- Как отнеслись? - усмехнулся Казаков. - Директор у нас пугливый. Отстранил меня от руководства кружком… А кто ещё станет этим заниматься? Да и моя братва не отстает. Ну и собираемся здесь, в конторе, по вечерам. Так сказать, на нелегальном положении, - засмеялся Казаков. - Ребятам ещё интереснее.
- Этот Витя Малышев, кажется, толковый паренек.
- Он у меня боцманом.
- Откуда же взялась тогда эта бутылка? Он не говорил, не было там, на берегу, чьих-нибудь следов?
- Я его спрашивал, - понимающе кивнул Казаков. - Меня тоже насторожило: уж больно высоко бутылка лежала, далеко от уреза воды. Туда ее забросить только большая волна могла, а ночью, хотя и был накат, но не сильный. А следов там всегда много - на рыбзавод ходят, в магазин. Может, и подбросили.
- В бутылке?
- А что же? Известны случаи хитрых фальшивок. Слышали что-нибудь о гибели "Памира"?
- Нет.
- Было такое немецкое учебное судно, парусный барк. Погибло во время урагана в сентябре пятьдесят седьмого года.
- В девятнадцатом веке?
- Да нет, в наше время, двадцать лет назад, учебное судно Западной Германии. Из восьмидесяти шести человек спаслось только шестеро. А через несколько месяцев нашли на берегу бутылку с запиской. В ней тоже во всем обвиняли капитана. Ловко было сделано, но подделку разоблачили.
- Здесь не может этого быть, - покачал головой Арсеньев, - ведь письмо-то написано несомненно погибшим Лазаревым.
- Точно?
- Совершенно точно. Опытный эксперт проверял. В подлинности письма нет никаких сомнений. Оно написано Лазаревым.
- Тогда и я ничего не понимаю, - сказал Казаков. - Но одно могу сказать совершенно определенно: течением его сюда принести не могло. Когда Махинскую перемычку размыло, мы специально бросали в море буйки, чтобы выяснить, куда повернуло течение. Ни один из них не прошел даже вблизи острова Долгого. Если хотите, сделаю выборку материалов из отчетов и пришлю вам.
- Спасибо! Будет очень кстати.
5
Вернувшись с острова Долгого, Арсеньев в тот же день посетил Голубничего и рассказал о своей поездке.
Голубничий слушал внимательно, не перебивая, и буквально оживал на глазах: спина у него распрямилась, плечи стали шире, в глазах появился живой блеск.
- На каком судне вы ходили? - спросил он адвоката.
- На траулере "Алмаз".
- А, с Захаровым. Как он - здоров?
- Кажется, вполне.
- А погода как?
- Сначала была хорошая, а потом покачало немножко.
- Осенеет, - кивнул Голубничий и громко вздохнул.
Он опять поскучнел и, когда Арсеньев, закончив рассказ, спросил его, могло ли туда принести бутылку течением, ответил ему в точности словами капитана Захарова:
- В море всё бывает, - и задумался, глядя куда-то в небо, сиявшее за оконной решеткой. Потом посмотрел на Арсеньева и сказал: - Но ведь письмо-то подлинное, не фальшивое. Или, думаете, и второй эксперт, который почерк сличал, ошибся?
Арсеньев неопределенно пожал плечами:
- В этом вся загвоздка. Наш почерковед опытный, ошибиться не мог.
Голубничий кивнул:
- Да и я ведь почерк Лазарева знаю. Точно, он писал, его рука. И словечки его. Он такой парень был… с фантазиями.
- Но как тогда попало оно на остров Долгий?
- В море всё бывает, - повторил, вздохнув, Голубничий: спина у него опять стала горбиться. Арсеньеву понравилось, что он так ответил, не хватаясь поспешно за появившуюся новую возможность оспаривать обвинение.
- Попробую добиться повторной экспертизы, - сказал, вставая, Арсеньев. - Сроки, сроки нас поджимают.
Посмотрев на Голубничего, он предложил:
- Сергей Андреевич, может, всё-таки поставить снова вопрос, чтобы вас освободили?
Голубничий совсем опустил голову, пряча побагровевшее лицо.
- Не надо, - глухо ответил он. - Я уж лучше здесь до суда подожду. На воле мне труднее будет… Правда, картошку пора копать, да жена одна управится…
Арсеньев вспомнил, как шел по улице рыбачьего поселка под перекрестными взглядами, и не стал его уговаривать.
На следующий день он с утра отправился к следователю и первым делом положил перед ним на стол несколько заготовленных бумаг.
- Жалобы и претензии? - усмехнулся Алексеев.
- Точно.
Следователь прочитал их и покачал головой.
- Так, - сказал он, с интересом глядя на Арсеньева. - Требуете, в сущности, ни больше ни меньше как нового расследования. По-вашему, я два месяца совсем не тем занимался, чем нужно? И оба заключения экспертов вас не устраивают, требуете новой экспертизы? Да ещё и проведения следственного эксперимента. Какого именно? Как вы его себе мыслите? Дать Голубничему ещё один траулер и наблюдать, как он его утопит? Но ведь надо ещё и шторм организовать в десять баллов, а это вовсе не в моих силах.
- Ценю ваше остроумие, но столь многого я от вас не требую. Надо просто бросить в море несколько бутылок в том месте, где погиб траулер, и проверить, куда именно понесет их течением.
- Всего-навсего, - засмеялся следователь. - На сколько же месяцев вы хотите затянуть следствие? Ведь сроки, установленные законом, вам известны не хуже, чем мне. И кто станет оплачивать эту экспедицию?
- Тогда давайте ограничимся повторной экспертизой.
- Не вижу достаточных оснований, - сразу став деловым и серьезным, ответил следователь. - Экспертиза солидная, достаточно авторитетная.
- Для вас, может быть…
- А вы действительно дотошный законник, - с уважением протянул следователь.
- "Буквоед", как вас предупреждали? Да, я сразу настораживаюсь, когда, например, вижу протокол, составленный небрежно, с нарушением правил. Потому что всякий, допускающий небрежность в таких вопросах, как честь, и судьба другого человека, обычно бывает особенно склонен к поспешным решениям и поступкам. За каждым отступлением от формы нередко прячется нарушение и духа законов.
- Благодарю за нотацию, хотя, кажется… - попытался перебить адвоката Алексеев…
Но тот упрямо закончил, кладя перед ним ещё одну бумагу:
- Тут перечислены все нарушения в деле, какие я заметил. Ведение протоколов не по форме и прочее. Познакомьтесь, пожалуйста.
Следователь пробежал глазами бумагу и сказал:
- Благодарю вас, Николай Павлович, и постараюсь непременно учесть на будущее. Но сейчас, думаю, для суда эти мои промашки не будут иметь такого уж решающего значения.
- Вероятно. Но я и не собираюсь о них говорить на суде. Это только для вас, так сказать, в порядке дружественной критики и товарищеской помощи.
- Спасибо, - сказал Алексеев и поспешно добавил: - Вы не думайте, я вас вполне серьезно благодарю.
- Приятно слышать, - усмехнулся Арсеньев. - Но как же всё-таки с нашими остальными ходатайствами? Вы их отвергаете?
- Да.
- И дадите на каждое мотивированный ответ?
- Разумеется. Сегодня же напишу.
Арсеньев ожидал отказа. Ведь следствие затянулось, и теперь каждый день задержки вызовет для следователя неприятности и нарекания. Алексеев считает заявленные ходатайства в самом деле не слишком важными и существенными, полагаясь на заключения экспертов, и просто выбирает из двух зол меньшее для себя: пусть теперь суд разбирается, а он свое дело сделал, и, главное, в установленный срок.
- Боитесь сроки затянуть? - спросил Арсеньев.
- Боюсь! - с некоторой запальчивостью ответил следователь. - Это ведь тоже будет нарушением закона, не так ли? Если бы вы передо мной эти вопросы неделю назад поставили, я бы, может, по-иному к ним подошел. А где вы были раньше?
- Ездил на остров Долгий, чтобы получше познакомиться с этим темным делом. А вот почему вы этого не сделали? Выглядит, впрочем, вполне похвально - доверяете, дескать, больше специалистам. А на самом деле просто застраховались бумажками.
- А что мне, по-вашему, там делать столько времени спустя? Следы на берегу обнюхивать? - сердито спросил следователь, но было видно: он чувствует себя немножко виноватым. - Парнишку, который бутылку нашел, тогда же подробно опросили на месте, в милиции. Показания его есть в деле. Дальше. Бутылка с запиской найдена на берегу - это факт? И написано письмо Лазаревым - тоже факт. Или вы теперь и его опровергать собираетесь?
Он начал что-то писать, а Николай Павлович задумчиво уставился на задорный хохолок, торчавший у следователя на макушке.
- Ладно, - вдруг сказал Алексеев, поднимая голову. - Раз уж вы во всём сомневаетесь, пошлю письмо на повторную экспертизу. Кому вы доверяете, называйте, удовлетворю вашу просьбу. Пойду даже на выговор за то, что следствие затянул.
- Давайте пошлем Бурковскому.
- В Смоленскую прокуратуру? Хорошо, сегодня же пошлю.
- Спасибо, - сказал Арсеньев.
- Не за что. Мне истина важна не меньше, чем вам.
Утром Арсеньев нашел в почтовом ящике толстый пакет от Казакова. Тот прислал подробные выписки из материалов нескольких плаваний, проведенных для изучения изменившегося течения. Каждая заверена по всем правилам, так что их можно представить суду как вполне официальные документы.
К выпискам были приложены две схемы. На одной показано, как шло течение раньше, до размыва песчаной перемычки, преграждавшей ему путь на восток. На другой схеме весьма наглядно нанесены пути странствий в море каждого из шестнадцати контрольных буйков, пущенных разведчиками рыбы именно в том районе, где погиб "Смелый". Все они уходили далеко в сторону от берегов острова Долгого.
К схемам и выпискам из отчетов Казаков приложил письмо с подробными и обстоятельными комментариями. А в конце он писал: