- Сегодня праздник богини Лады, - загадочно улыбаясь, сообщила она. После того, как все покушали, и начало вечереть, те, кто старше, сели в большой круг возле дуба, а девушки и юноши стали вперемежку двумя рядами один против другого. Первый ряд запел:
- А ми просо сіяли, сіяли,
Ой, див, ладо, сіяли, сіяли.
Закончив петь, первый ряд поклонился, а второй ряд сразу же подхватил:
- А ми просо витопчем, витопчем,
Ой, див, ладо, витопчем, витопчем.
Им ответил первый ряд:
- Та як же ви витопчете, витопчете?
Ой, див, ладо, витопчете, витопчете?
На что второй ряд запел:
- А ми коні випустим, випустим,
Ой, див, ладо, випустим, випустим.
Так, с притопом и шутками, продолжалось до тех пор, пока не пропели последний куплет:
- А ми дамо дівчину, дівчину,
Ой, див, ладо, дівчину, дівчину.
На что бойко ответили:
- А дівчину возьмемо, возьмемо,
Ой, див, ладо, возьмемо, возьмемо!
Одну из девушек со смехом перетянули на другую сторону, а Купава схватила меня за руку и прошептала на ухо: "Идём". Мы спустились в яр, и подошли к табуну лошадей. Купава свистнула, подзывая своего коня, и он подбежал, встречая её нетерпеливым ржанием. Девушка вскочила на него и протянула мне руку. Мне помощь не нужна, так что я за мгновение оказался сзади Купавы, обнимая её за плечи. Она тронула коня, и тот резво покатил вдоль яра.
- Куда мы едем? - спросил я Купаву, и она обернулась ко мне, сверкая в темноте глазами.
- Ты меня похищаешь, - объяснила Купава, а я, на правах похитителя, склонил к ней голову и поцеловал её в щеку. Мы скакали некоторое время и оказались в лесу, в котором гулко и таинственно раздавался стук копыт по тропинке. Когда её конь заржал, остановленный поводом, я слез и поднял её на руки, невольно прижимая к себе. Я не знал, где мы остановились, а Купава отпустила коня и прижалась ладонями к моему лицу.
- Клянись Ладой, что ты берёшь меня в жены, - сказала она, всматриваясь в темноте в моё лицо.
- Клянусь Ладой, что беру тебя в жены, - повторил я, ещё толком не осознавая того, что делаю.
- Клянусь Ладой, что беру тебя в мужья, - сообщила она тихим голосом, а я сделал лучшее в этой ситуации – поцеловал её в губы. Она мне со страстью ответила, отчего дальнейшие наши действия без труда можно предположить. Когда наступило утро, я проснулся первым и взглянул на сонную Купаву. Не удержавшись, я нежно поцеловал её в губы, отчего она вздрогнула и открыла глаза.
- Ты кто? - спросила она меня, и я понял, что она дурачится.
- Я Кудря, - улыбаясь, сказал я и снова поцеловал её губы, которые открылись мне навстречу. Мы чувствовали себя счастливыми людьми, и ничто не омрачало наши лица. Когда мы вернулись в лагерь берендеев, нас уже стали искать. Любомир, подскочив на коне, наклонился ко мне и, улыбнувшись, спросил: - Кто кого украл?
Я промолчал и шел к его отцу, ведя за узду коня, на котором гордо сидела Купава. Я тогда не знал, что другим путём, кроме как украсть, мне бы Купава не досталась, так как берендеи за чужаков девушек не выдавали. Я остановился перед её отцом, Воиславом, и стал перед ним на колени, склонив голову, как меня учила Купава. Он три раз больно хлестанул меня кожаной плёткой по спине, так что я даже вскрикнул, отчего по толпе берендеев пронёсся одобрительный гул и даже смех. Мой друг Дюдон стоял в толпе и с сочувствием глядел на меня.
- Люба она тебе? - громогласно спросил Воислав, так что толпа замерла, словно её заморозило.
- Люба, батьку, люба! - громко крикнул я, и берендеи снова одобрительно загудели. Возле меня опустилась на колени Купава, которую Воислав пару раз погладил по спине плёткой, а потом хлестанул, отчего она вскрикнула, под одобрительный смех толпы.
- Любый он тебе? - спросил Воислав, с усмешкой глядя на Купаву, которая повела плечами и ответила под смех берендеев: - Да, вот, не знаю…
Я оторопело смотрел на Купаву, так как она просветила меня, что в случае её отказа мне свяжут верёвкой ноги и прицепят к лошади, которую пустят вскачь. Воислав тоже оказался с юмором, так как крепко огрел дочку плёткой и снова спросил: - Любый он тебе?
- Любый, батьку, любый! - крикнула Купава, морщась от боли, а мне шепнула, повернувшись ко мне и широко улыбаясь: - Что, испугался?
- Живите в мире и согласии. Пусть вашу семью оберегает Лада, - сказал Воислав, покрывая наши головы большим платком.
- Не будет у них счастье, - услышал я под платком и узнал скрипучий голос вещуньи Морена.
- Негожие слова говоришь, вещунья, - громко произнёс Воислав, - пусть Род нас рассудит.
- Не подведите меня перед Родом, - сказал Воислав, передавая платок Купаве, - я за вас поручился.
- Не подведём, батьку, - твёрдо сказал я, а Купава сделала серьёзное лицо и кивнула. Первым нас поздравил Дюдон де Компс, который схватил нас в свои могучие объятья и чуть не раздавил Купаву. Празднества продолжались, как и положено, целую неделю, девять дней. Чтобы закрепить наши узы, Дюдон де Компс обвенчал нас по католическому церковному обряду, который с интересом наблюдали берендеи, никак не порицая чужих богов.
В понедельник, когда праздник Лады и нашей свадьбы завершился, Дюдон де Компс снял с себя Рубин Милосердия и повесил его на шею Купавы.
- У вас семья и будут дети, - начал он и продолжил:
- Поэтому, цепочка тех, кто будет хранить Рубин Милосердия, не прервётся, и ваши потомки дождутся того, кто придёт за рубином. Я же человек веры и хочу уединиться от мирской суеты и посвятить себя Богу. Поэтому пойду в город Киев и построю там католическую церковь, как и обещал Марии, - закончил он, а Купава, услышав мой перевод, подозрительно нахмурила брови и спросила:
- Кто такая Мария?
- Наша сестра, - объяснил я ей, а Дюдону сказал:
- Я доведу тебя до Киева и помогу строить, а потом вернусь к Купаве.
- Ты меня хочешь бросить? - нахмурилась Купава.
- Дети мои, - на правах отца будущей церкви, торжественно произнёс Дюдон, - я сам в состоянии дойди до Киева, а вы оставайтесь вместе.
Я напомнил ему, что он не знает нашего языка, но он, коверкая слова, ответил, что понимает, но ещё не может говорить. После небольшого спора я убедил и Дюдона и Купаву, что доведу Дюдона до Киева, а потом вернусь. Купава хотела идти со мной, но я настоял, что в племени берендеев ей будет безопаснее. До Киева мы дошли за неделю и схоронились в Печерском монастыре, где монахи почтительно приняли Дюдона в своё братство, упросив его, для начала, перевести некоторые рукописи жития святых на французском языке. Я побыл с Дюдоном неделю, написав ему сей текст для тренировки, а потом покинул его, обещая навестить с Купавой в подходящее время. Аминь!"
Марико закончила читать и уставилась в Тараса.
- Круто, - озвучил своё мнение Тарас и спросил: - А где рубин?
- Хотела бы я знать, - сказала Марико, задумчиво уставившись в окно номера.