- Восхитительная погода, - продолжает, гримасничая, гость. - Честное слово! На улице почти свежо. Кстати, в двух шагах отсюда я встретил самую красивую девушку во всей Германии, она со всех ног бежала к реке, надо полагать, она торопилась выкупаться, не так ли? Если бы я был в этом уверен, то я сейчас же подцепил бы по пути ее сумасбродную душонку. Но вы как раз в это время начали думать обо мне. И мне было некогда заняться ею. Когда дело коснется до вас, доктор, то я плюю на все другое. Я не забываю, что приложил коготь к нашему договору.
От тяжелого вздоха поднялась грудь Фауста. Другого ответа не было.
- Вы в меланхолии? О чем вы задумались? В вашем распоряжении еще тысяча лет. Разумеется, это не так уж много. Итак, милостивый государь, наслаждайтесь остатком ваших дней. "Жизнью пользуйся живущий". Вы всегда свежи и румяны, костюм ваш всегда восхитителен. Поверьте моим словам, в тот знаменитый вечер на балконе с Маргаритой у вас был не лучший вид. Ей-богу! Я совсем одурел. Отчаяние красотки, которую я чуть-чуть не подцепил сейчас, является вполне убедительным доказательством внимания, которым вы продолжаете пользоваться среди барышень. Впрочем, кто может в этом сомневаться! Достаточно взглянуть на вас!
Иоганн Фауст пристально смотрит на болтуна и шепчет, все шепчет одно слово:
- Слова…
- Короче, сударь мой, - говорит дьявол, - чего хотите вы?
- Я хочу, - медленно произносит доктор, - совсем не того, чего я хотел до сих пор. Когда я подписывал твой договор, я был не очень умен. В те времена я был стар, лыс, хил, придурковат, ноги у меня были согнуты, спина сгорблена. В моем, забитом всем этим вздором мозгу, - он указал рукой на кучу реторт, тиглей и пергаментов… - в моем иссохшем, нездоровом мозгу тлела только одна идея, скорее мания, мания - жить еще, жить как можно дольше, я отчаянно цеплялся за жизнь, которую должен был скоро покинуть. Вот почему я хотел стать молодым. Конечно, это было детское сумасбродство, я от него, без сомнения, исцелился бы, если бы мне тогда дать немного слабительного. Но, к сожалению, явился тогда ты. Мое мимолетное пожелание ты тогда раздул до таких размеров, о которых я и не помышлял. Ты сделал таким громадным бокал, из которого я хотел напиться, что я в нем потонул. Люди обыкновенно исчерпывают юность в продолжении десяти лет, а потом отдыхают от нее до самой смерти. Передо мною же прошли века, а я все еще юн и не могу отдохнуть от своей молодости.
- Итак, вы устали, - сказал дьявол. - Вы ищете покоя, и больше ничего. Почему же вы раньше не говорили об этом? Отлично, дорогой доктор; слишком многих прекрасных щечек коснулись ваши усы, со слишком многих балконов бывали спущены для вас лестницы! Приятно прочесть любовное письмецо, но все-таки все объяснения в любви слишком похожи друг на друга. Итак, я уразумел ваши новые вкусы. Сомнения нет, вы намерены постареть.
- Нет, - сказал Фауст.
- Как нет?! Ну что же, есть и другое лекарство. Старость вам не улыбается? Как вам угодно. Может быть, вы и правы. Я согласен, доктор, с вами; довольно несносно таскать гроб на спине, а ноги в рукавах куртки. По правде сказать, старики бездеятельны, а все-таки часто жалуются на неизменную усталость. Итак, долой старость! Но держу пари, в мгновение ока я переделаю вас так, что прекрасные девицы станут редкими гостями у вас; стоит только вам стать безобразным, как Терсит, или бедняком, как Иов. Итак, надеюсь, предложение мое приемлемо? Что выберете вы? Уродство или нищету?
- Ни то, ни другое, - сказал Фауст.
- Вот так штука! У вас замечательно покладистый характер! Но знаете, я начинаю думать, что моя фантазия истощается! Вам нужен отдых, и вместе с тем вы желаете сохранить в неприкосновенности и вашу молодость, и изящество, и философский камень, которым я когда-то скрепил наш договор! Всякий другой на моем месте решил бы, что выхода из этого положения найти "нельзя". Но это слово мои филологи вычеркнули из моих словарей. У нас остается самое верное средство; несомненно, оно придется вам по вкусу. Не правда ли, ведь договор подписан только нами обоими. Я обещал вам тринадцать веков юности. Это слишком много, говорите вы. Ну что ж, вычеркнем соответствующий параграф и отправимся ко мне, не медля далее. Ну как?
- Нет, - закричал, побледнев, Фауст.
- Опять нет! Но пусть будет все согласно вашей воле. Поступайте как вам угодно, но уж меня увольте! Что вам ни предложи, все не по вас. Будьте довольны своей судьбой и не заставляйте же меня ломать голову. Ну, а теперь - до свиданья! Всего лишь через тысячу лет…
- Останьтесь, - сказал доктор. - Пергамент, на котором написан договор, не так уж прочен. В один прекрасный день я могу его разорвать и… - он понизил голос, - и принести покаяние. Да, я знаю, что прошу чуда. Но ведь именно чудес и просят верующие, у Того… у Другого! Да, маэстро, за отсутствием Его, я обращаюсь к тебе. Я хочу жить так, чтобы не делалось тошно, есть так, чтобы не уменьшался аппетит, наконец, жить без скуки, без отвращения, без усталости. Я хочу остаться молодым и никогда не пресыщаться моей молодостью. Вот моя мольба! И со всею страстью без ненависти, без злопамятства приношу я ее к твоим ногам.
