Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы стр 27.

Шрифт
Фон

И там, живой и настоящий,
Я вижу сизую волну
И звезд потухших и горящих
Междоусобную войну.

И я клянусь отрезком суши,
Держащим камни-валуны,
Что вышибу кривую душу
Окрест лежащей тишины,

Чтоб над большим отлогим краем,
Не удивляя никого,
Летели молнии, пылая,
Как в день рожденья своего!

1932

82. "В первоклассных песнях прогремела…"

В первоклассных песнях прогремела
Вся моя громадная родня:
Матерщинники и староверы,
Черные от дыма и огня.

Тучи шли на землю. Что им тучи,
Если полтора часа езды
От воды шатучей до падучей,
Синей, неприкаянной звезды!

Так и жили на земле просторной,
Там, где, руки свесив до оград,
Высшая черемуха простерла
От земли до неба белый плат.

Тополя веселые кричали:
"Выше сердца падает роса!"
Длинными, бессонными ночами
Яблони взвивали паруса.

Кровь свистела в жилах - вплоть до гроба,
Проклиная землю и любя,
До ста лет стояли, как сугробы,
Падали, ликуя и скорбя.

И родных легка была утрата.
Я в такую не войду молву.
Я - светлее. Ни в отца, ни в брата.
До полсотни, может, доживу.

1932

83. "Над моей окрайной небо ниже…"

Над моей окрайной небо ниже,
День суров, а светлый вечер тих.
Я живу вдали. Когда увижу
Великолепных родичей своих?

Младших братьев - токарей по хлебу,
Незнакомых с горькою молвой,
Дядю, подпирающего небо
Непоклонной головой.

Вот он, древний идол из Олонца,
Красногубый, темный и сырой.
У него в гостях сегодня солнце
Село в красный угол, как герой.

Берег. Лодка. Парус из брезента.
Дом, где могут накормить лещом.
Стол, покрытый "Красною газетой",
Солнце красное.
Чего ж еще?

Истекают сроки перерыва,
На земле и на воде - страда.
Плещет вдаль, укачивая рыбу,
Легкая, бескрайняя вода.

Ива наклонилась над водою,
И далекой иве говорю:
"За большую песенную долю
Я сегодня мир благодарю".

1932

84. "Не слышно родичей в помин…"

Не слышно родичей в помине,
Тех, кои были так добры,
Что сели в мох при Катерине,
При Павле вышли на бугры.

Земля не досыта кормила
Великих предков.
Но в ладах
Они прошли садами мира,
Не тронув яблока в садах.

Вожак - и тот, седой от страха,
Вел песню рода впереди,
И борода его, как плаха,
Лежала плотно на груди.

Кричали женщины: "Доколе
Гореть лицу и жить в слезах?"
Телеги ныли. Ржали кони.
Качались люльки на возах.

Пришли. Раскинули одонья.
Сломали белоногий лес.
Вожак трясущейся ладонью
Дотронулся до тьмы небес.

И хлынули дожди потоком
Над мертвым сборищем людей,
И до всемирного потопа
Недоставало трех недель.

И было душно, как в малине.
Ни вех, ни троп, ни колеи…
Так сели в мох при Катерине
Святые родичи мои.

1932

85. ПЕСНЯ О ГИБЕЛИ КОМИССАРА

По лугам, по чернолесью
Разлеглась страна,
Как на той на стороне
На войне - война.

Как на той на стороне
На беде - беда.
Впереди стоят леса,
Позади - вода…

Только ветер ледяной,
Только вой волков,
Только конь вороной,
Только стук подков.

По суглинкам, по пескам
Да под пулями
Комиссар спешит к войскам
Вровень с бурею.

Яростны на нем и вечны -
Ненавистные врагам -
Крылья звезд пятиконечных,
Шлем, кожанка и наган!

Ветер. Ночь. Конь. Песок.
А в начале дня
Семь зеленых молодцов
Брали в плен коня.

То не сено в копне,
Не котел в углях -
Атаман сидит на пне
В сорока ремнях!

Атаман на пне верхом,
На восток лицом.
Набивает трубку мхом,
Мелким вересом.

На него в такую пору
Не смотри, не зри.
Он пускает дыма гору
Из одной ноздри.

Он блестит, как гусь хвалёный
На воде речной.
Доложил ему зеленый
Про поход ночной.

"Атаман, - сказал он, - шляхом
Шлялись семь ворон.
Красный гриб широкошляпный
К нам попал в полон".

Атаман сидит, как лунь:
"Ну, попался, грач!"
Позади его холуй,
Впереди - палач.

"Я давно задумал думку -
Класть грибы в гробы.
До твоей глубокой лунки
Пять минут ходьбы.

Награжу тебя тесьмой
Крепкой, хо́леной.
Ты свезешь мое письмо
В штаб Духонина".

