* * *
На Андрея напала страсть заметать следы. Он приказал Тимошке гнать в сторону Московской заставы, чтобы создать впечатление отъезда в Москву. Затем следовало обогнуть городские окраины и выехать к Свято-Троицкому монастырю. На все это путешествие Андрей определил не более часа. Но, как всегда, теория оказалась прекрасна, а на деле дорога имела загадочные колдобины.
В одну из них и въехал возок, да еще и сильно накренился, едва не потеряв сундуки. Место оказалось пустынное, Тимошка по колено в снегу побежал к ближайшим домам, и вытаскивание возка стало целым приключением, обошедшимся Андрею в рубль серебром, - здешние жители сразу оценили безвыходное положение путешественников.
К монастырю подкатили уже ближе к полуночи. Начались поиски трактира и ночлега, но в этой части столицы их, казалось, не было вовсе. Еремей от расстройства чувств поругался с Тимошкой, Тимошка от огорчения перешел на визг:
- Ну? Кого ты тут расспрашивать собрался?! Ни души кругом! - выкрикивал обиженный Тимошка.
Душа явилась. Сперва совсем близко раздались вопли: "Имай его, имай подлеца!" Потом на белом поле появились темные фигуры. Одна неслась впереди, прочие - за ней.
Минуты не прошло - к возку подлетел человечишка, без шубы, без шапки, и кинулся вовнутрь, заговорив пылко и страстно:
- Ох, спасите, спасите, Христа ради, люди добрые! Разбойники это, тати полнощные! Обобрали, убить хотят!
- Еремей, сюда! - приказал Андрей. - Тимошка, гони!
Дядьку чуть ли не на лету втащили в возок. Кони, подбадриваемые Тимошкиным кнутом, понесли неожиданно скоро. Разбойники остались позади - вместе с их руганью.
- Ты кто таков? - спросил Андрей сидящее на полу приобретение.
- Ох… - был ответ.
- Какого черта носишься по ночам и прыгаешь в чужие экипажи? - Еремей решительно взялся за допрос. - Что еще за разбойники?
- Звать меня Феофаном Морковкиным, - почуяв нечеловеческую суровость дядьки, сразу ответил человечишка. - Я несчастнейшая в свете орясина… И так все гадко - хуже некуда, а тут еще нехристи налетели, чуть не порешили! Тулупишко с плеч долой! Туфли с чулками отняли!
- Где ты живешь, убогий? Давай, дядя Еремей, его туда доставим, - сказал Андрей. - Дома-то, поди, хоть старые туфли с чулками найдутся.
- Нигде я не живу! - человечишка всхлипнул. - Прогнали меня из дому! Скитаюсь!
- Он пьян, - догадался Еремей.
- Не пьян! Да хоть всего обнюхайте! Меня не за пьянство из дому погнали…
- Кто погнал-то? - спросил Андрей. - Кому ты не угодил?
- Да она же, Матрена моя, Никитишна… венчанная…
- Слыхал я, что муж жену со двора сгоняет за бесстыдство, а чтоб жена мужа - так не слыхал, - сообщил Еремей. - За блуд, что ли?
- Какой блуд?! Кому я, сирота, нужен? Кто на меня польстится?! - страдальчески вопросил человечишка. - Блуд!.. Да моя бы, про блуд узнав, свечку бы Богородице поставила - коли я с другой бабой на что-то годен, так, может, и ей сласти перепадет!
Еремей, как ни старался изобразить строгого охранителя барского покоя, захохотал.
- Так за что она тебя выгнала? - продолжал расспросы Андрей, и видно было, что его это приключение очень забавляет.
- Так за то, что на службе провинился. Меня ведь и оттуда - в тычки…
- А на службе - что?
- Бумагу переписывал, зазевался… Царский титул переврал…
- Это не шутка - царский титул переврать. Да ведь поругают и простят.
- Так сказали - терпение лопнуло! И в тычки…
- Что делать будем, барин мой любезный? - полюбопытствовал тогда Еремей. - Куда девать господина Морковкина?
- Куда девать… Придумал. Нам ведь его Бог послал. Ты, дядя Еремей, без грамоты жить ухитряешься. Тимошка тоже аз от буки с большим усилием отличит. А сей - статочно, читает бойко. И пишет, поди, с запятыми. Ведь канцелярист?
- Канцелярист, - согласился человечишка. - И читаю, и пишу знатно! И почерк у меня отменный!
- Возьмем на пробу. Коли угодит - может, у нас и приживется. Пока жена не сжалится, - решил Андрей.
- Милостивый государь! - вдруг зычно возгласил человечишка. - Да за ваше ко мне милосердие, да я, да ручки ваши! И ножки также целовать буду, да!
- Уймись, - посоветовал Еремей. - Наш такой блажи не признает, - это означало, что он принял бедолагу во временные домочадцы.
- Коли ты здешний, может, знаешь, где ближайший трактир? - спросил Андрей.
- Как не знать! Ваша милость, велите ехать прямо, а я буду в окошко поглядывать и скажу, где поворотить.
Пока добирались до постоялого двора, условились, что звать Феофана Морковкина в домашнем обиходе будут Фофаней: он так привык.
Харчевня, которая помещалась в нижнем жилье приземистого длинного здания, была, разумеется, уже заперта. Сторож позвал хозяина, хозяин распорядился впустить возок во двор и велел конюху принять и поставить на конюшне лошадей. Опять была большая морока с сундуками, груженными оружием, - Еремей не хотел оставлять их ни во дворе, при возке, ни даже в запертом сенном сарае. Хозяин разбудил молодцов, сундуки втащили во второе жилье.
И только там Фофаня обнаружил, что его новый хозяин слеп.
- Ну-ка, дяденька, опиши мне господина Морковкина, - велел Андрей.
- Собой страшнее черта, - начал невозмутимо дядька. - Росту - без вершка два аршина… Рожа чумазая… Нос… - Еремей задумался. - Фофаня, кто это тебе так искусно нос перебил, что он на сторону ноздрями глядит?
- Злые люди. Звери! - скорбно отвечал Фофаня.
- Мастер потрудился, - заметил Тимошка. - Барин, а барин! Я с собой ковригу хлеба взял. Здесь-то сейчас поесть не дадут. Прикажете порезать? Хлебушко с сальцем - не фрикасея с фазаньими гребнями, а все лучше, чем с пустым брюхом ложиться.
- Эка удивил. После очаковского сидения я и гнилым сухарем не побрезгаю. Давай хлеб с салом. Завтра начнем хозяйством обзаводиться, - решил Андрей. - Фофаня, далеко отсюда Гончарная улица?
- Близко, ваша милость.
- Научишь Тимошу, как на нее выйти. А я тебе записочку к доктору продиктую… Ох, черт!.. - Андрей вспомнил, что дорожный письменный прибор за ненадобностью велел упрятать подальше. А куда - неведомо.
Еремей с Тимошкой принялись искать прибор. Фофаня, гревший босые ноги у печки, с любопытством смотрел на Андрея, взгляд у страдальца был живой и бойкий. В конце концов откопали и бумагу, и чернильницу, и пузырек с чернилами, и карандаши.
- Пиши карандашом, - сказал Андрей. - Первое. Найти Венецкого, установить с ним связь.
- Графа Венецкого? - уточнил Фофаня.
- Графа. Второе… Разведать, что творится в доме Беклешовых. Исхитриться встретиться с Дуняшкой. Третье - записку Акиньшину послать. Фофаня, как ему объяснить, куда он ко мне прийти может?
- А чего объяснять? Семена Моисеева постоялый двор. Его тут каждая собака знает.
- Так. Это задачи первоначальные и тактические. Список стратегических задач будет иным… Бери другой лист. Первое - узнать, что за письма принесены к графине Венецкой. Сие могут знать Маша, графиня Венецкая, граф Венецкий и некое четвертое лицо. Но Венецкий высказался так: он бы прочитал эти письма. Статочно, он их даже не видел, а, как выразился Акиньшин, ими перед носом помахали… Но письма были, иначе Маша не прибежала бы ночью. С ней была Дуняшка… Тимоша! Завтра, отнеся записки Акиньшину и немцу, поди к Беклешовым, постарайся девку выманить. Объясни - я-де хочу отыскать барышню, пока та в беду не попала. Ты Дуню не за ручку хватай и не целоваться лезь, а первым делом вызнавай - кому Маша писала те письма.
- Баринок мой любезный, - перебил Еремей. - Может, не стоит эти козни распутывать? Что мы можем-то? Ведь выйдет одно огорчение…
- Мы можем все, - твердо сказал Андрей, вспомнил зареванное лицо Венецкого и добавил: - Потому что больше некому.
Он не видел, но знал, что дядька с кучером хмуро переглянулись. И мысли их тоже прочитал: не кобенился бы ты, барин, а ехал бы лучше к невесте…
Фофаня внимательно приглядывался к новому хозяину. И заговорил, когда все уже улеглись спать и полусонно обменивались соображениями насчет стирки белья, ковки лошадей и обувки для нового домочадца. Нога у него оказалась - придворной красавице впору.
- У меня прадед ослеп, - сказал Фофаня. - Так сперва на углы натыкался, а потом наловчился их обходить. Но не потому, что всякий угол помнил. Мы, малые, возню затеем, ему наш визг слушать надоест, он, что под рукой, тем и запустит. Так ни разу, старый черт, не промахнулся!
- Как это? - спросил Андрей.
- Чутье какое-то у него появилось. Я думаю, у него Бог глаза отнял, а уши поправил. Слышать он стал - лучше сторожевого пса. И палку кидал по слуху, я чай…
- Палку кидал по слуху… - повторил Андрей.