Откуда же налетело на меня тогда неодолимое влечение, мучительная лихорадка, пламенное желание - пожертвовать всем своим существом? И почему был я готов, ради мгновенного наслаждения сжать в своих объятиях это неверное видение, совершить вещи, о которых я не смел даже подумать, ибо при одной мысли о них меня охватывала безумная дрожь…
Вот номер 53, последний. 54-м будет Моранж. 55-м буду я. Через полгода или, может быть, через восемь месяцев,не все ли равно, впрочем, когда, - меня водрузят в этой нише, и я буду там стоять призраком без очей, с мертвой душой, с туго набитым, как у чучела, телом…
Вскоре мое странное состояние достигло своих крайних пределов: меня охватила экзальтация, делающая человека доступным для самоанализа… Что за ребячество! Обнаружить свои чувства перед чернокожей маникюршей! Моранж… Моранж возбудил во мне ревность! Но почему я не ревновал, в таком случае, ко всем тем, которые будут с нею потом и заполнят один за другим черный круг всех этих пока еще пустых ниш?.. Моранж, я знал, находился в ту минуту с Антинеей, и при мысли о том, что он наслаждался, душа моя наполнялась горькой и великой радостью. "Но наступит вечер, - думал я, - когда, через три или четыре месяца, в этот зал войдут бальзамировщики. Ниша номер 54 примет в свое лоно предназначенную ей добычу. После того, белый туарег подойдет ко мне. Я вздрогну от несказанного восторга. Он коснется моей руки. И придет мой черед - войти в вечность через забрызганную кровью дверь любви".
Когда я, очнувшись от своих размышлений, добрался до библиотеки, наступившая ночь уже сливала в одно темное пятно тени находившихся там людей.
Я увидел Ле-Межа, пастора, гетмана, Агиду, двух белых туарегов и еще несколько человек, с оживлением что-то обсуждавших.
Удивленный и даже немного встревоженный тем, что все эти люди, столь мало симпатизировавшие обыкновенно друг другу, вдруг оказались вместе, я подошел поближе.
Произошло событие - невиданное, неслыханное, - и оно-то привело в смятение всех обитателей горы.
Разведчики обнаружили на западе, в Адрар-Ахете, двух испанских путешественников, ехавших со стороны Рио де Оро.
Сегейр-бен-Шейх, получив это сведение, уже готовился выступить им навстречу.
И вдруг, только что ему передали приказание ничего не предпринимать.
Сомневаться больше не приходилось.
В первый раз Антинея полюбила.
XV. ПЕЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ ТАНИТ-ЗЕРГИ
- Рр-рау, рр-рау…
С трудом стряхнул я с себя полусон, в который мне удалось, наконец, погрузиться, медленно полуоткрыл глаза - и вдруг быстро откинулся назад.
- Рр-рау…
В двух футах от моего лица я увидел желтую, покрытую темными точками, морду Царя Хирама. Гепард присутствовал при моем пробуждении, не проявляя, впрочем, к этому зрелищу большого интереса, так как он немилосердно зевал; его темно-красная пасть, в которой сверкали чудесные белые клыки, лениво раскрывалась и замыкалась.
В ту же минуту я услышал громкий смех.
Хохотала маленькая Танит-Зерга. Она сидела на корточках на подушке дивана, служившего мне ложем, и с любопытством наблюдала за моей очной ставкой со зверем.
- Царю Хираму было скучно, - сочла она необходимым дать мне объяснение, - и я привела его сюда.
- Очень хорошо, - сердито пробормотал я. - Но скажи, пожалуйста, разве нет другого места, где он мог бы рассеять свою тоску?
- Он теперь одинок, - сказала крохотная женщина."Они" его прогнали, потому что, прыгая и играя, он производил шум.
Эти слова напомнили мне о событиях вчерашнего дня.
- Если ты желаешь, я его уведу, - предложила Танит-Зерга.
- Нет, оставь его.
Я с симпатией взглянул на гепарда. Нас сближало общее несчастье.
Я даже погладил его по выпуклому лбу. Царь Хирам выразил свое удовольствие, потягиваясь во всю длину своего могучего тела и выпуская свои огромные янтарные когти.
Циновка, лежавшая на полу, испытывала в ту минуту невыносимые страдания.
- Гале тоже тут, - заметила миниатюрная смуглянка.
- Гале? Это еще кто?
В то же мгновенье я заметил на коленях у Танит-Зерги какое-то странное животное, величиною с большую кошку, 155 с плоскими ушами и продолговатой мордой. Его серая бледная шерсть казалась грубой и шероховатой.
Зверь смотрел на меня своими маленькими забавными глазами, отливавшими розоватым светом.
- Это мой мангуст, - пояснила Танит-Зерга.
- Скажите, пожалуйста, - заметил я раздраженным тоном. - И это все?
У меня был, вероятно, такой сердитый и, вместе с тем, смешной вид, что Танит-Зерга начала хохотать. Засмеялся и я.
- Гале - мой друг, - сказала она, становясь снова серьезной. - Я спасла ему жизнь. Он был тогда совсем маленьким. Я когда-нибудь расскажу тебе об этом. Посмотри, какой он славный.
