ГЛАВА V.
Под сараем у Азейки стоял совсем почти новый возок.
Сейчас, когда Айзека беседовал с Молчановым, из этого возка несся храп.
Кто-то там спал.
Возок был деревянный, обит изнутри стегаными ватными полостями, а снаружи - войлоком и сверху войлока - кожей.
Когда возок несколько дней тому назад впервые появился на дворе у Азейки и вокруг него стояли пятеро странного вида людей, вооруженных саблями и мушкетами. Айзека и на возок, и на окружавших его людей глядел почти с ненавистью, махал руками и кричал:
- Кого вы опять еще ограбили? Ведь мне теперь - вот что!
И, растопырив рогулькой два пальца, указательный и приставлял их к горлу и, выпучив глаза, старался представить из себя удавленника.
Люди, стоявшие вокруг возка, поглаживали его кожаную обивку, похлопывали по ней и говорили, стараясь успокоить Азейку:
- Який ты дурный!.. Вин як хата…
- Як печь.
- Такий теплый.
- Кабы я був пан… Эге!..
Они говорили негромко и все разом. И никто из них при этом не глядел прямо в глаза Азейке. Они, очевидно, сознавали, что поступили с ним не совсем хорошо, притащив к нему возок.
Одеты они были в дорогие шубы на хорошем сукне и бархате. Только эти шубы уж перестали быть шубами, полы у них были обрезаны почти до колен очень неровно, и тоже неровно, кое-как простеганы через край белыми нитками.
Айзека понимал, для чего это сделано: в длинной шубе не так удобно сидеть на лошади, чем в короткой. Для того они и обкорнали. Вор народ… И вор, и совсем безжалостный притом народ.
Он чувствовал в себе почти слезы, глядя на эти шубы… У него никогда, ни при каких обстоятельствах не поднялась бы рука так испортить дорогую вещь. Это он уж хорошо знал… Лучше бы он померз лишний день.
Из-под шубы краснели широкие шаровары, заправленные в легкие сапоги со шпорами… Вот этих сапог, небось, не сменяли на валенки! А почему? Опять-таки потому, что вор-народ. Поди-ка, всунь валеный сапог в стремя!
Айзека понимал их насквозь, этих людей, с одного взгляда. Мало разве было ему хлопот с ними, когда в Тушине сидел их царик… Правда, от них был и доход. Но доход - доходом, а он их так хорошо узнал… в цариково время.
И теперь, как только он увидел этот возок и их в этих изуродованных шубах, он все сообразил сразу…
Еще неизвестно, кого они ограбили…
Может, какого-нибудь очень чиновного человека. Мало ли кого?..
Ему от одной этой мысли стало жутко, и он даже закрыл глаза на минутку, потому что в глаза полезли вдруг самые ближние к цареву двору бояре.
Потом он открыл глаза и сказал:
- Ну, что-ж вам за него надо?
Он решил, что нужно поскорее со всем этим покончить.
Они собрались было что-то отвечать, но он крикнул:
- Погодите!
И стал осматривать возок, открыл дверцу, заглянул внутрь, опять закрыл дверцу и быстро перебежал вокруг возка на другую сторону.
- А это что? - крикнул он, тыча перед собою пальцем. Сейчас же он отступил от возка на шаг и, взметнув руками, хлопнул ладонями по коленям и немного согнул колени, глядя округлившимися глазами туда, куда указывал перед тем пальцем, и держа ладони крепко прижатыми к коленям.
Находившаяся перед ним стенка возка была вся в дырах.
Они заговорили опять все разом и опять негромко и невнятно, так что нельзя было разобрать, про что они толкуют. А потом один из них кашлянул в руку и сказал басом:
- Это можно заткнуть… Мало ли чем это можно заткнуть. У тебя есть пакля?
- Нет, ты мне скажи, что это?
Айзека налетел на него как ястреб или, вернее, как копчик, ибо если кто из них двоих походил на хищную птицу крупной породы, так уж не Айзека, а этот запорожец, человек очень высокого роста, с горбатым носом и черными острыми глазами.
Однако он отступил перед Азейкой и стал чесать в затылке, отчего его шапка съехала немного на лоб.
Он сказал Азейке, глядя на него исподлобья:
- Отчепись!
Айзека опять перебежал на ту сторону, где в возке-была дверка, распахнул дверку и просунулся внутрь возка почти наполовину туловища.
- Если есть кровь, все равно не возьму! - крикнул он. оттуда.
- Крови нет, - сказал запорожец.
И другие запорожцы тоже заговорили вокруг возка:
- Нету, нету.
- Мы уж лазали…
Айзека после тщательного осмотра стенок, пола и сиденья в возке запер дверцу, прислонился к ней спиной и сказал:
- Вижу, что нету. Как же это так?
- А так.
Айзека сдвинул брови, и глаза его забегали по запорожцам, теперь столпившимся перед ним кучкой, Он впивался острым взглядом то в того, то в другого.
- Ведь это пули? - сказал он.
- Ну, пули.
- Значит, стреляли?
