- Верно говоришь, - поддержал Малыгин. - Я ведь, парень, тоже на промыслах бывал, знаю.
- А в ямщики как попал? - заинтересовался Степан.
- Марфутка все. Присох возле нее. А сказать правду - хороша девка, - воодушевился Петр.
- Слыхали, - недовольно отмахнулся Степан, - рассказывал, брат. Смотри, смотри!
С берега на бревенчатый холм, содрогавшийся от напора воды, бросились два заторщика.
С замиранием сердца следили мореходы за смельчаками. На берегах стихли крики и ругань. Только река шумно билась о камни.
Мужики осторожно двигались по скользким бревнам, ловко сталкивали баграми мокрые стволы. Одно за другим бревна скатывались вниз и уносились течением. Холм быстро таял. Умелые руки людей разламывали затор.
- Не приведи господи им ошибиться, - почему-то шепотом сказал Малыгин. - Рухнут ежели бревна - тогда аминь. В клочья людей раздерет.
Вдруг один из заторщиков поскользнулся. Шатаясь, балансируя, он пытался удержаться на скользком бревне. Словно ветер в дубраве, пронесся вздох толпившихся на берегу людей.
Но мужику пришел на помощь товарищ, протянув свой багор.
На пороге торчало всего несколько бревен. Наступал самый опасный момент. Люди на берегу с напряженным вниманием следили за каждым движением заторщиков.
И вот остались два бревна, на каждом стоял заторщик. Сильными движениями мужики воткнули багры в скользкие бревна.
Стволы зашевелились, сдвинулись с места. Стоя, держась за багры, заторщики стремительно пронеслись на бревнах через порог.
Тишину расколол радостный вопль, полетели вверх шапки. Люди на берегу неистовствовали, приветствуя отчаянных смельчаков.
- Эх! - вырвалось у Степана. - Молодцы, ничего не скажешь. А ведь со смертью рядом были. Пожалела, курносая…
В Каргополе мореходы не отдыхали. Сухопутьем до монастыря было недалеко, и, посоветовавшись с товарищами, Шарапов решил идти дальше пешком. Для удобства все лишнее оставили у земляка-мезенца, державшего в городке соляную торговлю, и с пищалями за плечами отправились в путь.
Дорога шла густым хвойным лесом. Дичи и зверя вокруг было много, а людей не встречали. Друзья били глухарей и тетеревов и, останавливаясь на ночлег, не ложились спать, не наевшись досыта вкусной дичинки.
Только однажды на пути друзьям встретилась небольшая деревенька.
Было раннее утро. Степан Шарапов, идущий впереди, остановился.
- Петряй, - позвал он Малыгина, - смотри-ка, что там: будто бабы в одном исподнем пляшут. - И он показал на пригорок, видневшийся между деревьями.
- По пригорку, освещенному первыми лучами солнца, двигалось странное шествие: впереди, запряженная в соху, шла совсем голая седая старуха. За ней несколько баб с распущенными волосами, в одних рубахах скакали на помельях, визжали, били в медные сковороды. Позади шли женщины, размахивая кочергами, косами и ухватами.
Малыгин сразу понял, в чем дело.
- Опахивают бабы, лихость коровью унимают. Видать, скот у них мрет. Стой, ребята, - обратился он к товарищам. - Не мешай колдовать.
Мореходы сбились в кучу возле Малыгина, с любопытством глазея на языческий обряд, не забытый в глухомани на Севере.
- А мужики все от мада до велика по дворам закрылись. Убьют бабы, ежели встретят, - объяснял Малыгин. - Смотри, ребята, старуха-то, что в сохе идет, - повещалка, заглавная у них; она и борозду проводит… Не дай бог, ежели бабам что живое на пути встретится, - вилами заколют, косами порежут… Три раза женки должны сохой вокруг села обойти - борозду провести. Борозда коровью смерть в село не пустит.
И вдруг чистый звонкий голос начал песню. Сотни голосов подхватили ее:
От океана моря глубокого,
От лукоморья ли зеленого
Выходили двенадцать дев.
Шли путем дорогой немалою,
Ко крутым горам, высоким,
Ко трем старцам старым…
Шествие медленно спустилось с пригорка и скрылось с глаз. Но песня продолжала раздаваться:
Ой вы, старцы старые!
Ставьте столбы белодубые,
Стелите скатерти браные,
Точите ножи булатные,
Зажигайте котлы кипучие,
Колите, рубите намертво
Всяк живот поднебесный…
- Заклинают смерть бабы песней, - задумчиво сказал Малыгин, - а как поют - заслушаешься.
Сулят старцы старые
Всему миру животы долгие;
Как на ту ли злую смерть
Кладут старцы старые
Проклятьице великое.
Строят старцы старые
Вековечну жизнь
На весь род человеч.
Песня закончилась. Подождав, пока бабы разошлись по избам, друзья двинулись в путь. В деревеньке решили не останавливаться и снова углубились в лесную чащу. На третий день пути стали встречаться пожни с многочисленными стогами сена, обширные гари, засеянные ячменем и рожью. Изредка позванивали бубенцами пасущиеся в лесу лошади.
- Колокол! - остановившись, сказал Малыгин. - Слышь, гудет, словно бы на пожар.
Чем ближе подходили друзья к монастырю, тем явственней слышались частые тревожные удары колокола. Теперь сомнения не было - в монастыре били в набат. Степана и его товарищей охватило волнение.
- Поспешим, ребята, - с тревогой сказал Шарапов, - пожар, монастырь горит.
- Дыма не видать, - прибавив шагу, ответил Малыгин, - а без дыму огня не бывает. Сейчас на опушку выйдем, а там и монастырь близко, рукой подать. Места тут знакомые, не однажды бывать приходилось.
Шарапов обернулся.
- Что ж так разохотился, - с усмешкой сказал он, - али в привычку вошел по монастырям-то ходить?
- И в привычку вошел и усердие имею.
- Ну-к что ж. - Степан только крякнул и покачал головой.
- У хозяина моего, - продолжал Петр, - у купца Окладникова, жена в здешнем монастыре захоронена, так он сюда каждый год тройку гонял, а я кучером… Купец в монастыре с игуменом, а я в деревеньку к веселой вдовице на печку.
Друзья дружно захохотали.
- А вот и дом божий, - сказал Петр, показывая на строения, видневшиеся между стволами поредевшего леса.
На небольшом холме, густо поросшем кустарником, виднелись многочисленные постройки, опоясанные высокой каменной стеной. Монастырь был богатый: тысячи приписных крестьян трудились на обширных угодьях, набивая монастырскую казну.
- Гляди, ребята, - остановился Петр, - народу-то сколь под стенами - тьма! Будто и праздника нет, а вот…
Звон набатного колокола внезапно стих. До слуха товарищей донесся неясный гул толпы. Снова тревожно забухал колокол.
У закрытых монастырских ворот скопилась большая толпа. Десятка два мужиков непрерывно двигались, то отступая от ворот, то вновь наступая. Мореходы услышали глухой удар… еще один, еще…
Степан изменился в лице.
- Хрестьяне поднялись, - сняв шапку, сказал он, - невтерпеж стало. Недаром люди говорят: у здешних мужиков "тело государево, душа божья, а спина монастырская". Пойдем узнаем!
Друзья, охваченные волнующим чувством, бросились к крестьянскому лагерю, раскинувшемуся вокруг монастыря.
Со всех сторон торчали поднятые кверху оглобли. Привязанные у телег лошади жевали свежескошенную траву. Горели костры, дымились котлы с варевом. Кое-где на возах сидели бабы с грудными детьми…
Под навесом, сбитым на скорую руку, два кузнеца стучали, выковывая железные наконечники для пик. У кузни десятка два мужиков с длинными шестами ожидали очереди. Тут же, весело перекликаясь, шныряли беспорточные, босые ребятишки.
В стороне хмуро глядело большое кладбище, густо утыканное крестами.
Чумазый парень, битый оспой, усердно раздувал мехи; из горна сыпались искры.
- Вам что, ребята? - неласково спросил худой хмурый мужик с рогатиной в руках. Он шагнул навстречу Степану, заступая дорогу.
От костров поднялись еще несколько мужиков, вооруженных вилами и рогатинами.
Степан оглянулся: вокруг худые угрюмые лица, горящие ненавистью глаза. Рваная, в разноцветных заплатах одежда едва держится на плечах. Многие босиком, многие в лаптях и в каких-то опорках.
"Ну и ну, - подумал он, - наши поморяне трудно живут, слов нет. Однако против здешних куда лучше".
- Мы из города в монастырь пробираемся… да, вишь, здесь какие дела, - почесывая затылок, выступил Петр, - монастырь в разор пустить хотите. За такое поношение матушка Лизавета во как вас отблагодарит… Бога побойтесь, мужики.
- На што нам монастырь, - ответил хмурый мужик, - супротив злодеев идем. Сил-терпенья не стало. - Он сердито сплюнул сквозь зубы. - Кричали, выдать отца Феодора да Игнашку горбатого, собак этих. Да куда там! Закрылись монахи за стенами…
- В чем вина ихняя, мужики? - спросил Степан.
- Кровопийцы - одно слово, - раздался чей-то густой голос, - хуже татей.
- Хлебушка-то сколь годов не видывали?! Ячмень на заправку ежели, а то кора да солома, - поддержали в толпе.
- Последний кус изо рта тянут!
- Пареная репа да грибы - вот и весь харч!
- Разутые мы, раздетые, зиму встретить не в чем!
- Без смерти смерть нам!
- Детушки мрут, - раздавалось со всех сторон, - ни молочка, ни хлебушка!
- Да вот, добрый человек, возьми в понятие, - выступил вперед широкоплечий мужик в рваном зипуне, - самим жрать нечего, а хлеб в монастырь отдай. И все им, дармоедам, мало… Еще и деньги неси, а где их взять, деньги-то? - Мужик посмотрел на товарищей. Строго глядят его глубоко запавшие глаза. - Так говорю, хрестьяне?
- Правильно, Флегонт, валяй дальше, золотые слова говоришь, - согласилась толпа. - Дальше валяй!