- Возблагодарить, - сказал он. - Без этого нельзя. Чуть было Богу душу не отдал! А остался жив и даже здоров. Я всегда благодарю. Может, потому и жив еще.
- Я с тобой, - вдруг попросился Тимошка. - И мне помолиться надобно.
- Знаю я, о чем ты собрался молиться, - заметил Еремей. - Девка тебе приглянулась.
- Ее нарядить - она и барыню за пояс заткнет!
- Будет тебе, беги с Фофаней, - перебил его Еремей. - За меня, грешного, свечку поставь. Вот тебе полушка.
Когда они вернулись, Тимошка шепотом доложил Еремею: Фофаня в монастырском храме всех удивил истовой молитвой, исправно бил поклоны с явным стуком лба об пол, подпевал хору, ниже всех склонялся перед батюшкой с кадилом.
- Одно из двух: либо великий грешник, либо великий праведник, - сказал на это Еремей.
Ночью, когда Андрей заснул, дядька приполз в угол, где уже расположился на тюфячке "секретарь".
- Ты, Фофаня, человечишка никчемный, да своей затеей с бубенцом барину моему угодил, - прошептал Еремей, - и за то тебе от меня будет добро. Я тебе чулки и хорошие туфли куплю, и сапоги меховые, а ты нас не покидай, слышишь?
- Да уж не покину, - шепотом отвечал Фофаня. - Податься-то мне некуда…
* * *
Наутро Андрей велел дядьке счесть наличные деньги. Их оказалось не мало - можно снять отличную квартиру на самом Невском года этак на полтора. Но и не много - исходя из Андреева намерения исполнить секундантский долг. А во сколько влетит лечение - дядька с питомцем и помыслить боялись. Нужно было распродавать те дары, что покидали в очаковском лагере на ковер боевые товарищи, и Еремей, взяв несколько хороших ножей, поспешил туда, где заимел знакомцев, - в слободу Измайловского полка.
Андрей хотел было продиктовать Фофане записочку к доктору Граве, но обнаружилось, что новоявленный секретарь ничего не смыслит по-немецки, кроме тех необходимых слов, без которых и пластыря не купишь у аптекаря. Потом Фофаня читал журналы - его чтецкая манера довела бы до колик человека, расположенного посмеяться, а Андрей выстраивал в голове план поиска Маши.
Тимошка с Фофаниного голоса зазубрил адреса Машиной родни и, получив семьдесят копеек на извозчиков и подкуп дворников, отправился исполнять поручение. Если Маша у какой-нибудь старой тетки, то надобно убедиться, что она там в безопасности. Мало ли что взбредет в голову ограбившему ее подлецу?
Акиньшин мог бы убедить сию гипотетическую тетку посреди зимы уехать с Машей в деревню. Особливо если будут предложены деньги. Но Маша могла попасть в беду. Неопытная перепуганная девушка, одна в ночной столице, - легкая добыча, например, для разговорчивой сводни, умеющей показать сочувствие и ласку. А если девушка заперта в доме, где ее будут предлагать сластолюбцам, то найти ее будет очень сложно - разве что с полицией. Андрей стал соображать, кто из знакомцев - любитель навещать столичных сводней. Таковых не оказалось. Знать мог Акиньшин - не дожил же он до таких лет в непорочном состоянии, наверняка имеет скромные холостяцкие радости.
Примчался Еремей. Доложил о свершившемся чуде - полковое начальство посетило дом Беклешова, чтобы узнать подробности дуэли, увидело на заднем дворе темный круг с лужей мерзлой крови посередке, удивилось сей картине, и дядька показал круглый турецкий ковер. Тут же за ковер были предложены хорошие деньги - четыреста рублей, и он этих денег стоил.
- И тебя искали, баринок разлюбезный, - потупив взор, сообщил Еремей. По одному его тону было понятно, о ком речь.
- Поищут и перестанут, - отрубил Андрей. - Акиньшин тебе не попадался?
- Нет, сударик мой, не попадался.
Тимошка прибыл к вечеру. Все адреса оказались безнадежны - никакая девица там не появлялась.
- Завтра отправишься в Воскресенскую обитель, - решил Андрей. - Там надобно будет исхитриться. Если Маша убедила монашек спрятать ее, то так просто они тебе сей секрет не выдадут.
- А как исхитриться?
Андрей не видел Тимошкиного лица, но знал, что кучер смотрит на него с надеждой.
- Кабы я знал…
Потом заглянул хозяин постоялого двора Семен Моисеев. Он пришел наугад - родственник его, огородник, попал в беду и срочно продавал дом со службами. Дом был деревенский, невеликий и грязный, но место хорошее, куда скоро подберется разрастающийся город, и ежели господин офицер мог бы купить, то не пожалел бы. Андрей не собирался покупать дом и хозяину отказал, но мысль в голове застряла. Когда лечение не увенчается успехом, хорошо было бы скрыться в доме. Жить там в одиночестве и умереть в одиночестве…
Во сне ему явилась Катенька.
- Что ж ты сбежал? - спрашивала она. - Неужто ты настолько не уверен в моей любви?
- То-то и беда, что уверен, - отвечал во сне Андрей.