- Вот так фунтец! - закричал дьявол. - Вы сошли с ума от гордости, уважаемый маэстро! Ведь в этом-то и есть высшая тайна. Вы думаете, что меня стоит немного попросить и перед вами откроются все тайны. Если бы вы стали тем, чем хотите быть, то в чем бы сохранилось мое превосходство перед вами? Клянусь моим царством, вам не постичь этой тайны. Ищите ее сами по себе или спрашивайте у других, если эти другие существуют.
Доктор молча вынул из наполненной водой вазы фосфорную палочку и начертил ею на стеклянной пластинке таинственную пентаграмму, засветившуюся в темноте. Дьявол внезапно отпрянул от нее. Оба собеседника молчали. Пентаграмма гасла на стекле. И дьявол решился заговорить тихим шепотом:
- Вы много знаете, многоуважаемый! Пусть так! Вас не проведешь! Из нас двоих вы господин. На целых тысячу лет. Приказывайте. Я не знаю интересующей вас тайны. Где вам угодно ее искать?
Фауст с повелительным видом разостлал на полу мантию.
- Мне угодно, - сказал он, - посетить тех, кто тебе не подвластен.
- Отлично… - вздохнул дьявол. - Дорогу я знаю.
Оба уселись на мантию и унеслись в пространство.
- Что же это за люди, которым удалось свергнуть твое иго?
- Почем я знаю, - ответил угрюмо дьявол. - Это таинственные мужчины и женщины, они рассеяны по всему свету. Это учение, обладающее теми ритуалами, которых я не выношу. Опасные заклинатели - они умеют начертать на стенах огненные слова. Я избегаю общения с ними.
- Это маги, - сказал доктор. - Я их знаю. От них-то я и узнал знак, принудивший тебя к повиновению. Но нет ли других людей?
- Да, - ответил дьявол. - Есть еще и другие странные люди, сновидцы, живущие в мечтах, к ним у меня нет доступа. Они презирают землю и смеются надо мной. Больше о них я ничего не знаю.
- Может быть у них, - прошептал доктор, - найду я тайну, которой ты не знаешь, и обрету покой, которого я так жажду.
Над ними, над усталой землей сгущался густой покров ночи. Дремали города, огражденные от внешнего мира своими стенами, в городах были потушены огни, а на пустынных равнинах вздрагивают высокие тополя, которых пролетая касался дьявол.
Там дальше, за голыми горами, ограничивающими землю, заселенную людьми, тянулась страшная равнина, черная от запекшейся крови и белая от старых костей. Мантия путешественников дрожала, как от бури, а дьявол улыбался.
Горизонт осветился красным огнем, вздымающимся к небу причудливыми языками. Вокруг них суетились тощие люди. Приблизившись, Фауст увидел около костра неистово и дико хохочущих женщин. Некоторые из них сидели верхом на помеле из обожженного терна, другие, словно ночные совы, переносились с места на место, размахивая горящими головнями, - еще некоторые похотливо склонились к копытам козла.
- Это итальянки, - объяснил дьявол. - Когда французские ведьмы отправляются на шабаш, они не едут верхом на помеле. С них довольно и самой грубой магии. Впрочем, все они в моих руках, и я владычествую над ними при помощи зависти, гордости, гнева и в особенности любви к роскоши.
Эти женщины продолжали увеселяться, образовывая непристойные группы. Фауст с отвращением видел, что они были стары, вялы, шатались.
Там и сям пролетали искры. Дьявол коснулся одной из них, и она упала на землю в виде прекрасного обнаженного юноши. В мгновение ока две ведьмы жадно устремились к нему и с ожесточением начали из-за него драться. Участники шабаша со смехом и плясками окружили их, и в середине их круга летали брызги крови и клочья волос, вырванных окровавленными ногтями и яростно скрежещущими зубами.
- Все мои, - провозгласил дьявол.
Его горделивый окрик прорезал мрак зловещей ночи, они понеслись дальше на своей мантии.
- Дорога разветвляется… - сказал дьявол, немного погодя. - По этому пути мы попадем в город всеведущих астрологов и магов.
- Их знания меня не интересуют. Едва ли я найду у них средства обуздать тебя и подавить.
- А той дорогой мы попадем к феям и стригам; они не обладают ни знаниями, ни магией, они умеют только отдаваться власти грез.
- Может быть, здесь, - сказал Фауст, - удастся мне освободиться от этой скверной грезы, которую называют жизнью.
Они отправились по второй дороге. Шабаш остался далеко позади. Луна мирно и мягко лила свой свет на землю, где не было никаких резких угловатых очертаний; все здесь было преисполнено округлых мечтательных линий и контуров. Воздух был прозрачным, как если бы они летели средь горных вершин, и ночь была, как несказанно мягкий бессолнечный день.