Я училась в педагогическом на учительницу русского языка и литературы. Никакой учительницей я быть не собиралась, просто в педагогический было поступить полегче. В школе я училась плохо - в аттестате зрелости не было ни одной четверки - только тройки. До сих пор у меня дома хранится школьная характеристика, в которой написано, что Лариса Рубальская обладает средними умственными способностями, занималась нерегулярно и с трудом окончила одиннадцать классов.
Правда, сочинения мои всегда читали всему классу вслух, но все равно ставили тройки за неправильный подход к теме.
На следующее утро я, как всегда, пришла в машбюро и попросила у Варвары ее кислятинки попить - у меня тоже болела голова - боялась, что за вчерашнюю проделку меня с работы выгонят.
В середине дня с машбюро вошел тот писатель. Я замерла. Он подошел и положил передо мной узенькую серую коробочку: "Это тебе". Я открыла - заграничная авторучка с золотым перышком. И тут писатель сказал такие слова: "Ты, Лариса, будешь писать. У тебя литературный дар. Конечно, я должен был бы попросить главного, чтоб он тебя наказал. Ты сорвала номер. Но то, как ты это все придумала, остановило меня. Понимаешь, ты усвоила стиль, лексику, манеру. Если бы кто-то посторонний читал, ни за что бы не догадался, что этот кусок написан не мной. Я читал это жене, она не поверила, что девочка-машинистка могла так написать. И, самое смешное, она была рада, что ты изменила судьбу героя. Ведь я так и оставил. Только про "Березку" выкинул. Пиши, у тебя получится".
Люськина мать работала в гастрономе - завсекцией. К ней с черного хода ходили всякие важные люди. Я их называла "всевозможные вельможи". И вот один вельможа, всегда приходивший за главным дефицитом - копченой колбасой, узнал, что дочка его благодетельницы машинисткой в какое-нибудь хорошее место устроиться хочет. И вельможа предложил устроить Людмилу машинисткой за границу. Он был очень большой шишкой, и уже через два месяца Люська присылала мне письма из знойной страны Марокко.
Люська прожарилась на африканской жаре всего год с небольшим. Она вернулась сильно загоревшая, мне подарила три моточка сиреневого мохера - на шапку и шарфик.
Она рассказала мне, что в Марокко за ней ударял один водитель из нашего посольства, а его жена об этом узнала, устроила скандал, и Люську отправили в Москву. Но Люська не очень-то и переживала, потому что соскучилась по березкам. Я удивилась - Люська никогда не была натурой романтичной. А она засмеялась и говорит: "Да не по тем березкам, которые и лесу растут, а по тем, где на валюту шмотки продаются".
В воскресенье Люська пришла ко мне - мы собирались в кино - в необыкновенно красивом пальто из мягкой кожи с меховым воротником.
- Лайка-лама, - пропела Люська, довольная произведенным впечатлением. - Вчера в "Березке" купила.
Как же мне хотелось такое же! Но ничего такого мне в ближайшей перспективе не светило.
А наутро как всегда: машбюро - институт, и так день за днем.
Недалеко от дома, где я тогда жила, был рыбный магазин. А рядом с ним кафетерий. И в день получки я устраивала себе праздник - заходила в этот кафетерий и покупала себе угощенье - два бутерброда со шпротным паштетом и стакан сливового сока, всего сорок копеек.
Конечно, там были лакомства и подороже - бутерброды с дорогой севрюгой и апельсиновый сок. Но ничего такого на зарплату машинистки я себе позволить не могла. Иногда я думала: вот окончу институт, разбогатею и однажды куплю здесь себе все самое дорогое.
Когда я была маленькой, бабушка мне часто говорила смешные пословицы: каждый сверчок знай свой шесток. Или: не летай выше облаков, не встань на точку дураков.
Я бабушку слушала и запоминала. Я вообще многому научилась у бабушки - у нее был очень быстрый ум, она читала толстенные книги, меня заставляла. Конечно, можно было неинтересные места пропускать, но бабушка заставляла подробно все пересказывать, и еще выписывать непонятные слова, и в словарях искать их значение. Если все это не выполнишь, подзатыльник такой получишь, что не обрадуешься. Запомнила я тогда на всю жизнь про сверчка и точку дураков. Спасибо, бабушка.
В юности мне жизнь представлялась лесенкой. Вот я стою где-то внизу, вот - на третьей ступенечке, вот - на двенадцатой. И так потихонечку - вверх, вверх.
Окончила я институт, а учителей в школах больше, чем учеников. И что толку, что всего Пушкина и Маяковского я наизусть выучила, в школе все равно работы нет. Что ж получалось - сверчок есть, а где ж шесток?
Шесток подыскала мама. Однажды она прочитала в газете, что производится прием на курсы японского языка. Вот мама и говорит: "Иди, Ларис, учи. У тебя голова устроена как-то необычно, ты одолеешь. А потом и работу хорошую найдешь".
Где-то на горизонте показалось чудо - лайка-лама - мечта, одним словом. Японский язык я запоминала быстро, уже научилась тарахтеть на нем довольно бойко я даже распевала нехитрые песенки.
Меня взяли на работу в представительство одного японского телеканала. Работа мне очень нравилась - встречи, интервью, съемки. Шеф был мной доволен и однажды за удачно подготовленный материал и классный перевод выдал мне зарплату в сертификатах. Это было целое неземное богатство. Мы пошли с мамой в "Березку" - ей купили кофточку, а мне солнечные очки.
Лесенка моей жизни вела все выше и выше. Появились новые знакомые. Иногда я бывала в ресторанах, на театральных премьерах.
Однажды, как раз был день зарплаты, я шла в театр за билетами на премьеру мимо того самого кафетерия. В памяти всплыла старая мечта о дорогих бутербродах и апельсиновом соке. Сейчас я могла всем этим угостить хоть десять человек.
У прилавка передо мной стояла девочка, похожая на меня в возрасте поры бутербродов со шпротным паштетом.
Она протянула продавщице свои сорок копеек и попросила: "Два со шпротным и сливовый сок, пожалуйста".
Я смотрела на девочку и думала - как все похоже! И в голове у нее, наверно, то же, что когда-то было у меня. Ничего, девочка, все у тебя будет. Жалко только, что в обмен на молодость.
Подошла моя очередь. Я улыбнулась, кивнула на севрюгу и конус с апельсиновым соком. Продавщица назвала цену. Я полезла в сумку за кошельком, но кошелька не было. Я поискала еще раз по всем отделениям - нет! Неужели потеряла! Там столько денег! Сунула руку в карман, между прочим, лайкового пальто. Нащупала там мелочь, выгребла, сосчитала. Не может быть - ровно сорок копеек. Ровно на два бутерброда со шпротным паштетом и один стакан сливового сока. Сверчок удобно уселся на свой шесток и весело мне подмигнул. Я извинилась перед продавщицей и сделала новый заказ.
Возвращаясь на работу, я думала о жизни, о славе, о деньгах. И вспомнила свою умницу бабушку. И пословицу: не летай выше облаков!
Вот так все и вышло. Жизнь сама мне указала, где мой шесток.
Кошелек, между прочим, преспокойно лежал у меня на рабочем столе. Полный денег.
Выше облаков я больше не летаю. Кстати, между прочим, я очень боюсь самолетов. Может быть, потому, что они летают выше облаков?
ВСЕ БЫЛО, КАК ПОЛОЖЕНО
Все было, как положено
Все было, как положено и как заведено,
Но утро непогожее с бедою заодно.
Расстались по-хорошему - он вовсе мне не враг.
Все было, как положено, да вышло все не так.
Все было, как положено, от счастья в стороне.
Казалось невозможным мне, что вспомнит обо мне.
Клубилась пыль дорожная любви ушедшей вслед.
Все было, как положено, когда надежды нет.
Все было, как положено, - жила и не ждала.
Но речка заморожена до первого тепла.
Пустое да порожнее заполниться должно.
Все вышло, как положено и как заведено.
Забытые истины
В предчувствии снега сады задремали
Под вялыми листьями.
В предчувствии снега луч солнца прощальный
Блеснул и погас.
А мы с опозданьем с тобой открывали
Забытые истины,
Как будто не знали, что все эти тайны
Открыты до нас.
В предчувствии грусти наш путь через полночь
Туманами выстелен.
В предчувствии грусти все точки расставить
Давно бы пора.
И, может, напрасно зовем мы на помощь
Забытые истины,
Ведь нет у любви ни законов, ни правил,
Любовь не игра.
А может, не стоит нам думать о снеге
За зимами быстрыми.
Горячее солнце вновь землю согреет,
Пройдет без следа.
А может, не стоит нам думать о грусти,
Мы поняли истину.
Чтоб солнца дождаться, нам надо с тобою
Прожить холода.
Невеселая пора
Невеселая пора - осень поздняя,
И в ушедшее тепло нам не верится.
В серых тучах так редки неба просини,
И они-то с каждым днем реже светятся.
Торопливые слова в строчки сложены,
Листьев вялых перелет стайкой рыжею.
И проходим мы с тобой вдоль по осени,
И надеется любовь - может, выживет.
Не спеши произносить слово горькое,
Пусть горячая обида остудится.
Лужи стынут по утрам льдистой коркою,
И печальная пора позабудется.
Осиновый огонь
Огнем горит любовь,
Осиновым огнем,
Оранжевым огнем,
Осенним наважденьем.
Давай от вечных слов
Немного отдохнем,
Над пламенем осин
Дождя сопровожденье.