Запорожцы утвердительно замотали головами по-видимому, собирались ответить что-то, но Айзека поторопился с новым вопросом:
- Побили?
- Кого?
- Как кого? Что-ж он пустой. что-ль. Был?
И, видя, что запорожцы не совсем ясно понимают, про что он говорит, или притворяются непонимающими, чтобы по своей привычке тянуть разговор как можно дольше, Айзека крикнул в пояснение:
- Я про возок. Порожний он был, что ли?
- Известно, порожний, - ответил один запорожец.
Азейкины глаза бегали по-прежнему, остро впиваясь в усатые обветренные лица запорожцев.
- Порожний? - обратился он к другому запорожцу, стоявшему позади того, с которым он только-что объяснился.
- Эге, - ответил тот.
- А для чего вы стреляли?
- Да кто-ж его знал, что он порожний?
- А шубы?
- Шубы в нем и были.
- Одне шубы?
- Одне шубы.
- Известно одне.
- Ну, а кучер?
- Кучер утек.
- Утек?
- Эге, взял и утек.
- Ну, ладно, - сказал Айзека, ладно, когда так…
И стал тереть нос двумя пальцами, соображая, что с него запросят запорожцы.
Они запросили немного: всего только половину барана и ведро водки.
ГЛАВА VI.
С тушинским цариком, когда он бежал в Калугу, ушло не все его войско. Тушино после его бегства совершенно опустело.
Но в подмосковных лесах по-прежнему не было ни прохода, ни проезда от разных "лихих людей". По ночам в лесных чащах загорались костры, и около костров сидели эти лихие люди, пили водку и жарили на углях разную живность.
Они не хотели никому служить: ни Владиславу, ни королю польскому, ни тушинскому царику. За цариком они пришли сюда совсем не для службы… И когда царик утвердился в Тушине, они, как истинные лесные волки, разбрелись по подмосковью, разнюхивая, нельзя ли где чем поживиться.
В самом Тушине остались цариковы полки, - настоящие полки с полковниками, воеводами, знаменами и пушками и был тут кое-какой порядок. А все "лихие люди" ушли из полков, собрались в шайки и стали чинить всякое воровство: нападали на проезжих, грабили помещичьи усадьбы, угоняли у мужиков скот, растаскивали на прокорм коням ометы сена…
Были среди них и северские казаки, были и поляки, были и запорожцы.
В Тушино они наезжали только для того, чтобы сбывать награбленное.
Они считали для себя унизительным торговаться и брали, что дают.
И, получив деньги, никогда не прятали их в карман, а зажав в кулаке, сейчас же отправлялись к Азейке.
Были, правда, между ними и порядочные скопидомы, зашивавшие деньги в кожаные широкие пояса и любившие побеседовать между собою о хозяйственных делах, о том, например, как построить ветряную мельницу или маслобойку.
Но таких было немного, а из запорожцев Айзека ни одного такого не знал.
Когда царик сбежал и в Москве стало польское войско с гетманом Жолкевским, вышел от боярской думы и от Жолкевского указ считать всех "остатных" тушинских людей ворами и изменниками и все равно кто бы они ни были: поляки ли, казаки ли северские, или черноморские запорожцы.
Из Москвы посылались отряды стрельцов и драгунов Жолкевского ловить по лесам этих "остатных" тушинцев.
Но ничего нельзя было поделать… Остатные тушинцы, живя в подмосковных лесных трущобах, к тому времени совсем "оволчились" и в лесу чувствовали себя так же хорошо, как в родной хате.
Польские драгуны и московские стрельцы думали, что они охотятся за тушинцами, а на деле выходило наоборот.
Все эти дела были хорошо известны Азейке.
Бывало едут драгуны лесной дорогой или идут стрельцы, подвязав лыжи… Идут и зорко смотрят. Пусто в лесу, куда ни глянь.
Пусто и тихо.
И уж день подходит к концу, солнце садится, - далеко зашли.
Остановятся на ночь в какой-нибудь брошенной жителями деревушке или где-нибудь в затишьи в лесном овраге разведут костры…
И вдруг среди ночи со всех сторон выстрелы и крики…
Пока шли стрельцы или шли драгуны по лесу, и тушинцы тоже перебегали вместе с ними небольшими кучками по ту и другую стороны дороги, - совсем по-волчьи, западая в низинах, прячась за пригорками и не подходя ближе, чем на версту.
Солнце на покой, в лесу темнее - и тушинцы тоже поближе к дороге. Именно как волки. От дерева - к дереву, от куста- к кусту.
А стемнело совсем, огни, и вот они, окружили.
- Бей!..
Сам Айзека никогда не присутствовал при этих схватках "остатных" тушинцев с драгунами и стрельцами.
Но в овине у него уж давно прятались семеро запорожцев. Тоже как волки, едва стемнеет, они пробирались в овин один по-одному.
От них Айзека и знал, как управляются они с драгунами и стрельцами.
Айзека был бы и рад от них отделаться, донести на них, что-ль, шепнуть на-ухо кому-нибудь из бывших у него московских дворян и бояр.