Я дал ему.
– Катриона, – сказал он, – прошу у вас прощения, но дело идет о моей жизни, и мне придется сломать печать.
– Я хочу этого, – отвечала Катриона.
Он открыл письмо, прочитал и всплеснул руками.
– Подлый негодяй! – воскликнул он, скомкав бумагу и сунув ее в карман. – Скорей соберем наши вещи – это место для меня сущая смерть. – И он пошел по направлению к гостинице.
Катриона заговорила первая.
– Он продал вас? – спросила она.
– Продал, милая моя, – сказал Алан, – но благодаря вам и Дэви я еще могу перехитрить его. Только бы мне добраться до моей лошади, – прибавил он.
– Катриона должна ехать с нами, – сказал я, – она не может более оставаться с этим человеком. Я женюсь на ней.
Тут она прижала к себе мою руку.
– Так вот как у вас обстоит дело! – сказал Алан, оглядываясь на нас. – Это самое лучшее, что вы когда-либо могли сделать. Должен вам сказать, моя милая, вы и вправду составляете прекрасную пару.
Тропинка, по которой он шел, привела нас к ветряной мельнице, где я заметил человека в матросских брюках. Спрятавшись за нею, он, казалось, наблюдал. Но мы, конечно, видели его.
– Смотрите, Алан! – сказал я.
– Тсс… – отвечал он, – это мое дело.
Человек, вероятно, был немного оглушен шумом мельницы, так как не замечал нас, пока мы не подошли совсем близко. Тогда он обернулся, и мы увидели, что это высокий матрос со смуглым лицом.
– Надеюсь, сэр, – сказал Алан, – что вы говорите по-английски?
– Non, monsieur [11] , – отвечал он с невероятно дурным французским акцентом.
– "Non, monsieur"! – передразнил его Алан. – Так-то вас учат французскому языку на "Морском коне". Ах ты толстобрюхое животное! Вот тебе шотландский кулак для твоей английской спины!
И, подскочив к нему, прежде чем тот смог убежать, нанес ему удар, от которого матрос упал ничком. Затем Алан с жестокой улыбкой стал смотреть, как тот поднялся на ноги и удрал за песчаные холмы.
– Однако мне давно пора убраться отсюда, – сказал Алан и быстрым шагом продолжал путь к задней двери гостиницы Базена.
Мы следовали за ним.
Случилось так, что, войдя в одну дверь, мы лицом к лицу встретились к Джемсом Мором, входившим в другую.
– Скорей, – сказал я Катрионе, – ступайте наверх и собирайте свои вещи – это для вас неподходящая сцена.
Между тем Джемс и Алан встретились на середине длинной комнаты. Катриона прошла мимо них. Поднявшись немного по лестнице, она оглянулась, но не остановилась. Действительно, на них стоило посмотреть. Когда они встретились, в Алане, несмотря на самый любезный и дружеский вид, чувствовалось что-то несомненно воинственное, так что Джемс почуял опасность – так же, как по дыму узнают, что в доме пожар, – и стоял, готовый ко всему.
Время было дорого. Положение Алана, окруженного врагами в этом пустынном месте, устрашило бы даже Цезаря. Но в нем не было заметно никакой перемены, и он начал разговор в своем обычном насмешливом тоне.
– Доброго утра еще раз, мистер Друммонд, – сказал он. – Какое же у вас было ко мне дело?
– Так как дело это секретное и рассказывать его довольно долго, – сказал Джемс, – то, я думаю, лучше будет отложить его на после обеда.
– Я не вполне уверен в этом, – отвечал Алан. – Мне думается, что это должно случиться теперь или никогда. Я и мистер Бальфур получили письмо и думаем скоро уехать.
Я заметил удивление в глазах Джемса, но он сдержался.
– Одного слова моего достаточно, чтобы удержать вас, – сказал он, – одного названия моего дела.
– Тогда говорите, – возразил Алан, – нечего стесняться Дэви.
– Это сделало бы обоих нас богатыми людьми, – продолжал Джемс.
– Неужели? – воскликнул Алан.
– Да, сэр, – сказал Джемс. – Это – сокровище Клюни.
– Не может быть! – воскликнул Алан. – Вы что-нибудь узнали о нем?
– Я знаю место, мистер Стюарт, и могу указать его вам, – сказал Джемс.
– Это лучше всего! – воскликнул Алан. – Я, право, рад, что приехал в Дюнкерк. Так вот ваше дело, не так ли? Мы поделим богатство пополам, надеюсь?
– Это и есть мое дело, сэр, – сказал Джемс.
– Отлично, отлично! – продолжал Алан. Затем с тем же детским интересом он спросил: – Так оно ничего не имеет общего с "Морским конем"?
– С чем? – сказал Джемс.
– Или с тем малым, которого я только что бросил на землю за этой мельницей? – продолжал Алан. – Ну, любезный, довольно вам лгать! У меня в кармане письмо Паллизера. Кончено, Джемс Мор! Вам никогда больше нельзя будет показываться в обществе порядочных людей!
Джемса это застало врасплох. Он стоял с минуту бледный, неподвижный; затем вдруг в нем запылал страшный гнев.
– Вы смеете говорить это мне, пащенок? – зарычал он.
– Грязное животное! – воскликнул Алан и закатил ему звонкую пощечину.
В следующий миг они оба уже скрестили свои шпаги.
При первом звуке обнаженной стали я инстинктивно отскочил. Следующее, что я увидел, был удар, который Джемс отпарировал так близко, что я испугался за его жизнь. В уме моем промелькнуло, что он отец Катрионы и некоторым образом мой, и я подбежал, стараясь разнять их.
– Отойди, Дэви! Что ты, с ума сошел? Да отойди же, черт возьми!
Я дважды сбивал их шпаги. Пошатнувшись, я ударился об стену, но вскоре опять был между ними. Они не обращали на меня внимания, нападая друг на друга как бешеные. Я не могу понять, как я не был ранен сам и не ранил одного из этих двух Родомонтов [12] . Все кружилось вокруг меня точно во сне. Вдруг посреди драки я услышал громкий крик на лестнице, и Катриона одним прыжком очутилась перед отцом. В ту же минуту острие моей шпаги воткнулось во что-то мягкое. Когда я вытащил шпагу, на ней была кровь, так же как и на платке девушки. Я остановился в отчаянии.
– Вы хотите его убить у меня на глазах? Ведь я все-таки его дочь! – воскликнула она.
– Я покончил с ним счеты, милая моя, – сказал Алан и сел на стол, скрестив руки и держа в руке обнаженную шпагу.
Она некоторое время стояла задыхаясь, с широко открытыми глазами, затем быстро обернулась к отцу и взглянула ему в лицо.
– Вон! – закричала она. – Я не могу видеть вашего позора: оставьте меня с честными людьми. Я дочь Альпина! Вон отсюда, позор Альпина!
Она произнесла это с таким жаром, что я пришел в себя после ужаса, в который меня повергла моя окровавленная шпага. Оба они стояли друг против друга: она с красным пятном на косынке, он же бледный как полотно. Я хорошо знал его и понимал, что слова ее должны были поразить его в самое сердце. Однако он принял вызывающий вид.
– Что же, – сказал он, вкладывая шпагу в ножны, хотя все еще не спуская глаз с Алана, – если спор окончен, то я только возьму свой чемодан…
– Никто не увезет отсюда чемодана, кроме меня, – сказал Алан.
– Сэр! – воскликнул Джемс.
– Джемс Мор, – сказал Алан, – эта леди, ваша дочь, выходит замуж за моего друга Дэви, и потому я позволяю вам убраться живым. Но послушайтесь моего совета: не попадайтесь мне на глаза и не сердите меня. Что бы вы ни думали, но есть границы и моему терпению.
– Черт возьми, сэр, но там мои деньги! – воскликнул Джемс.
– Мне очень жаль, сэр, – отвечал Алан с забавной гримасой, – но, видите ли, теперь они принадлежат мне. – Затем прибавил серьезно: – Слышите, Джемс Мор, уходите из этого дома!
Джемс, казалось, с минуту соображал: но, вероятно, он не захотел более испытывать на себе шпагу Алана, потому что вдруг сиял шляпу и с видом осужденного, поочередно попрощавшись с каждым из нас, ушел.
В то же время я почувствовал, что как будто чары рушились.
– Катриона, – воскликнул я, – это я, это моя шпага! Очень сильно вы ранены?
– Я знаю, Дэви, и еще больше люблю вас. Вы сделали это, защищая моего отца, этого дурного человека. Посмотрите, – сказала она, показывая мне царапину, из которой текла кровь, – смотрите, вы сделали из меня мужчину! У меня рана, как у старого солдата.
Я обнимал ее, целовал ее рану, радуясь тому, что она легкая, и восхищаясь храбростью Катрионы.
– А меня разве не поцелуют, меня, никогда не упускавшего такого случая? – спросил Алан и, отстранив меня, взял Катриону за плечи. – Милая моя, – сказал он, – вы настоящая дочь Альпина. Он, по слухам, был прекрасный человек и может гордиться вами. Если я когда-нибудь женюсь, то буду искать в матери моим сыновьям женщину, подобную вам. А я ношу королевское имя и говорю правду.
Он сказал это с серьезным восхищением, которое было чрезвычайно лестно для девушки и, следовательно, и для меня. Казалось, слова его снимали с нас бесчестие Джемса Мора. Через минуту Алан снова вернулся к прежней манере.
– С вашего позволения, милые мои, – сказал он, – все это очень хорошо. Но Алан Брек намного ближе к виселице, чем ему хотелось бы. И, честное слово, я думаю, что это место следует возможно скорее покинуть.
Эти слова призвали нас и благоразумию. Алан побежал наверх и возвратился с нашими дорожными сумками и чемоданом Джемса Мора. Я поднял узел Катрионы, который она бросила на лестнице. Мы уже уходили из этого опасного дома, когда Базен, крича и размахивая руками, загородил нам дорогу. Когда были обнажены шпаги, он спрятался под стол, но теперь стал храб как лев. Счет не был оплачен, стул сломан, Алан перевернул посуду на столе; Джемс Мор убежал, уверял он.
– Вот вам, – воскликнул я, – получайте! – и бросил ему несколько луидоров, считая, что теперь не время производить подсчеты.