Андрей Гришу не видел, а молчание товарища ничего ему не сказало. Что до беспокойства Еремея - то, занятый собственными заботами, Андрей не придал ему значения. Он знал пылкий Гришин нрав - друг мог впасть в ярость из-за того, что портной ему камзол обузил.
- Здравствуй, Беклешов. Ты отвез ковер? - спросил Андрей.
- Какой ковер?! Свадьба расстроилась! - крикнул Гриша. - Этот подлец отказался жениться на Маше! Я буду с ним биться! Этот позор лишь кровью смывают!
- Постой, постой! С чего он отказался?
- Не знаю! Утром к нам от Венецких письмо привезли - свадьбе не бывать! Маша в комнате своей ревет в три ручья! Батюшка наш драгоценный орет во всю ивановскую! Маша-де семью и беклешовский род опозорила! Маша! Это он - про Машу!
- Погоди, погоди! Отчего все расстроилось? Еремеюшка, помоги, - сказал Андрей, не понимая, где крыльцо. - Сейчас сядем, и ты мне все изложишь…
- Да что тут излагать?! - Гриша, напрочь забыв про извозчика, взбежал на крыльцо и скрылся в доме - только дверь громыхнула.
Еремей вздохнул и рассчитался с извозчиком сам.
- А вот помяните мое слово, неспроста барышня ночью за табакеркой с перстеньками прибегала, - сказал он. - Что-то тут неладно.
- Ты прав.
Гриша оказался в спальне. Его носило из угла в угол. Попавшаяся под руку журнальная книжка была изодрана в мелкие клочья.
- Скажи, - велел Андрей, - чем Маша вдруг Венецким не угодила?
- Ее оговорили! Это гадко повторить даже, какой на нее поклеп возвели! Матушка ей воли не давала, всюду сама с ней езжала, и в собрания, и в театр. Маша!.. Да как такое и на ум взбрело!
- Что взбрело?
- Будто у нее незаконнорожденное дитя!
- У Маши?
- Да! Это поклеп, Соломин! Чистейшей воды поклеп! Это все Венецкая выдумала! Она, поди, для сына богатую нашла! А что Маша навеки опозорена - ей плевать!
- Погоди, не вопи! - одернул друга Андрей. - Дыма без огня не бывает.
- Ты о чем?
- Для чего Маша прибегала к тебе ночью денег и вещиц просить?
- И ты туда же?!
- Давай сперва докопаемся до правды…
- Маша чиста! Иначе… иначе мне придется с позором выходить из полка! Моя сестра родила незаконное дитя! Да мне шагу не дадут ступить!
- Беклешов!
- Я должен с ним драться, я пошлю ему вызов! Сегодня же вечером условлюсь с секундантами! - выкрикнул Гриша. - Весь Петербург знает теперь, что моя сестра - последнего разбору девка!
- Беклешов, на что ей нужны были деньги?
- Ты подслушивал! - наконец сообразил Гриша. - Это… это гадко, Соломин!
- Виноват я, что ли, что оказался тогда во дворе?
- Ты мог выказать себя! Хоть слово молвить! Ах, как все мерзко… Соломин, уйди, бога ради, не то я тебе гадостей наговорю…
- Я уйду, - сказал Андрей, - а завтра же съеду от тебя. Коли ты меня упрекаешь в том, что противно чести…
- Поступай как знаешь!
Андрей наощупь отыскал дверь и вышел.
- Ах ты, господи, - сказал ожидавший его и подслушавший Еремей. - Батюшка мой, Андрей Ильич, прости ты его, завтра одумается. Тут всякий бы взбесился…
- Он офицер, гвардеец, - холодно ответил Андрей. - Должен держать себя в руках. Должен. Идем собираться.
- Какие наши сборы…
Тут дверь спальни распахнулась, выскочил Гриша и, громко требуя у Ивашки шубу с шапкой, понесся к сеням. Уже в дверях он обернулся.
- Соломин, прости! Кабы не твоя рана - я тебя одного просил бы стать моим секундантом! - с тем он и убежал.
- Вот видишь, - укоризненно заметил Еремей.
- Все равно съезжать надо. Ему теперь не до меня.
- Гордыня это.
- Не хочу никому быть в тягость.
Еремей мог поспорить с Андреем, когда речь шла о денежных тратах, или об исподнем, или о провианте. Но о чести и достоинстве у Андрея было свое понятие, которое старому дядьке порой казалось хуже китайской грамоты. И теперь, ослепнув, барин еще упорнее держался за это понятие - может статься, как за единственную опору.
* * *
Часа через два после того, как Гриша убежал, в дверь заколотили.
- Отвори, Тимоша, - сказал Андрей. - Может, что случилось…
Тимошка выбежал в сени и сразу вернулся, явно напуганный. Следом ворвался богато одетый господин - в роскошной шубе на камчатских бобрах, в собольей шапке. Шапку он с головы сорвал и оказался совсем молодым человеком, не старше двадцати лет, круглолицым и курносым. Его примятые волосы были причесаны по последней моде, с высоко взбитым тупеем, с маленькими пушистыми буклями.
- Сударь, я - Венецкий, - быстро сказал молодой человек. - Я хотел видеть Григория… - и замолчал, уставившись на незнакомого господина с двумя повязками, черной и белой.
