Седо снова сел на шкуру. Вино покачивает измождённое тело самоеда. Глаза то открываются, то закрываются. Он пытается думать, как выкрутиться зиму без долгов. Пороха и свинца мало. Не хватит на зимнюю охоту. У соседей занять? Сами бедствуют, не знают, как торг пройдёт. Сотников долги удержит – тоже останутся ни с чем. Плохо думается. Вино отвлекает. Он открывает глаза и просит у приказчика табаку.
– Вот последняя папуша – и я тебе больше ничего не должен! – бросает в лицо горькие слова Иванов и даёт щепотку табака на трубку. – Закуривай – и давай отсюда! Не держи очередь, а то купец увидит и за сокуй вытащит тебя на снег. Если хочешь взять в долг, проси у Сотникова, – советует приказчик.
Александр Киприянович сидит в небольшом тёплом чуме у горящей печи и пьёт чай со старостой Затундринского общества Фёдором Петровичем Дураковым. Курят трубки, прихлёбывают и ведут говорку. Сотников знает, зачем заглянул в его чум Дураков. Не чаю попить, а спросить, почему без патента вином торгует. Ждёт купец вопроса, а Дураков петляет вокруг да около, ищет удобного момента, чтобы в лоб спросить.
Потягивая трубку, староста медленно, без напора, как бы между прочим, говорит:
– Жалуются мои сородичи, Александр Киприянович, спаиваешь их, обираешь до нитки, да ещё и бьёшь, когда своё требуют.
– А ты скажи, Фёдор Петрович, кто жалуется? Они у меня с голоду подохнут!
– Не скажу – кто, но уже не один человек. Боятся они тебя! Просят, чтобы я их не называл. Дак вот, я тебя пока прошу – не торгуй в моей управе вином. Одни беды от него. И на цены волчий аппетит убавь. Все у тебя в долгах ходят. Закабалил каждую семью.
– Мой аппетит никому не вредит! Дорого, пусть не берут. Раньше жили без муки, без чая, без табака. Не вымерли. И сейчас не вымрут.
Откинулся полог чума, и втиснулся пьяный Седо.
– Хозяин, дай товар в долг. В тёмную пору верну шкурьём!
– Ну, видишь, Фёдор Петрович! Торг не прошёл, а он уже под хмелем! – обрадовался Сотников. – Я, что ли, поил?
– Где ты напился, Седо? – спросил Дураков.
– Не скажу! Песца сдал, лисицу сдал, росомаху сдал, бивни тоже. Много. Четыре куля сдал, а товару получил мало. Иванов долг удержал! – еле ворочал языком самоед.
– Выйди вон, лодырь! – закричал Сотников. – Жаловаться только можешь, а не охотиться!
Седо пал на колени и начал целовать купцу бокари. Тот оттолкнул ногой. Седо упал на спину, поднялся и снова встал на колени.
– Сейчас ноги целуешь, а через час будешь меня обзывать "Ландуром".
– Не буду! Даже шайтаном обзывать не буду! Поймаю песца – отдам долг.
– Не убив медведя, не продавай шкуры! – сказал купец.
Затем схватил за загривок Седо и выбросил на снег.
– Теперь ты сам увидел, Фёдор Петрович! И так через одного. Выпьют, потом приходят права качать. И за ножи хватаются, – злорадствовал Александр Киприянович. – Приходится кулаком усмирять.
– Это я вижу. Но зачем из чума выбросил на мороз? В тундре свои законы. Мил не мил тебе человек, а коль в чум зашёл, накорми и обогрей. А ты ему – по загривку!
– У него чум рядом. Дойдёт! Наглому дай волю, захочет и боле, – заиграл желваками Александр Киприянович. – А законы я сам устанавливаю.
– Ой, обираешь ты нашу тундру! Жестокость плодишь у самоедов. Задираешь их друг с другом. Одного жалуешь – другого нет. Зависть развиваешь. Так ненароком можно и пулю схлопотать!
– Не схлопочу! Девятый год торжища устраиваю, и никто на меня даже рукой не замахнулся! Многие молча получают расчёт и уходят. А такие, как Седо, нажрутся вина и лезут на рожон. Отсюда и драки, и смерти. Но это твои заботы, Фёдор Петрович! Ты отвечаешь за спокойствие в своей управе. Ты – власть. У тебя и бляха на груди! Вот и управляйся со своими сородичами. Приучай к порядку!
– Моё дело тебя предупредить, Александр Киприянович! А как староста, я должен запрет наложить на торговлю вином в моей управе. Не задирай людей. Поплатишься.
– Твои люди, когда я прихожу с аргишом в стойбище, перво-наперво про вино спрашивают. Не о муке, табаке, порохе. А о вине! Без него им и торг не нужен.
– У тебя, Александр Киприянович, губа – не дура! Твой приказчик с твоего же позволения сначала вином угощает, а потом принимает пушнину. С хмельными легче сторговаться. Поначалу вино их добрыми делает. Сговорчивыми. Вот и берёте по дешёвке пушнину, а товар отдаёте втридорога. Обсчитываете, как малых детей, и ты, и приказчик твой.