С этими словами она положила мангуста ко мне на колени.
- С твоей стороны очень мило, Танит-Зерга, что ты пришла меня навестить, - медленно произнес я, проводя рукой по спине зверька. - Который теперь час?
- Десятый. Видишь - солнце уже высоко. Дай-ка я опущу штору.
В комнате стало темно. Глаза Гале сделались еще розовее, а у Царя Хирама они стали зелеными.
- Это очень мило с твоей стороны, - повторил я, упорно преследуя одну мысль. - Ты, я вижу, сегодня свободна. Еще ни разу ты не приходила ко мне так рано.
По челу маленькой женщины скользнула легкая тень.
- Да, я, действительно, свободна, - ответила она почти жестким тоном.
Я посмотрел на Танит-Заргу более внимательным взглядом. Впервые я заметил, что она была красива. Ее распущенные -по плечам волосы были скорее волнистыми, чем курчавыми. Ее черты отличались замечательной правильностью: прямой нос, маленький рот с тонкими губами, капризный подбородок. Цвет ее лица имел темный, но не черный оттенок. Гибкое и тонкое тело ее совершенно не напоминало те отвратительные куски жирного мяса, в которые превращаются обыкновенно живущие в довольстве туземные женщины.
Широкий медный обруч охватывал ее лоб и волосы тяжелой повязкой. На руках и ногах у нее блестели четыре, еще более широкие, браслета. Весь ее туалет заключался в тунике из светло-коричневого шелка, с глубоким вырезом и желтым суташем. Она казалась живой фигурой из бронзы и золота.
- Ты из племени сонраев, Танит-Зерга? - тихо спросил я.
Она ответила, не без грубоватой гордости: - Да, я из племени сонраев.
"Странное существо", - подумал я.
Мне стало ясно, что был пункт, на который Танит-Зерга не позволит направить наш разговор Я вспомнил ее почти страдальческий вид, с каким она сказала, что "они" прогнали Царя Хирама, напирая с особенной силой на это слово.
- Да, я из племени сонраев, - повторила она. - Я родилась в Гао, на Нигере, в древней столице моего народа. Мои предки царствовали в великом Мандингском государстве. Если я здесь рабыня, то не следует меня за это презирать.
В комнату врывались солнечные лучи, при свете которых Гале, сидя на своих задних лапках, чистил передними свои блестящие усы, а Царь Хирам, развалившись на цыновке, крепко спал, испуская от поры до времени жалобное ворчание.
- Ему снится сон, - произнесла Танит-Зерга, приложив палец к губам.
- Сны видят только ягуары, - заметил я.
- И гепарды тоже, - серьезно возразила она, совершенно не поняв соли моей шутки.
Наступило минутное молчание. Потом она сказала: - Ты, должно быть, голоден. Мне почему-то кажется, что тебе не особенно приятно есть вместе с другими.
Я ничего не ответил.
- Надо поесть, - продолжала она. - Если ты позволишь, я принесу для тебя и для себя. Я захвачу также обед для Гале и Царя Хирама. Когда на сердце горе, не следует оставаться одному.
И маленькая золотисто-бронзовая фея убежала, не дожидаясь моего согласия.
Постепенно у меня завязались прочные отношения с Танит-Зергой. Каждое утро она приходила в мою комнату, неизменно приводя с собою обоих зверей. Об Антинее она упоминала редко, да и то косвенным образом. Вопрос, который она постоянно видела на моих губах, казался ей невыносимым, и я чувствовал, что она избегала касаться того, о чем я сам не осмеливался с нею заговаривать.
А чтобы успешнее избегать щекотливых тем, она, как маленький неугомонный попугай, болтала и болтала без конца.
Когда я захворал, эта сестра милосердия из коричневого шелка и бронзы окружила меня уходом, какого, вероятно, не знал ни один больной. Оба четвероногих хищника, большой и малый, сидели с обеих сторон моего ложа, и я видел сквозь занавес бреда их полные печали и тайны глаза, устремленные на мое лицо.
Своим поющим голосом Танит-Зерга рассказывала мне чудесные истории, поведав в том числе, и ту, которая была, по ее мнению, самой интересной, - свою биографию.
Только позднее я как-то сразу понял, до какой степени эта маленькая дикарка вошла в мою жизнь… Где бы ты ни находилась в настоящую минуту, дорогая, славная девушка, с какого бы умиротворенного берега ты ни наблюдала мою трагедию, взгляни на твоего друга и прости ему, если он не сразу обратил на тебя то внимание, которого ты так заслуживала.
- От моих детских лет, - говорила Танит-Зерга, - я сохранила воспоминание о юном и розовом солнце, которое вставало, среди утренних испарений, над большой рекой, катившей свои широкие, спокойные волны, над рекой, "где много воды", над Нигером. Это было… Но ты меня не слушаешь…
- Я слушаю тебя, крошка… клянусь тебе!
- Правда? Тебе со мною не скучно? Ты хочешь, чтобы я рассказывала?
- Да, Танит-Зерга, рассказывай.