- Я друг его, - спокойно отвечал Андрей. - Козловского мушкетерского полка капитан Соломин, к вашим услугам. Хорошо, что вы не встретились. Скажите все мне. Это дело… оно мне кажется весьма странным…
- Я скажу. Я хотел жениться на девице… Все было готово к свадьбе. Я люблю ее, кем бы… кто бы… Если бы эти проклятые письма принесли мне - я бы бросил их в печку! Но их принесли матушке с тетками. Вы и вообразить не можете, что тут началось! Мне пришлось написать письмо с отказом… Меня вынудили!..
- А "проклятые письма" - это что такое? - спросил Андреи.
- Письма, которые Маша писала любовнику своему! У моей невесты - незаконнорожденное дитя, и об этом по милости моих теток, будь они неладны, уже знает весь Петербург!.. Вот в чем беда - а если бы подлая тварь принесла их мне, я бы… я не знаю… Я бы сперва поговорил с Машей… - Венецкий был в полном смятении.
- Вы бы выкупили эти письма?
- Да, конечно! Что бы там ни было… прежде всего - честь! Обошлось бы без шума! - вдруг выкрикнул Венецкий. - Да, клянусь вам, так и скажите Беклешову! Я бы не допустил Машиного позора! А сейчас… сейчас…
- Вы бы прочитали эти письма? - продолжал Андрей.
- Господи, да я бы прочитал любую мерзость сейчас, лишь бы понять, куда она пошла! Отец выгнал Машу из дому! Он и вещей взять не позволил! Я помчался к ней, едва отвязался от моей безумной матушки… А ее-то и нет… Девка ее, Дуняшка, еле ко мне выскочить исхитрилась… Она - здесь, у Беклешова? Да что ж вы молчите, сударь?
- Здесь ее нет. А кабы пришла?
- Я спрятал бы ее в безопасном месте. Я побегу дальше искать ее…
- Подлец! - Гриша резко отворил двери угловой комнаты и стоял на пороге, едва не скрипя зубами от злости.
- Ты неправ! Потому я тебя прощаю! - крикнул ему Венецкий.
- В прощении твоем не нуждаюсь! Ты - тряпка! Дитятко, матушка розгой пригрозила?! Мы будем драться, слышишь?
- Изволь! Присылай секундантов!
- Соломин, секундантом будешь ты!
Этот обмен выкриками случился так быстро, что Андрей и слова сказать не успел. Лишь после того, как Гриша назвал его секундантом, дуэлянты перевели дух - и дали ему несколько мгновений.
- Беклешов, это невозможно. Ищи зрячего. От меня проку мало…
- Никого искать не стану. Ты знаешь, в чем дело, а другому объяснять - нет! Не желаю!
- Но я услышу разве что звон шпаг.
- Этого довольно, У вас найдутся две шпаги одинаковой длины, сударь? - спросил Гришу Венецкий с ледяной вежливостью.
- Непременно, сударь. Стойте тут, я принесу. - Гриша побежал к себе в спальню, где, надо полагать, хранил весь свой арсенал.
- Это нелепица, граф, - сказал Андрей. - Уходите, ради бога…
- Он оскорбил меня! - Венецкий сбросил шубу и стал выпрастывать руки из кафтана. - Ах, черт, как давно я не был в зале… А он, поди, каждый день фехтовал…
- Позвольте мне примирить вас. Хотя бы…
- Нет. Справлюсь.
- Вот они, - Гриша, войдя, протянул Соломину две офицерские шпаги, эфесами вперед, и помог их взять. - Сравни длину. Ведь одинаковы клинки? Это - все, что от тебя нужно.
- Сдается, да, - проведя по ним ладонью, ответил Андрей. - Но тут не место для шпажного боя. Вам и в меру встать невозможно. А если придется отступать? Я знаю твои комнаты - они и двух саженей в длину не будут.
- Значит, деремся на заднем дворе. Не то понабегут доброхоты. И будет нам вместо дуэли полковая гауптвахта, - Гриша рассмеялся. - Дядя Еремей, ты куда спрятался? Веди барина с нами на двор!
Венецкий и Гриша выбежали во двор, сильно озадаченный Еремей вывел следом своего барина. Вечер был морозный, медленно падал легкий снежок, словно снеговая туча в небесах еще не решила, просыпаться ей сейчас или погодить до ночи.
- Это что? - спросил Венецкий, увидев большой темный круг на снегу от недавно вычищенного ковра. - Это нам, пожалуй, подойдет. Становитесь в позитуру, сударь. Господин Соломин, дайте знак хлопком в ладоши.
- Вы оба взбесились, - ответил Соломин. - Может, хоть на морозе остынете.
- Соломин, я Христом Богом заклинаю тебя, - взмолился Гриша. - Если я не буду биться за свою сестру, то кто же? Другого защитника у нее нет! Да решайся ты, наконец, не то мы оба замерзнем! Мы же в одних камзолах!
- Вы - два дурака. Вас столкнули лбами…
Андрей собирался что-то умное сказать о подлинном виновнике беды, о тайном виновнике, но Гриша был уже невменяем.
- Тебе-то чего бояться? - крикнул он. - Ты трус, да? Соломин, ты трус?
Этот нелепый упрек Андрея разозлил, и он хлопнул в ладоши. Тут же звякнули клинки.
Дуэль под снегопадом была красива - до той поры, когда Гриша сделал выпад, а Венецкий как раз оступился на снегу. Обороняясь, граф неловко взмахнул шпагой, и острие чиркнуло по Гришиной шее. Из раны вылетела пульсирующим фонтанчиком алая кровь.