоков были такие же, только Ллой не обращал на них внимания.
– Послушай, Мбир, почему у всех апшелоков какая-то маленькая ранка на спине? Не могли же вы все уколоться колючкой в одном и том же месте. Вот и у тебя она есть. Этим вы тоже отличаетесь от нас, гуабонгов?
Старый гур попытался обернуться, но ноша на плече ему помешала.
– Это метка Мары, – ответил он нехотя вполголоса. – Ты видел, как звери метят свою территорию?
– Конечно, видел.
– Вот так и наша праматерь пометила своих обри, только не всех. Ты меня понимаешь?
– Пусть меня порвёт у-рык, если я что-то понял!
– Помечены только гуры, которым пришло время. Твоё время тоже придёт.
– Что это ещё за время? Когда оно настанет? – Ллой дёрнулся в возбуждении и тряхнул ношу с тушей.
– Эй, гуабонг, ты зачем прыгаешь? – крикнул из-за его спины кто-то из гуров, нёсших вместе с ним тяжёлого лабса.
– Закрой рот, Ллой, – почти прошептал Мбир, но услышать его было можно. – Я же тебе сказал, что твоё время ещё не пришло. Будь терпелив, ты ведь теперь апшелок, как и мы. Постарайся забыть, что когда-то был гуабонгом. Я всё сказал.
Ллой нёс свою ношу молча, он больше не задавал вопросов Мбиру, но не сводил глаз с загадочной точки на его спине и всю дорогу пытался понять то, что от него услышал. Но так и не смог.
В пастои охотников радостно приветствовали вары и юбуры. Последние обступили тушу самца лабса, и каждый норовил потрогать его острые клыки. Когда Холдон объявил роду, что сильного зверя завалил Ллой, вары начали радостно выкрикивать приветствия в его адрес, а Ула повисла у него на шее, прижавшись своими полными молодости грудями к его волосатому телу. Ллою было хорошо в эти минуты, он был счастлив, если правильно будет сказать так о гуабонге. И высоколобая Ула испытывала в эти минуты почти те же чувства оттого, что её бакар не кто иной, как этот сильный Ллой, которого приветствует весь род.
После сытного ужина к хлои Мбира и Сеи, где рядом с ними на подстилке предавались взаимным ласкам молодые, подошёл Дейб с горящей палкой в руке. Старики дремали, а гуабонг с Улой не обращали на него никакого внимания. Создатель застенного мира потоптался на месте, не решаясь вмешаться в интимную обстановку, и уже собрался отойти к аяку, где он сидел до того кое с кем из гуров, как на него всё же обратила внимание Ула, которая наконец-то открыла затуманенные негой глаза. Она прошептала с трудом:
– Тебе чего, Дейб?
Возбуждённый Ллой продолжал сжимать в объятьях тело своей вары и, казалось, не слышал её голоса, но это было не так. Даже в пылу страсти животные инстинкты не затуманивали полностью сознание гуабонга, и какая-то часть его продолжала контролировать окружающую обстановку. Чужое имя, сказанное устами вары, которой он собирался овладеть, его насторожило. Ллой отпустил Улу и откинулся в сторону. Он бросил взгляд снизу вверх на того, кто его потревожил в самый неподходящий момент. Чёрные глаза гуабонга сверкали то ли от продолжавшегося в нём возбуждения, то ли от ярости, что ему не дали завершить того, что он начал. Лохматые брови, нависшие над глазами, сошлись к переносице, а кожа на покатом вспотевшем лбу сморщилась. Дейб невольно отступил назад.
– Я только хотел показать тебе, Ллой, тебя самого в застенном мире. Я подойду в другой раз, – творец живой стены виновато повёл плечами и уже хотел удалиться, как подала голос Ула.
– Ты перенёс моего бакара в застенный мир?! – С молодой вары сошла нега, и она оживилась. – Вставай, Ллой, пойдём, посмотрим на стену! – Поднимаясь с подстилки, Ула потянула за собой гуабонга. Тот нехотя, ещё с признаками раздражения, всё же поднялся. Он бросал злые взгляды на Дейба и всем свои видом показывал, что этот гур потревожил его не вовремя. Однако, проследовав за Дейбом в дальний конец пастои и оказавшись перед живой стеной, Ллой уже не жалел, что его кто-то отвлёк от любовных утех. Перед ним в свете огня опять открылся чудесный мир, только немного видоизменённый – к картине, которую гуабонг прекрасно помнил, прибавились новые персонажи.
– Узнаёшь? – дав время на созерцание своего детища, спросил Дейб.
К сюжету охоты апшелоков на различную дичь добавилось ещё кое-что. Хотя двуногое тело было нарисовано весьма стилизованно, как и возвышающаяся над ним огромная туша зверя, Ллой тут же узнал в звере маунта, а фигурка под ним сказала ему, что она, эта фигурка, – он сам и есть. Изображение казалось реальным, только уменьшенным в размерах. Оно притягивало и завораживало. Гуабонгу невольно захотелось оказаться в том загадочном мире рядом с самим собой, и он уже двинулся вперёд, чтобы пройти сквозь каменную стену, как голос Улы его остановил.
– Это Ллой! – выкрикнула вара и от радости начала прыгать на месте. – Он победил маунта, который хотел проникнуть в нашу пастою и убить многих из нас! Ллой, ты там маленький и не двигаешься, но ты живой!
Я сам это вижу, – прошептал гуабонг, находящийся под сильнейшим впечатлением от картины. Ему раньше иногда доводилось разглядывать своё отражение в воде, когда он хотел напиться, он понимал тогда, что видит своё лицо, но оно, это отражение, его как-то мало интересовало. Но сейчас, увидев самого себя на стене, что отделяла этот мир от другого, застенного, где все события оказывались в прошлом, он был очарован. Ллой не мог уже воспринимать обстановку вокруг себя, она для него исчезла. Существовала в эти минуты только одна действительность – та, что замерла за невидимой гранью между ним самим и тем чудесным миром, что сотворил гур по имени Дейб. Ллой не чувствовал, как Ула трясла его за руку, как толкал его в плечо творец этого чуда, он словно окаменел – его мышцы напряглись, а глаза остекленели. В таком состоянии гуабонг находился довольно долго, и стоящим около него гуру с варой ничего не оставалось, как ждать, пока это состояние пройдёт. Дейбу льстило, что его творение произвело на гуабонга такое впечатление, это была оценка его творчества, и он отказался от дальнейших попыток привести того в чувства. Ула тоже не проявляла больше своего восхищения, она стояла молча и любовалась картиной вместе с её автором. Из молчаливого созерцания всех троих вывел подошедший Холдон.
– Ты, Ллой, как живой. Мне кажется, что сейчас ты повернёшься к нам лицом. Может, стоит подождать, и ты это сделаешь?
– Он не повернётся, – пояснил Дейб. – Я уже много раз раньше, когда изображал наших гуров на стене, сам ожидал, что кто-то из них начнёт двигаться. Но этого не произошло. Ллой тоже не повернётся, и все звери не двинутся с места.
– Пусть так, – сказал, как отрезал, вождь. – Нам неведом застенный мир, но его создала Мара рукой Дейба таким, каким захотела, и мы должны просто верить в него и любоваться. Наши уединившиеся предки общаются с нами оттуда, и этого достаточно. И всё же, Ллой, на стене ты, как живой, – не удержался добавить Холдон.
– Я ещё изображу его сегодняшнюю победу над лабсом, – подтвердил свое решение Дейб. – Предки продолжают мне напоминать об этом. Жаль, я не видел, как Ллой убил зверя, могу это только себе представить, но пока у меня это не получается.