Без сомнения, отверстия сии самым тщательным образом расположили по верхнему периметру купола, и как только солнце вставало, оно освещало внешнюю сторону купола; там имелись вставки из плиток с арабскими письменами, которые вплетались в мозаику. Шахразада прочитала вслух слова на плитках, которые освещали солнечные лучи. По всей видимости, сегодня по мусульманскому летоисчислению был третий день месяца Джумад-ус-сани 670 года от Хиджры Пророка, или, по персидскому календарю, 199 год их эры. Узнав это, мы вместе с Шахразадой Мот, бормоча и подсчитывая на пальцах, перевели дату в христианское летоисчисление.
- Сегодня же двадцатое сентября! - воскликнул я. - Мой день рождения!
Шахразада поздравила меня и сказала:
- У нас принято дарить в день рождения подарки. А у христиан тоже есть такой обычай?
- Вообще-то, да.
- Ну тогда я сделаю тебе подарок сегодня ночью, если ты достаточно храбр и не побоишься получить его. Я подарю тебе ночь zina.
- Что такое zina? - спросил я, хотя и подозревал, что догадываюсь.
- Это недозволенная связь между мужчиной и женщиной. Это haram, что значит "запретное". Если ты надумаешь получить свой подарок, мне придется украдкой впустить тебя в свои покои, в anderun дворца, что тоже запрещено.
- Я буду храбрым и рискну! - воскликнул я искренне. И тут кое-что вспомнил. - Но… простите мне дерзкий вопрос, шахразада Мот, я слышал, что мусульманские женщины кое-чего лишены - они не испытывают восторга при zina. Мне говорили, что им якобы делают некое обрезание, хотя я и не могу представить себе каким образом.
- О да, tabzir, - беззаботно пояснила она, - это у нас проделывают почти со всеми женщинами еще в младенчестве. Но никак не с девочками царской крови или с кем-нибудь, кто в будущем может стать женой или наложницей шаха. И разумеется, мне этого тоже не делали.
- Я очень рад за вас, - сказал я совершенно искренне. - Но что же все-таки происходит с остальными несчастными женщинами? Что такое tabzir?
- Позволь мне показать тебе, - сказала она.
Я испугался, ожидая, что шахразада разденется прямо тут же, и сделал предостерегающий жест в направлении бдительной бабушки. Но Мот только хихикнула в ответ и шагнула к нише проповедника в стене мечети, спросив:
- Представляешь ли ты себе устройство женского тела? Тогда ты должен знать, что вот здесь, - она показала на верхушку арки, - прямо у самого михраба, у женщины есть мягкий, похожий на пуговку выступ. Он называется zambur.
- Ах, - сказал я, догадавшись наконец, что красавица имела в виду клитор. - В Венеции его называют lumaghétta. - Я старался говорить бесстрастно, как врач, но знал, что покраснел.
- Точное расположение zambur может слегка отличаться у разных женщин, - продолжала Мот; сама она оставалась при этом совершенно спокойной. - И размер его тоже может быть разным. Мой собственный zambur похвально большой, при возбуждении он увеличивается до размера первой фаланги моего мизинца.
Одна только мысль об этом заставила мой член возбудиться и увеличиться. Поскольку здесь находилась бабушка шахразады, я снова порадовался тому, что на мне были просторные одежды.
А Мот между тем весело продолжала:
- Поэтому я пользуюсь большим спросом среди других женщин anderun: мой zambur может служить им почти так же хорошо, как и мужской zab. Женские игры у нас называются halal, это значит разрешенные, незапретные.
Если до этого мое лицо было розовым, то теперь оно, должно быть, стало коричневато-малинового цвета. Уж не знаю, заметила ли сие Мот, однако это ее не остановило.
- У каждой женщины zambur - это самое чувствительное местечко, самая суть ее женского естества. Если он не возбудится, она останется невосприимчивой к любовным объятиям. Получая совсем мало наслаждения от сношения с мужчиной, она не будет стремиться к нему. В этом и заключается причина, по которой делают tabzir - обрезание, как ты его называешь. У взрослой женщины, пока она не возбудится, zambur скромно прикрыт губами ее михраба. Но в младенчестве у девочки он выступает между маленькими губками. И хаким может легко отрезать его простыми ножницами.
- Бог мой! - воскликнул я. От ужаса мое собственное возбуждение моментально прошло. - Разве можно творить такое?! Ведь женщину, по существу, превращают в евнуха.
- Очень похоже, - спокойно согласилась Мот, как будто ей все это вовсе не казалось таким уж страшным. - Девочка подрастает и становится женщиной, которая добродетельно холодна и избегает сношений с мужчинами, совершенно не стремясь к ним. Образцовая мусульманская жена.
- Образцовая?! Но какой супруг захочет иметь такую жену?
- Мусульманин, - просто сказала она. - Такая жена никогда ему не изменит, ибо не в состоянии представить сам акт zina или еще что-нибудь запретное. Она даже никогда не будет дразнить своего мужа, флиртуя с другим мужчиной. Если женщина правильно соблюдает pardah, она никогда даже не увидит другого мужчину - пока не даст жизнь мальчику. Понимаешь, tabzir никак не влияет на материнство. Обрезанная женщина может стать матерью, и в этом она превосходит евнуха, который не способен стать отцом.
- Даже если и так, все равно - какая страшная судьба.
- Эта судьба определена пророком (да пребудет с ним мир). Тем не менее я рада, что наши женщины лишены подобных неудобств, которые предписаны простому народу. Ну а теперь о твоем подарке ко дню рождения, молодой мирза Марко…
- Как жаль, что еще только утро, - сказал я, глядя на медленно перемещающиеся солнечные лучи. - Это будет самый долгий день рождения в моей жизни, в ожидании ночи zina с вами.
- О нет, не со мной!
- Что?
Мот хихикнула.
- Ну, не совсем со мной.
Сбитый с толку, я снова спросил:
- Что?
- Ты привел меня в смущение, Марко, спросив о tabzir, и поэтому я не объяснила, что за подарок приготовила для тебя. Прежде чем я начну свое объяснение, ты должен принять во внимание, что я еще девственница.
Я снова начал с обидой:
- Вы говорили совсем не как…
Но она прижала палец к моим губам.
- Это правда, мне не сделали tabzir, и я не холодна, и, возможно, меня не назовешь вполне девственной, поскольку я сама приглашаю тебя сделать нечто запретное. Правда также и то, что у меня самый очаровательный zambur и я очень люблю играть с ним, но только разрешенными способами, которые не нарушат мою девственность. Видишь ли, я всегда должна помнить о sangar. Эту девственную плеву нельзя нарушать до тех пор, пока я не выйду замуж за какого-нибудь шаха, иначе никто не возьмет меня в жены. Да и вообще в таком случае будет счастьем, если мне не отрубят голову за то, что я позволила какому-то мужчине лишить меня девственности. Нет, Марко, даже не мечтай заняться со мной zina.
- Я в смущении, шахразада Мот. Вы же ясно сказали, что тайком впустите меня в свои покои…
- Я так и сделаю. И останусь там, чтобы помочь тебе заниматься zina с моей сестрой.
- С вашей сестрой?
- Тише! Старая бабушка глуха, но иногда она может читать простые слова по губам. Теперь молчи и слушай. У моего отца множество жен, поэтому у меня есть много сестер. Одна из них очень любит zina, хотя и никогда не сможет получить ее достаточно. И именно zina с моей сестрой станет подарком к твоему дню рождения.
- Но если она тоже благородная шахразада, разве она не должна так же беречь девственность, как и…
- Я же сказала, молчи. Да, моя сестра так же благородна, как и я, но есть причина, по которой она уже больше не дорожит своей девственностью. Ты все узнаешь сегодня ночью. И до этого времени я больше ничего не скажу, а если ты будешь забрасывать меня вопросами, то вообще расторгну наше соглашение и ты останешься без подарка. А теперь, Марко, давай насладимся сегодняшним днем. Позволь мне приказать вознице покатать нас по городу.
Подъехавшая коляска оказалась в действительности изящной двуколкой, в которую была впряжена одна небольшая персидская лошадка. Возница помог мне поднять дряхлую бабку и усадить ее рядом с ним спереди, а мы с шахразадой уселись внутрь двуколки на сиденье. После того как повозка прокатилась по саду и выехала за дворцовые ворота в Багдад, Мот заметила, что сегодня еще не завтракала. Она открыла суконную сумку, достала из нее какие-то желтовато-зеленые фрукты и откусила от одного, предложив второй мне.
- Banyan, - назвала она его. - Разновидность фиги.
Я вздрогнул при упоминании о фигах и вежливо отказался, не став докучать шахразаде рассказом о несчастье, приключившемся со мной в Акре, и упоминанием о том отвращении, которое вызывали у меня фиги. Мот явно обиделась, когда я отказался, и я спросил девушку, в чем дело.
- Ты знаешь, - сказала она, наклонившись к моему уху, и зашептала так, чтобы не услышал возница, - что это запретный плод, которым первая женщина совратила первого мужчину?
Я прошептал в ответ:
- Я предпочитаю совращение без всяких плодов. И, кстати…
- Я же просила тебя пока не говорить об этом. Подожди до ночи.
Во время нашей утренней поездки я еще несколько раз пытался завести разговор на эту тему, но шахразада каждый раз игнорировала меня. Она вообще говорила лишь тогда, когда хотела привлечь мое внимание к тому или иному месту, и рассказала мне немало интересного.
Она, например, сказала: