Потом, как обычно, всё утряслось, я вошла в ритм. Мне вспомнилась Наоми Джеймс, первая женщина, совершившая кругосветку в одиночку по маршруту мимо трёх мысов. В своей книге она честно пишет, что как то раз у неё что-то не получалось с определением. И только время спустя, связавшись по радио с мужем, она поняла, что до этого момента она для измерения расстояний, брала циркулем шкалу долготы, вместо широты. Я успокаиваю себя тем, что если бы и допустила такую ошибку, то здесь, вблизи экватора, это не большая беда, и что если даже наделаю ещё не знаю каких ошибок, мне не нужно связываться ни с кем по радио. Ещё и потому, что радио у нас нет.
Постепенно-постепенно, начинаю понимать, что не так уж и сложно вести лодку по этому большому океану. Так как рассчитывать приходилось только на мои силы, мы решили нести зарифлённый грот, с двумя рядами рифов, и самый большой передний парус. Когда налетают шквалы, достаточно убрать геную и спокойно переждать.
Конечно, такая вульгарная техника заставила бы перевернуться в кокпите всех наших домашних ортодоксов, которые стали бы доказывать её неверность. Но она работает, практична, объединяет максимум эффективности при минимуме усилий, почему бы мне её не использовать?
Сегодня я вытащила из воды лаг. Электронный давно уже вышел из строя и мы заменили его на старый "Walker" с вертушкой. Но утром, очищая тросик от водорослей, я заметила на вертушке следы зубов акулы, их ни с чем не спутаешь. Лучше убрать её в надёжное место, до момента, когда действительно понадобится, у нас только одна запасная. Сейчас я определяюсь по солнцу. Утром брать высоту солнца легче, воздух более прозрачный и горизонт более чёткий. Я сижу верхом на одной из лебёдок в кокпите, крепко держа секстант в правой руке. На нём заранее установлена высота, которую я должна считать. Ловлю в окуляр солнце, покачиваю секстант, так, чтобы оно описывало дугу над самой поверхностью моря. Левой рукой вращаю барабан и, в момент когда солнце касается моря в самой нижней точке, кричу "стоп" и Карло в каюте нажимает кнопку хронометра.
Брать полуденную высоту солнца гораздо сложнее, потому что в полдень солнце очень высоко (мы находимся вблизи экватора, в период близкий к равноденствию), и мне приходится мотать его по всему небу, пока оно решит дотронуться до горизонта. Когда волны больше обычного, трудно держаться неподвижно и приходиться поднимать точку наблюдения хотя бы на метр, чтобы волны не закрывали горизонт. Я пробовала вставать ногами на лебёдки на мачте, но тогда не хватает руки, чтобы крутить барабан. Тогда я делаю три замера и беру среднюю высоту и среднее время.
Вот так, шутя, мы уже почти на пол дороги до Маркиз. Проводим дни за чтением и писательством, я поднимаю и опускаю стаксели, когда приближаются шквалы, беру и отдаю рифы, делаю периодический осмотр руля, вант, штагов, трюма и мотора. Я даже научилась делать в одиночку поворот через фордевинд: сначала иду на нос, отдаю завал тали, возвращаюсь в кокпит, ослабляю оттяжку гика и набиваю шкот стакселя, чтобы в нужный момент он не намотался на штаг. Потом иду на корму, отрегулировать "Джованни" на чистый фордевинд. Дождавшись удобного момента, доворачиваю ещё флюгер и бегу в кокпит, выбирать шкот грота, держа голову низко, чтобы не получить по ней гиком. Когда грот перелетает на другой борт, травлю шкот и иду перекидывать стаксель, набить оттяжку гика и завал тали. На всю эту историю уходит около пятнадцати минут, учитывая время, которое я трачу на то, чтобы расшифровать подсказки на жаргоне, которые мне выкрикивает Карло.
К счастью, море даёт время подумать. На поворот можно потратить десять минут, можно час, и ничего не изменится. Когда я беспокоилась о всех этих снастях, которые нужно знать когда тянуть и названиях, которые нужно запомнить, Карло говорил мне: - Да нет, выучить несколько основных вещей, это не сложно. Научиться понимать море, небо… потребуется целая жизнь. Но, в конце концов, кто сказал, что нужно обязательно всё так хорошо понимать. Ведь всё это лишь большая игра.
Однако, подниматься на топ мачты я отказываюсь. Даже в порту не могу, тем более здесь.
- Выше краспиц не полезу.
Но больше всего меня тяготит необходимость думать о том, что приготовить поесть.
- Разделим обязанности. Ты говоришь мне что готовить, я готовлю.
- Спагетти карбонара и пинцимонио.
- У нас нет грудинки и сельдерея.
- Тогда оставь. Поем хлеба с колбасой.
Колбаса и прошутто крудо! Когда нам доведётся попробовать их в следующий раз.
Нос лодки забит свежими овощами. На Галапагоссах мы нашли гигантскую капусту. Нам сказали, что если постепенно употреблять в пищу наружные листья, она хранится очень долго. Есть также морковь, лук, бананы и 48 яиц, покрытых вазелином. С хлебом, однако, у нас кризис. Возможно мы не достаточно его высушили и в пакетах, в которых он хранился, оказалась лишь цветная плесень.
Есть фиолетовые сухарики, есть жёлтые, но несъедобные.
После нескольких неудачных попыток я всё же нашла магический способ выпечки хлеба: 900 грамм муки, два стакана тёплой воды, ложка соли, ложка растительного масла и четыре пивных дрожжей.
Сухие дрожжи не надо не замачивать, не разводить в воде.
Замешиваю и оставляю подниматься на 45 минут. Ещё 30 минут в печке и получается золотистый, хрустящий бублик, который мы режем на тонкие-тонкие ломтики и его хватает на 3–4 дня.
Безграничный океан окружает нас. Не мало людей он видел, и, наверное, никто из них не проходил тем же самым маршрутом.
Магеллан пересёк весь Тихий океан ни разу не увидев земли. Кук, во время своих трёх больших плаваний, исходил его вдоль и поперёк.
Он встретил самых гостеприимных на свете людей в Папеэте и каннибалов в Новой Зеландии. На островах Общества его провозгласили почти богом а в другой части океана, на Гавайях, его убили.
Великий Тихий океан с островами, разбросанными на его просторах, это отдельный мир, далёкий и загадочный. Понадобилось несколько веков и множество плаваний, чтобы понять его размеры и раскрыть его секреты. Это были тяжёлые плавания. Идти приходилось наугад, преодолевать невиданные по тем временам, расстояния, не видя земли, голод, цинга, циклоны, жажда, тропические ливни. Удалённость от дома и бесконечность горизонта делали эти проблемы ещё более невыносимыми.
Были ещё и трудности в отношениях с аборигенами.
Испанцы приходили чтобы завоевать и обратить, грабя, убивая и разоряя всех, кто, хоть как то, оказывал сопротивление.
Французы же, с Ла Перузом, пришли с миром, с теорией просветительства, в поисках хороших дикарей. Но вскоре, на собственном опыте, убедились, что примитивность и дикость не исключают агрессивности и людоедства.
На Самоа, отряд французов, сошедший на берег, чтобы запасти воды, был почти весь перебит теми же самими "добрыми дикарями" которые до этого невинно меняли у борта корабля фрукты и жемчуг.
Возможно, бойни удалось бы избежать, если бы французы вовремя решились начать стрелять в приближающихся к ним с угрозами аборигенов, но принципы пацифизма тогда возобладали и они не стреляли до последнего момента, когда на них обрушился град камней, убийственных, как пули из ружей.
Ужасный эпизод, хотя он и не уравнивает счет случаев, когда испанцы, англичане и голландцы открывали огонь по безоружной толпе практически без всякой причины, просто чтобы показать, что они сильнее.
Просто удивительно, что после стольких притеснений, полинезийцы всё ещё хорошо относятся к иностранцам. Многие из первых исследователей не вернулись домой. Ла Перуз потерпел крушение и о нём ничего не было известно до недавнего времени, когда были обнаружены обломки его парусника "Буссоль" на скалах рифа Ваникоро, одном из самых отдаленных из южных Соломоновых островов.
Из пяти кораблей и 250 человек команды Магеллана, только один, с восемнадцатью выжившими на борту, сумел вернуться в Испанию.
Ещё худшая судьба постигла "Баунти", отправившийся в Тихий океан за саженцами хлебного дерева, он был потоплен взбунтовавшейся командой у острова Питкерн. Годом позже, корабль "Пандора", посланный английским адмиралтейством на его поиски, потерпел крушение на большом австралийском рифе. Тот же Кук, после двух, удачно завершённых плаваний, нашёл свою смерть в стычке с туземцами Сэндвичевых островов.
В те времена, было большим приключением, ходить в этих водах, абсолютно безлюдных, с множеством островов, без карт, на мало манёвренных и плохо ходящих в лавировку судах. Можно было плыть месяцами и не видеть земли, и, самое главное, никто не мог сказать, когда она появится.
Мы же хорошо знаем, что в 3000 миль лежат Маркизы. Знаем, что видно их будет из далека, так как они очень высокие. Мы знаем, но это не очень помогает. Когда я думаю о расстоянии, которое ещё предстоит пройти и о том, сколько дней ещё понадобится, мой рассудок леденеет, как перед бездной. Предпочитаю не заглядывать вперёд и сосредоточиться на уже пройденном пути и повседневных делах.
Кроме того, по сравнению с исследователями прошлого, мы воспользовались преимуществом, которое трудно переоценить - Панамским каналом, который позволил нам всё время оставаться в тропических широтах. Им же приходилось спускаться до Ревущих Сороковых и обходить мыс Горн, а потом подниматься на север, против встречных ветров. И только на двадцать пятом градусе широты ветра становятся попутными. Тёплый и ровный юго восточный пассат нес суда на север и запад, в совершенно иной мир.
Никаких больше штормов, течений и огромных волн.
Перейти из Ревущих Сороковых в зону пассатов, это словно проснуться солнечным утром после ночного кошмара. Море меняет цвет, небо становится голубым и, кажется, что вся атмосфера улыбается.