Даже аристократ Дево был далек от мысли осуждать капитана за стяжательство. Он с готовностью ухватился за шанс преумножить свое не слишком крупное состояние. "Если бы только "Циклоп" не был так поврежден", – с сожалением подумал первый лейтенант.
А на квартердеке капитан Хоуп спорил со штурманом. Будучи единственным человеком на борту, имеющим законное право оспаривать решения капитана, касающиеся вопросов навигации, Блэкмор упорно возражал против намерения снова позволить "Циклопу" спуститься по ветру, чтобы взять на буксир фрегат, находящийся не более чем в полулиге от опасной мели.
Но опасности этой ночи по-разному подействовали на людей. Когда Блэкмор отвернулся, признавая свое поражение, Хоуп принялся действовать. Много лет он ждал такой возможности, и теперь искушение оказалось сильнее осторожности. За многие годы службы он не стяжал славы лихого командира, и вот судьба дарит ему такой роскошный шанс. А все что требуется от него – это грамотно применить те умения, которые выработались за годы, проведенные на море.
– К повороту, мистер Блэкмор.
Капитан повернулся и столкнулся с худой фигурой, спешащей на корму.
– П… прошу прощения, сэр.
Дринкуотер вскинул руку к головному убору.
– Ну?
– Отмель в миле под ветром, сэр.
С минуту Хоуп пристально вглядывался в лицо юноши. Экзамен его удовлетворил. – Благодарю вас, мистер…
– Дринкуотер, сэр.
– Именно. Оставайтесь при мне: мой посыльный убит, – и капитан кивнул на останки мичмана, выполнявшего ранее эту роль. Парню шел двадцать второй год.
При виде изувеченного тела Дринкуотер почувствовал себя дурно. Он замерз и жутко проголодался. Его пугала мысль, что фрегату предстоит маневрировать поблизости от терпящего бедствие "испанца", опасно приближаясь к мели …
– Первый лейтенант где-то на батарейной палубе, узнайте, как долго он еще там пробудет.
Ошалевший мичман побежал исполнять приказание. Внизу, на темной батарейной палубе кипела работа. Около сотни канониров тянули на корму тяжелый канат. Там Дринкуотер и обнаружил первого лейтенанта, и передал ему сообщение. Дево хмыкнул, потом бросил через плечо:
– За мной.
Вместе они поднялись на квартердек.
– Почти готово, сэр, – доложил Дево капитану, стоящему у гакаборта. Он вытащил кортик, перерубил лаглинь в месте соединения с лагом и подозвал к себе Дринкуотера.
– Смотай его для броска, парнишка, – и он показал на длинный лаглинь, уложенный в бухту. На мгновение юноша растерялся, потом, припомнив, как это делал Тригембо, принялся сматывать линь. Дево поторапливал группу моряков, несущих на корму бухту четырехдюймового троса. Перевесившись через гакаборт, первый лейтенант свесил один конец троса и закричал кому-то внизу. Конец был подхвачен, втянут внутрь и привязан к толстому канату. Дево выпрямился. Один из моряков привязал к другому концу четырехдюймового троса тонкий лаглинь. Дево выглядел довольным.
– Бэньярд, – обратился он к матросу. – По моей команде забросишь его испанцам.
"Циклоп" приближался к терпящему бедствие фрегату. Вблизи он казался просто огромным, корабли качались на волнах, то взлетая, то опускаясь вниз по отношению друг к другу футов на пятнадцать-двадцать.
Фрегаты сблизились вплотную. Раскачивающийся бушприт "испанца" грозил зацепить борт "Циклопа". Наблюдая за зловещей амплитудой движений бушприта над горсткой англичан, собравшихся на корме "Циклопа", группа людей на полубаке "испанца" оживленно размахивала руками. Если бушприт сорвет бизань "Циклопа", корабль будет обречен, став неуправляемым под напором штормового ветра. Утлегарь бушприта поднялся, потом снова опустился. Он врезался в гакаборт "Циклопа", застрял в нем на мгновение, а потом снова взмыл вверх, обратив в щепы часть обшивки. По сигналу Дево Бэньярд ловко пропустил линь сквозь кницы бушприта, снова наклонившегося к корме "британца".
– Пошли, парень! – вскричал Дево. В то же мгновение он подпрыгнул и повис на утлегаре, стараясь оседлать его. Побуждаемый примером первого лейтенанта, Дринкуотер без рассуждений последовал за ним. Палуба "Циклопа" ушла вниз и в сторону. Ветер трепал полы мундира Дринкуотера, осторожно ползущего по бушприту следом за Дево. Наклонное рангоутное дерево было в изобилии снабжено петлями для рук, и несколько минут спустя он уже присоединился к своему командиру на полубаке "испанца".
Роскошно одетый офицер вышел вперед и протянул Дево свою шпагу. Дево, разозленный бездеятельностью испанцев, не обратил на него внимания. Он знаками поторапливал офицера и группу матросов, занятых линем, и вскоре показался четырехдюймовый канат. Снова выглянула луна. Дево повернулся к Дринкуотеру.
– Ради Бога, забери у него эту штуковину. Потом верни назад: нам требуется их помощь.
Так Натаниэль Дринкуотер принял капитуляцию тридцативосьмипушечного фрегата "Санта-Тереса". Отвесив на качающейся палубе неуклюжий поклон, он, страясь не выглядеть остолопом, протянул оружие назад. Лунный свет блеснул на толедской стали.
– Люди! Омбрес! – снова закричал Дево.
Четырехдюймовый канат уже появился на палубе, и начал сказываться вес большого каната. Отчаянно жестикулируя, Дево побуждал побитых испанцев подналечь. Он замахал рукой в сторону подветренного борта.
– Муэрто! Муэрто!
Они понимали.
А с наветра Хоуп готовился положить "Циклопа" на другой галс. Было жизненно важно, чтобы Дево успел за оставшиеся секунды закрепить буксир. Четырехдюймовый был выбран полностью. Кто-то на носу "Санта-Тересы" уже подхватил показавшийся из воды десятидюймовый канат.
– Тяни! – вне себя от возбуждения кричал Дево. Волочащийся в воде канат будет служить для "Циклопа" плавучим якорем и может помешать ему лечь на правый галс.
Вдруг канат одним рывком оказался втянут на борт. Набегающая волна приподняла тяжелую пеньку и буквально втолкнула ее на нырнувший нос "Санта-Тересы".
Дринкуотер почувствовал удивление. Характер качки изменился. Он ощутил что-то неладное и огляделся. Освещенное луной море было белым и покрытым пеной, как у пляжа. Они оказались среди бурунов Сан-Лукара. Мощь валов Атлантики, обрушивающихся на отмель, производила шум, заглушающий завывание ветра и крики людей.
Проверив крепление каната, Дево заорал:
– Выстрел из пушки, живо!
Дрикуотер стал показывать на орудие, пантомимой давая понять, будто загоняет заряд в ствол.
– Бум! Бум! – кричал он.
Моряки поняли его и в несколько секунд пушка была заряжена. Дрикуотер взял пальник и поджег заряд. Орудие выстрелило. Мичман обеспокоенно посмотрел на "Циклоп". Стоявшие рядом испанцы глядели в подветренную сторону.
– Dios!– воскликнул один из них, перекрестившись. Другие последовали его примеру.
Дринкуотер вздохнул с облегчением. "Циклопу" удалось лечь на другой галс. Буксир поднялся из воды и натянулся. Раздался скрип, и Дринкуотер посмотрел на фок-мачту, вокруг которой Дево и матросы обвязали канат. "Санта-Тереса" вздрогнула. Люди встревоженно переглянулись: что это – рывок буксира и касание дна?
Корма "Циклопа" поднялась, потом нырнула вниз. В наступившей опять темноте разглядеть канат было невозможно, но он явно остался цел, ибо "Санта-Тереса" начала разворачивать нос к ветру. Медленно, очень медленно "Циклоп" тянул своего недавнего противника на юго-запад, платя за каждый фут продвижения на ветер ярдом сноса в южном направлении.
Дево повернулся к мичману и похлопал его по спине. Лицо его осветилось по-детски радостной улыбкой.
– Мы сделали это, парень! Бог мой, мы это сделали!
Дринкуотер медленно осел на палубу: силы совершенно оставили его и он провалился в забытье.
Глава пятая. "Дела людей, порочные и злые…"
Февраль-апрель 1780 г.
Флот Родни стоял на якоре в Гибралтарской бухте, зализывая раны и наслаждаясь чувством выполненного долга. Доказательства победы находились здесь же: испанские корабли, на которых поверх родных знамен развевались британские.
Эскадра Хуана де Лангары была буквально уничтожена в сражении. Четыре линейных корабля капитулировали в полночь. Сам адмирал сдал Родни свой флагман "Феникс", но "Сэндвичу" этого оказалось мало. Около двух часов ночи семнадцатого числа он догнал и одним могучим залпом заставил спустить флаг меньший по размерам линкор "Монарка". Ко времени, когда "Циклоп" взял на буксир "Санта-Тересу", флоты попали на мелководье. Два испанских семидесятичетырехпушечных корабля, "Сан-Хулиан" и "Сан-Эухенио", оказались выброшенными на мель и погибли, унеся в пучину ужасное количество жертв. Остальные корабли, как испанские, так и британские, стали с трудом лавировать против ветра. Пока англичане старались спасти призы, один испанский линейный корабль и фрегат скрылись. За исключением их и "Сан-Доминго" вся эскадра де Лангары оказалась в руках Родни. Это был удар по гордости испанского флота, удар тем более жестокий, что ему уже пришлось пережить подобное унижение, когда в конце предыдущего года идущий из Индии "золотой флот" попал в лапы английских рейдеров.