Проведя бессонную ночь, я снова отправился на следующее утро прочесать церковь и ее окрестности. Должно быть, я выглядел как заблудшая душа в поисках утешения. Прекрасная незнакомка представлялась мне ангелом, спустившимся с небес лишь однажды; я так и не нашел ее. Наконец я в мрачном настроении отправился к портовым ребятишкам. Мальчишки приветственно отсалютовали мне, а Дорис окинула взглядом, полным презрения. В ответ я издал горький вздох. Убалдо проявил заботу и спросил, о чем я горюю. Я рассказал ему, что отдал свое сердце прекрасной даме, а затем потерял ее. Все ребята принялись смеяться надо мной, кроме Дорис, которая выглядела пораженной.
- Я смотрю, теперь у тебя на уме только largazze, - сказал Убалдо. - Ты что, собираешься стать петухом при каждой курице на свете?
- Она взрослая женщина, а не девчонка вроде Малгариты, - возразил я. - И слишком возвышена, чтобы даже думать о таких вещах…
- Как pota! - хором воскликнули несколько мальчишек.
- В любом случае, - произнес я, растягивая слова, - что касается pota, то все женщины одинаковы.
Я говорил как человек, умудренный опытом, - к этому времени я уже видел обнаженными двух женщин.
- Я ничего не знаю об этом, - задумчиво произнес один из мальчишек. - Но однажды я слышал от одного много повидавшего моряка, как распознать женщину, наиболее желанную в постели.
- Расскажи нам! Расскажи! - раздался хор голосов.
- Когда она стоит прямо, сомкнув ноги, то в маленький треугольник между ее "артишоком" и внутренней стороной бедер должен проникать свет.
- У твоей дамы есть треугольник? - спросил меня кто-то.
- Я видел ее лишь однажды, да и то в церкви! Неужели ты думаешь, что в церкви она была раздетой?
- Хм, а у Малгариты есть треугольник?
На этот раз вместе со мной хором ответили несколько мальчишек:
- Я и не подумал посмотреть.
Малгарита в ответ хихикнула, а затем еще раз, когда ее брат сказал:
- Ты бы все равно не увидел. Ее зад слишком отвисает сзади, а груди спереди.
- Давайте посмотрим у Дорис! - закричал кто-то. - Эй, Дорис! А ну-ка встань прямо, соединив вместе ноги, и подними юбку!
- Попросите лучше настоящую женщину! - глумилась Малгарита. - Она ведь даже еще не знает, то ли ей нести яйца, то ли давать молоко.
Я ожидал, что со стороны Дорис последует немедленный отпор, однако она лишь всхлипнула и убежала.
Весь этот спор, как я теперь понимаю, был весьма удивительным, а может даже, и поучительным, но тогда мое отношение было несколько иным. Я сказал:
- Если я увижу свою даму снова, то покажу ее вам, ребята! Может, вам удастся проследить за ней лучше, чем мне, и тогда вы скажете мне, где она живет.
- Нет уж, grazie! - резко ответил мне Убалдо. - Станешь приставать к знатным дамам, так мигом окажешься между столбами!
Даниэль щелкнул пальцами:
- Это напомнило мне кое о чем. Я слышал, что сегодня в полдень у столбов состоится бичевание. Какой-то несчастный ублюдок рискнул и проиграл. Пошли посмотрим.
Мы так и сделали. Бичевание было публичным наказанием, а столбы, о которых я уже упоминал, находились на берегу пьязетты Сан-Марко. Одна из колонн посвящена моему тезке святому, а другая - прежнему покровителю Венеции, святому Теодоро, которого у меня на родине зовут Тодаро. Все публичные наказания и казни злодеев проводились здесь, "между Марко и Тодаро", как мы говорили.
Главным действующим лицом в тот день был человек, нам, мальчишкам, хорошо известный; мы не знали только его имени. Его везде называли Ил Зудио, что значит "иудей" или "ростовщик", а обычно и то и другое. Он проживал в убогой еврейской лачуге (burgheto), рядом с такими же, как он сам, но тесная лавка, в которой Ил Зудио обменивал и ссуживал деньги под проценты, располагалась на Мерчерии. Там мы с мальчишками совершали большинство наших краж и часто видели его склонившимся над столом для подсчетов. Его волосы и борода, похожие на курчавые красные лишайники, стали седыми, на его длинном одеянии виднелась круглая желтая заплата, которая свидетельствовала, что он иудей, а красная шляпа означала принадлежность к западным иудеям.
В тот день в толпе находилось огромное число его соплеменников, большинство тоже в красных шляпах, но попадались и некоторые в желтых головных повязках, подчеркивающих их левантийское происхождение. Возможно, они бы и не пришли сюда по своей воле смотреть, как их соплеменника будут публично сечь и унижать, однако, согласно венецианским законам, присутствие всех взрослых мужчин-иудеев было в таких случаях обязательным. Разумеется, в большинстве своем толпа состояла вовсе не из евреев; горожане собрались просто из любопытства, необычно было и то, что среди зевак на сей раз оказалось необычайно много женщин.
Иудея обвиняли в обычном преступлении - в проявлении чрезмерно корыстного интереса к займам, - но сплетни приписывали ему более изощренные интриги. Широко распространился слух, что он, в отличие от любого христианского ростовщика, который имеет дело лишь с ювелирными украшениями, посудой и другими ценностями, брал в залог и давал деньги за письма, написанные хоть и на простой бумаге, но отличавшиеся неосторожным или компрометирующим содержанием. А поскольку множество венецианок нанимали писцов, чтобы те писали для них письма такого рода или же читали им послания, которые они сами получили, то, скорее всего, именно этим и объясняется то, что многие женщины хотели посмотреть на иудея и узнать, не осталось ли у него копий компрометирующей их корреспонденции. А может быть, они, как и все женщины, просто хотели посмотреть, как будут сечь мужчину.
Ростовщика сопровождали несколько стражников gastaldi, одетых в форму, а также положенный заключенному для утешения член Братства Справедливости. Сей монах был одет в длинное одеяние и скрывал свое лицо под опущенным капюшоном, в котором были вырезаны отверстия для глаз; он считал унизительным для себя утешать иудея. Представитель Quarantia стоял на том месте, где днем раньше стоял я, на украшенной четырьмя конями лоджии Сан-Марко, и сверху читал толпе звенящим голосом:
- Ввиду того, что обвиняемый Мордехай Картафило вел себя жестоко, посягая на мир и честь Республики, а также на добродетель ее граждан… он приговаривается к тринадцати ударам бича, после чего будет заключен в pozzo дворцовой тюрьмы, до тех пор пока представитель трибунала допросит злоумышленника относительно деталей его преступлений…
Иудей, которому задали традиционный вопрос, не имеет ли он жалоб на действия суда, в ответ лишь тяжело и безнадежно вздохнул.
Несчастный сначала сжимался, видя, как на его плечи опускался бич, но затем его поведение изменилось. Сперва он бормотал что-то, затем начал кричать, а под конец застонал. Я осмотрел толпу - христиане одобрительно кивали, а иудеи старательно отводили глаза. И вдруг мой взгляд упал на определенное лицо, задержался на нем, и я принялся пробираться сквозь толпу, чтобы оказаться поближе к наконец-то отыскавшейся потерянной незнакомке.
Позади меня раздался визг, и голос Убалдо произнес:
- Эй! Марко, ты что не слушаешь музыку sinagòga?
Но я даже не повернулся. На этот раз я не хотел рисковать, позволив женщине вновь ускользнуть. Сегодня незнакомка опять была без вуали, чтобы лучше видеть бичевание, и снова я пожирал глазами ее красу. Когда я подобрался к женщине поближе, то увидел, что она стоит рядом с высоким мужчиной в одеянии с капюшоном, почти полностью прикрывавшим его лицо. Оказавшись достаточно близко, я услышал, как этот мужчина бормочет моей прекрасной незнакомке:
- Итак, ты все-таки разговаривала с "мордой".
- И-и-иудей заслужил это, - сказала она, восхитительно надув губки.
Мужчина пробормотал:
- Цыпленок перед трибуналом лис.
Красавица рассмеялась, но в смехе ее не было веселья.
- Вы бы предпочли, чтобы я позволила цыпленку пойти к исповеднику, отец?
Меня удивило: неужели этот мужчина настолько стар, что является отцом моей красавицы? Но, заглянув под капюшон, что я легко проделал, будучи ниже его ростом, я узнал священника из базилики Сан Марко, того самого, которого видел накануне. Удивляясь, почему он прячется, прикрываясь своим облачением, я прислушался внимательней, но их бессвязная беседа мне ничего не прояснила.
Мужчина все так же вполголоса пробормотал:
- Вы сделали ставку не на ту жертву. Тот, кто может рассказать, - не тот, кто может слушать.
Женщина снова рассмеялась и надменно сказала:
- Вы никогда не называете имя этого кого-то.
- Зато его называешь ты, - пробормотал мужчина. - А что касается ростовщика, отдай лисицам козла вместо цыпленка.
Она покачала головой.
- Этот некто хоть и старый козел, но имеет друзей среди лисиц. Мне требуется найти способ, более изощренный, чем "морда".
Мужчина какое-то время молчал. Затем прошептал:
- Bravo.
Я посчитал, что он таким образом тихонько выразил свой восторг, поскольку представление с бичеванием как раз закончилось под последний протяжный стон иудея. Толпа приготовилась разойтись.
Моя дама произнесла:
- Да, я подумаю над этой возможностью. Но теперь, - она дотронулась до прикрытой одеянием руки собеседника, - этот некто приближается.