Он был одновременно и слеп и зряч, стоял перед Катенькой в черной повязке, но прекрасно видел невесту - статную, пышноволосую, розовощекую, темноглазую - из той породы, которая не ведает взросления, так что двадцатипятилетняя женщина, успевшая выйти замуж и овдоветь, выглядит восемнадцатилетней.
Андрей знал, что двухлетняя верность по нынешним временам - диво почище бородатой женщины из масленичного балагана или двуглавого младенца из Кунсткамеры. Он мечтал вернуться к Катеньке - пусть не сделав настоящей военной карьеры, пусть без сундука с золотом. Ее одну он видел своей женой - и потому позорно сбежал. Она должна была это понять!
Утром Тимошка был отправлен в разведку в Воскресенскую девичью обитель.
Старухи рассказывали, что появилась она в Санкт-Петербурге потому, что покойная государыня Елизавета Петровна решила последние годы жизни провести в келье, оставив престол племяннику Петру Федоровичу. Ей нравилась местность неподалеку от Смольного двора, где еще при покойном батюшке варили и хранили необходимую для флота смолу. Но оставлять царство на странного подростка государыня передумала. Уже и монахини поселились в красиво убранных кельях, и великолепный пятиглавый собор был почти готов, а она все медлила. После ее смерти и последовавших затем бурных событий новая государыня, Екатерина Алексеевна, решила устроить в обители Воспитательное общество благородных девиц, а инокинь приставить к маленьким воспитанницам - учить их грамоте. Но оказалось, что монахини, зная молитвослов назубок, не в состоянии разобрать по книжке и "Отче наш". Кончилось тем, что они стали смотрительницами в лазарете. Постепенно старушки умирали, новые послушницы не приходили, и обитель едва влачила существование.
Андрей знал, что Маша с госпожой Беклешовой иногда ездила в Воспитательное общество на концерты и спектакли. Матушка Машина, дама богобоязненная, брала с собой обычно и пожертвования для обители. Потому-то Андрей и подумал, что у Маши могут быть знакомые монахини, к которым она догадается поспешить в трудную минуту.
Тимошка пропадал целый день. Наконец явился огорченный. Он взял в обители след и решил нагло вломиться в келью настоятельницы, возложив замаливание сего греха на Фофаню, но в коридоре столкнулся со странной компанией. Ему навстречу пробежал мужчина мощного сложения, в епанче, Тимошка шарахнулся от великана. За мужчиной бежали двое - кавалер и дама, причем кавалер бесстыже обнимал даму за плечи.
- Или я совсем из ума выжил, или то была господина Беклешова сестрица! - в подтверждение слов Тимошка перекрестился. - Она свечу в руке держала, я разглядел.
- А потом?
- А потом - я ее окликнул, она не ответила. Я - за ней. Тот детина их вперед пропустил, ко мне повернулся - так глазищами зыркнул - меня точно в грудь толкнули. Они все - прочь, я за ними. А их-то экипаж ждал! Кавалер с дамой - в экипаж, детина - на запятки, и унеслись! Я следом бежал, сколько мог, да куда мне против лошадок!
- Странные дела творятся в обители, - сказал удивленный Андрей. - Мужчины по коридорам носятся. Но ежели то была Маша - ее что же, силой увлекали?
- Не силой. Своей волей в обнимку с молодцом бежала.
- Мог ли это быть француз?
- Да уж не русский! Отчего ж не мог? На турка похож!
- Коли похож на турка - значит, француз?
- А разве нет?
- Ох, и узел завязался… Сдается, не таким уж подлецом был тот, что прислал госпоже Венецкой Машины письма, - пробормотал Андрей.
История внезапно вывернулась наизнанку. Отчего бы девице, имея сердечного дружка, не выйти замуж за богатого графа? А коли брак рухнул - отчего бы не сбежать с тем же дружком? В таком случае Дуняшка лжет. Или же не лжет - сердечный дружок не желал терять любовницу, угрожал ей, она пыталась откупиться…
- Запутанное дельце, - сказал наконец Андрей.
Он вдруг потерял всякое желание искать тайного врага и спасать Машу из беды. Было безмерно жаль пылкого Гришу - и только. Разумеется, Гриша иначе поступить не мог, он обязан был биться за честь сестры. А была ли та честь?.. Получалась хитрая загадка из области высокой дуэльной теории: считать ли необходимым продолжение такой дуэли, предмет коей оказался сомнителен? Следовало бы призвать на помощь кого-нибудь из знакомых поляков - у них правила поединка чести блюдутся свято…
Заместо поляков был призван Фофаня. Он, копаясь в Андреевом имуществе на предмет книжек, отыскал Евангелие.
- Знак Божий! Чем валять дурака, лучше Священное Писание послушать, - решил Андрей. И слушал, пока Фофаня не охрип.
Странным результатом этого чтения стало решение смириться. Не корчить из себя обуянного гордыней калеку, не морочить себе голову местью за Гришу, которая евангельским истинам совершенно противоречит, а приехать к Катеньке и попросить прощения. Решение далось нелегко, исполнение Андрей отложил до завтрашнего дня.