Александр Киприянович нервно заходил по чуму вокруг печи:
– Ты, хоть и староста, Фёдор Петрович, но несёшь самый что ни на есть вздор! Если я не приеду с обозом в твою тундру – вы же умрёте без меня. Неужели охотиться станете из лука, не имея ни пороха, ни свинца. Сети не завезу – останетесь без рыбы. Строганину есть перестанете, оцинжаете прежде времени – и каюк! Потому ты мне, Фёдор Петрович, – не указ! Хоть я и без бляхи, но хозяин всей тундры – я. Я – кормилец твоих людей. Понял? И больше с такими обвинениями не приходи!
Староста был не робкого десятка. Он держал в запасе довод, который заставил купца внутренне вздрогнуть, но виду не показать.
– Запомни, Александр Киприянович, если уйдёт донесение Туруханскому отдельному приставу, он быстро найдёт на тебя управу за торговлю непатентным вином.
– Ничего! Я и к отдельному приставу подход найду! Деньги все любят!
– На первый случай штраф наложат, а через суд и торговлю тебе запретят. Ты думаешь незаменимый? Нет, дорогой кормилец! На твоё место уже трое метят: один – из Енисейска, двое – из Туруханска. Крепкие кулаки, оборотистые. Все второй временной гильдии. А ты третьей козыряешь. Догуляешься, брат, по тундрам, народ тебя сам осудит! – урезонивал староста самоедской орды.
Купец вздрогнул. "Значит, уже копают под меня конкуренты. Хотят отобрать самоедскую тундру. Значит, не пристава надо бояться, а конкурентов. От них жди пули в спину, топора или пробоины в барже"…
– Спасибо, Фёдор Петрович! Умную мыслишку кинул! Хотя страшную, но умную! Вот им всем по такой фиге! – И он занёс над столом огромный кулачище. – Не пущу я их в тундру!
Он откуда-то из-за спины достал походную фляжку вина и налил Дуракову.
– Давай, Фёдор Петрович, вином помиримся! Нам с тобой делить нечего, кроме этого вина!
– Нет, Александр Киприянович, пить я не буду. Ты, я вижу, и отдельного пристава хочешь купить за деньги, а меня – за вино. Мне люди доверили себя, поскольку знают, ни за какие посулы я их не предам. Иудой не стану! – ответил староста.
– Ну что ж! На нет – и суда нет! – и купец выплеснул вино на печь. Раскаленное железо сразу превратило зелье в пар. Хмельной запах повис в чуме.
– Не хотел пить, дак хоть понюхай!
– И нюхать не хочу эту гадость. До сорока годов не пробовал и сейчас нюхать не стану, – Дураков поднялся на ноги. – В следующий раз приходи без вина, – рад буду встретить. С вином – гнать буду! Спасибо за чай!
И резко вышел.
У торгового чума стояли несколько нарт с кладью и очередь самоедов на мен. Пьяный Седо вертелся возле очереди, дыша на людей винным перегаром.
– Седо! Иди в чум, проспись! Сегодня больше вина не будет! – сказал староста и вошёл в торговый чум. Василий Никифорович вальяжно сидел за столом и играл на счётах костяшками.
Рядом жался Канюк, молодой крепкий самоед. Он смотрел, как считает деньги приказчик. Больше и больше косточек гонял он туда-сюда по прутику.
– Вот сколько стоит твоя пушнина! – сказал Василий Никифорович.
– Много! – обрадовался Канюк и заёрзал на шкуре. Он представил, сколько товаров возьмёт у купца.
– А теперь посчитаем твои долги, – пояснил Иванов. И начал сбрасывать. Сначала – по одной, потом по две, затем по три косточки за взятые в долг муку, бисер, чай. Он сверял с накладными, сгоняя косточки с Канюкового прутика. Увидел вошедшего старосту:
– Ты что-то хотел, Фёдор Петрович!
– Я держал говорку с Сотниковым и на продажу вина наложил запрет!
– А как же быть? Я хотел взять два ведра. Скоро праздник солнца. Хотели отметить маленько. – огорчился Канюк.
– Встречайте праздник, как раньше бывало. Чай, строганина, живое кольцо вокруг костра. Теперь думают, без вина и солнце не взойдёт. Лишь бы повод выпить, – ответил Дураков. – А затем пьяное веселье закончится стрельбой. Запрет есть запрет!
– Но ведь они досаждают этим вином! – вступился приказчик. – Идут в чум и денно и нощно. За горло берут, чтобы вина дал в долг.
– Теперь отправляй всех ко мне! – сказал Дураков. – Будешь с пьяными вести торг – пеняй на себя!
Он вышел из чума и сказал, стоящим в очереди:
– Не досаждайте купцу вином! Узнаю – судить будем на совете управы. Кроме штрафа и в острог можете угодить за нарушение запрета. Поняли? – строго спросил староста.
– Поняли! – нехотя ответили самоеды.
А не угомонившийся Седо сказал негромко:
– Уедет Дураков, тогда и нальёт купец вина.
Староста услышал шёпот пьяного охотника, повернулся.
– А ты, выпивала, не сбивай людей с толку! Будешь пить, из долгов не выберешься и детей потеряешь!
Он положил на нарту ружьё, куль с провизией и тронул каюра за плечо:
– Поехали в сторону Хантайки.
Упряжка, завихрив снегом, вскоре слилась с тундрой.