Комиссар сказал: "Челдон,
Принимаю смерть…
Обо мне Москва и Дон
Будут песни петь,

На беседах, на собраньях
Будет плакать медь,
О моей разлуке ранней
Будет гром греметь!"

1932

86. ПОВЕСТЬ О ДВУХ БРАТЬЯХ

1

Ради войн и ради мира,
Ради радости своей
Мать вспоила и вскормила
Двух высоких сыновей.

Старший сын не знает равных.
Ноги - бревна. Грудь - гора.
Он один стоит, как лавра,
Посреди всего двора.

Со двора на раздорожье
Он выходит, как война.
У него усы - что вожжи,
Борода - что борона!

Дом углами в бурю вклинен,
До войны подать рукой.
Лагерь белых при долине,
Лагерь красных за рекой.

Старший сын судьбу ломает,
Как рублевую свечу,
Шашку вострую снимает,
Надевает епанчу.

Уговоры бесполезны.
Он садится на коня.
На плечах его железных
Два оплечные ремня.

Небо в синяках и тучах,
Ветер рвет из-за угла.
Мчится полем конь летучий.
Конь и всадник. Ночь и мгла.

2

Ради войн и ради мира,
Ради радости своей
Мать вспоила и вскормила
Двух высоких сыновей.

Младший сын - любезный друг -
Семь желанных любит вдруг!
Даст минутное словечко -
Щеки рдеют пять минут.
Он одной несет колечко,
А другие сами льнут.

Он как выйдет вместе с ветром,
Вместе с тучей проливной,
Как ударит шапкой светлой
В знаменитый шар земной,

Как ударит да пристукнет
Подкованным каблучком,-
Ветер сразу, как преступник,
В ноги валится ничком,

В ноги тучам, граду, грому,
В ноги конченому дому.
Дом углами в бурю вклинен,
До войны подать рукой.
Лагерь белых при долине,
Лагерь красных за рекой.

Младший сын судьбу ломает
Ради мира и войны,
Шашку вострую снимает
С бел-муравчатой стены.

Звезды в синем небе блещут,
Он садится на коня.
На больших его оплечьях
Два суровые ремня.

В мертвых зарослях осоки
Ночь железная легла,
Мчится полем конь высокий.
Конь и всадник. Ночь и мгла.

3

Сидит ворон на дубу,
Зрит в подзорную трубу.
Видит тысячу голов,
Видит тысячу воров.
И с другими на виду
Старший сын идет в ряду,
И сияют на ворах
Медь и олово в орлах!
Сидит ворон на дубу,
Зрит в подзорную трубу.
За рекою видит он
Войска полный миллион.
Вдоль реки идут поротно
От утра и до утра,
И в огромные полотна
Веют красные ветра.
Вьется дым. А за дымком -
Младший сын перед полком,
На коне своем веселом
Младший сын перед полком.

4

Сидел ворон на дубу,
Поворачивал трубу.
Видит - дома нет в помине,
Горе едет на возах,
Видит - поле всё в полыни:
Это мать прошла в слезах!

1932

87. ПЕСНЯ ("Давай споем бывалую…")

Давай споем бывалую,
Без песен умрешь.
Здравствуй, Дон Иванович,
Как ты живешь?

Как ты живешь,
За кем, брат, слывешь,
Сладко ль, Дон Иванович,
Ешь и пьешь?

Дон горит, как свечка,
Эх, время-времена,
Звякают уздечки,
Поют стремена.

Лётом, перелётом
Через поле до горы
Крой пулеметом
До поздней поры.

Вылетели конники
С поля на холмы.
Кто пойдет в покойники -
Вы или мы?

1932

88. ВСТУПЛЕНИЕ ("Года растут и умирают в этом…")

Года растут и умирают в этом
Растянутом березовом краю.
Года идут. Зима сменяет лето
И низвергает молодость мою.

Я стану горьким, как горька рябина,
Я облюбую место у огня.
Разрухою основ гемоглобина
Сойдет лихая старость на меня.

И, молодость, прощай. Тяжелой пылью
Полки ветров сотрут твои следы,
И лирики великие воскрылья
Войдут в добычу ветра и воды.

И горечь трав и серый дым овина
Ворвутся в область сердца. И оно,
Распахнутое на две половины,
Одним ударом будет сметено.

Мы на земле большое счастье ищем,
И, принимая дольную красу,
Я не хочу, друзья, остаться нищим
И лирики немножко запасу.

1932

89. "Я обладаю верным даром…"

Я обладаю верным даром
Так направлять веселый стих,
Чтобы не чувствовать ударов
Тщеславных недругов своих.

У них несчастная эстрада
Стоит, как мертвая вода,
А на моей земле Отрада
Не отцветала никогда!

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке