* * *
С того дня Яна на правах кузины часто посещала дворец князя. Он уже опирался на костыль. Много шутил о преимуществах смерти во цвете лет. Презирал старость с ее недугами. Говорил, что и больной ноги достаточно.
– Я скоро уеду, душа моя. Как только соберу разрозненные остатки польской армии и закончу первую организацию войск.
Графиня страшилась разлуки. И, как могла, ободряла возлюбленного, вспоминая самые незначительные эпизоды с его участием, о которых вычитала в "Монитор".
– По-вашему, всеми победами император обязан мне? – смеялся Юзеф. – А поражениями?
– Холоду, – без тени сомнения отвечала Яна. – И собственному безрассудству.
Не этой же орде татар! Грех был с ней не согласиться.
Тем временем в столовую, где князь угощал родных обедом, вступил дворецкий и доложил, что несколько солдат пришли к дворцу вручить своему командиру оставшиеся после похода знамена.
Гости немедленно поднялись и последовали за хромым хозяином на ступени дома. Там им представилось зрелище возвышенное и жалкое одновременно. Ни у одного из пришедших не было теплой одежды и обуви. Некоторые счастливцы раздобыли сукна обернуть ноги. Но все выражали готовность хоть завтра, хоть сейчас идти в новый поход.
Когда Понятовский показался на крыльце, раздались крики:
– Да здравствует князь! Мы еще повоюем!
Израненные храбрецы начали складывать к его ногам полковые знамена. Со скорбью и нежностью, как матери расстаются с детьми. Грустно улыбаясь, князь заметил, что не хватает одного.
– Оно здесь! Здесь! Подайте "кукушку"! – послышались голоса. С древка сорвало ядром фигурку птицы, и знаменосец стыдился показать флаг.
Солдаты вытолкали вперед молодого парня с рукой на перевязи. Он вытащил из-за пазухи какие-то лохмотья. Это и была "кукушка". Юзеф ободряюще похлопал знаменосца по плечу и бережно принял у него полотно. Поцеловал кромку и положил к остальным.
– Что ж, хоть знамена вернулись домой.
Бедолаги загудели, уверяя, что пушки еще в пути, вот-вот прибудут.
– Они задержались дня на два, не больше. Когда все лошади пали, мы сами впряглись и тащили их.
Князь отдал солдатам все имевшиеся у него деньги, потом пригласил отобедать во дворе, где дамы уже накрыли стол. Служивых угощали шампанским, а те удивлялись, чего с ними так носятся, ведь они всего-навсего выполнили свой долг.
– Несчастные кричат, что пойдут за мной в ад, – прошептал Яне на ухо князь. – Ведь я туда их и веду. – На его ресницах дрожали слезы.
* * *
10 декабря в Варшаву прибыл император. В зеленой бархатной шубе с золотыми шнурами, в собольей шапке, надвинутой на самые глаза, Наполеон вышел из кареты у Пражского моста и никем не узнанный миновал Краковское предместье в самый разгар торга, когда повсюду толпился народ. Уму непостижимо!
Вместо того чтобы направиться во французское посольство, он инкогнито занял номер в гостинице "Англетер" и пригласил к себе на совещание только очень нужных людей, среди которых оказался и свекор графини.
Семья изнывала от нетерпения.
Через два часа старик вернулся потрясенный, с посветлевшим лицом и объявил, что не все потеряно.
– Но что же он вам сказал? – всплеснула руками Яна, сама готовая бежать через весь город, чтобы видеть кумира и запечатлеть для потомства малейшие оттенки его речи.
– Он не скрывал, что положение ужасно. Винил себя. Говорил, что слишком доверился своей звезде. А в России она не светит. Но неумолимые стихии не властны над ним в Европе.
– У него нет армии.
– Он ее соберет. – Старик торжественно взял руки невестки в свои трясущиеся от волнения ладони. – Император не сломлен неудачей. Не потерял бодрости духа. И нам стыдно терять надежду.
Графиня слушала свекра с радостным недоверием.
– Ах, Анна, силы Франции воистину огромны. Его Величество остался совещаться с послом Коленкуром и князем Юзефом.
При последнем имени граф укоризненно посмотрел на невестку, но более не произнес ни слова.
На следующее же утро та поспешила во дворец Понятовского. Князь ходил по кабинету, с усилием опираясь на трость. Сумрачный и даже убитый больше обычного. При виде Яны он улыбнулся, но не протянул ей руки. Точно жизненные силы оставили его.
– Мы советовали заключить мир, – прямо сказал Юзеф. – Теперь это было бы наиболее выгодно. И спасительно для нас.
Он обнял гостью за плечи и продолжал еще более убито.
– Император спросил меня: мир или война? Я сказал: мир сейчас, чтобы после вновь взяться за оружие. Он посмотрел на меня, как на труса, и бросил: я предпочитаю заключать мир только после победы.
Юзеф рухнул на диван.
– Если сию минуту, не откладывая, подписать мир, русские не дойдут до Варшавы. И все мы будем избавлены от участи сто раз более горькой, чем смерть.
Яна бросилась утешать возлюбленного. Называла тысячи извинительных причин, заставивших Наполеона быть резким. Подумает и одумается!
– Наверное, до него дошли известия о постыдных предложениях, сделанных мне русскими и пруссаками, – рассуждал Понятовский. – Царь прислал столь выгодные для Польши условия – конституция, прежние границы – что, отвергнув их, я думаю, а не совершил ли куда большего предательства?
Глаза Яны округлились.
– Конституция? Старые границы? Но ведь вы…
– Я ему не верю, – просто ответил князь. – Даст, чтобы отнять, когда мы будем слабы без Франции. Я ответил, что ценой бесчестья ничего не надо.
Графиня выпрямилась, в ее глазах сияло торжество.
– Вы только показали свою возвышенную душу! И обняли ею душу нашей родины, спасая всех от гибельного соблазна.
– Если бы так, если бы так, – задумчиво произнес Понятовский. – Позавчера приезжал князь Антон Радзивилл, муж сестры прусского короля. Они еще не воюют, но уже выгадывают. Сулят мне корону.
Графиня собрала губы в красную точку.
– С этого следовало начинать. И не им. А Наполеону.
– Радзивилл сказал, что настал момент, когда мое право занять престол ни у кого не вызовет возражений. Власть монарха у нас выборная, а выберут меня. Никого другого. Соседи не бросят упрек доблестному полководцу, который решит уйти из-под французских знамен, чтобы развернуть свои.
Яна испытующе смотрела на князя. Было видно, что ему хочется, но он никогда не пойдет на сделку с совестью.
– Я сказал, что не отделю судьбы своей родины от судьбы Наполеона, который один на всем свете протянул нам руку помощи.
Увы, небескорыстно. Оба это понимали, но молчали, ибо что говорить о ясном?
Любовники расстались очень тихо и очень нежно. Спустя пару дней Юзеф уезжал в Краков формировать новые части. Он пришел во дворец Потоцких проститься. Князь был уверен, что не вернется и даже написал завещание. Яне как близкой родственнице досталось поместье Яблонна, которое графиня могла украсить по своему вкусу.
– Не вздумай жалеть обо мне, – мягко сказал Понятовский плачущей подруге. – Если суждено умереть в бою славной смертью, это счастье, уйти полным сил и не видеть страданий отечества.
– Юзеф, – Анна задержала на сердце его руку. – Не знаю, как для кого, а для меня вы были истинным королем.
Он рассмеялся.
– Вспоминайте обо мне как о друге и чуточку как о любовнике. Большего я не заслуживаю. – Понятовский поднял на руки младшего сына графини. – Ну, Мориц, надеюсь, в один прекрасный день мама нашьет тебе на грудь кокарду с белым орлом и расскажет о дяде Юзефе.
Малыш мотал головой, вовсе не понимая, отчего все плачут в такой ясный январский денек, когда небо ярко-голубое и снег скрипит под полозьями щегольских санок. Хорошо бы ехать кататься!
Через неделю русские заняли город.