Он солнце и луна. "Мой отец мой король". Но не для меня: я его ненавидела. Вся его болтовня о свободе, духовной свободе и свободе мысли, не распространялась на меня, его собственную дочь. Мне не полагалось занятий с оружием, помнишь? "Думать иначе" - не для Дженни. Просто: "Будь послушной девочкой и ступай замуж за Реджинальда Берча". Какая прелестная была бы пара. Смею заверить, султан со мной обходился лучше, чем он. Я когда-то сказала тебе, что наши жизни предначертаны, помнишь? Кое в чем я ошиблась, конечно, потому что мы и подумать не могли, как все обернется, но с другой-то стороны? С другой стороны я во всем права, Хэйтем, потому что ты родился, чтобы убивать, и ты убиваешь, а я родилась, чтобы обслуживать мужчин, и именно это я и делала. Но моя служба кончилась. А твоя?
Она умолкла, взяла стакан с вином и залпом выпила. Какие ужасные воспоминания пыталась она заглушить?
- Это ведь твои дружки тамплиеры напали на наш дом, - сказала она, когда стакан опустел. - Я уверена.
- Но ведь колец ты не видела.
- Не видела, и что? Что это доказывает? Что они сняли их, только и всего.
- Нет, Дженни, это не тамплиеры. Я с ними потом сталкивался. Это были наймиты. Наемники.
Да, наемники, подумал я. Наемники, работавшие на Эдварда Брэддока, который был близок к Реджинальду…
Я подался вперед.
- Мне сказали, что у отца что-то было - что-то, что они искали. Ты знаешь, что это?
- Еще бы. Они везли это в повозке, той ночью.
- Что же это?
- Книга.
Во мне всё захолодело, замерло.
- Что за книга?
- Коричневая, в кожаном переплете, с печатью ассасинов.
Я кивнул.
- Сможешь узнать ее, если увидишь?
Она пожала плечами.
- Ну, наверное.
Я глянул на Холдена, на его тело, блестевшее от пота.
- Когда лихорадка пройдет, мы отправимся туда.
- Куда туда?
- Во Францию.
8 октября 1757 года
1
Утро было прохладное и солнечное, и точнее всего можно было бы назвать его "испятнанным" солнцем, потому что яркий свет, проникавший сквозь полог деревьев, превращал лесную подстилку в пестрое лоскутное одеяло с золотыми лоскутами.
Мы ехали верхом, друг за другом, трое, впереди был я. За мной ехала Дженни, давно уже скинувшая наряд служанки и облачившаяся в робу, полы которой свисали сбоку ее лошади. На голове у нее был большой темный капюшон, и лицо под ним вырисовывалось смутно, словно оно выглядывало из пещеры: хмурое, напряженное, в оправе седоватых волос, падавших на плечи. За Дженни следовал Холден в таком же, как у меня, наглухо застегнутом сюртуке, в шарфе и в треуголке, разве что сидел он несколько ссутулившись, и вид у него был бледный, болезненный и. неспокойный.
После лихорадки он стал неразговорчив. Были, правда, моменты - слабые отблески прежнего Холдена: мимолетная улыбка или вспышка его лондонской рассудительности, - но они прошли, и скоро он совсем замкнулся. Во время нашего путешествия через Средиземное море он держался особняком, сидел в одиночестве и все о чем-то думал. Во Франции мы переменили внешность, купили лошадей и направились к замку, а он все так же хранил молчание. Он выглядел слабым, и видя его на прогулке, я думал, что он еще испытывает боли. Я замечал, что и в седле он время от времени морщится, особенно на бездорожье. Мне и думать было тяжело о той пытке, физической и нравственной, которую он терпит.
В часе пути от замка мы остановились и я прицепил на пояс шпагу, зарядил и сунул за портупею пистолет. Холден сделал то же самое, и я спросил его:
- Вы уверены, что сможете драться, Холден?
Он глянул на меня укоризненно, и я заметил мешки у него под глазами.
- Прошу прощения, сэр, но то, что у меня выдрали, помещалось не в голове.
- Не обижайтесь, Холден, я не подразумевал ничего такого. Но ответ я получил, и он меня устраивает.
- А вы думаете, что будет драка, сэр? - спросил он, и я заметил, что он снова поморщился, когда передвинул саблю на поясе, чтоб она была под рукой.
- Не знаю, Холден, право, не знаю.
Мы подъехали к замку поближе, и нам попался первый патрульный. Перед моей лошадью стоял охранник и смотрел на меня из-под широких полей шляпы: тот же самый, что был здесь четыре года назад, во время моего последнего визита.
- Это вы, мастер Кенуэй? - спросил он.
- Да, я, и со мной двое приятелей, - откликнулся я.
Я следил за ним очень внимательно, пока он всматривался в Дженни, а потом в Холдена, и хотя он и пытался утаить это, но по его глазам я понял все, что мне нужно.
Он уже собрался вложить себе в рот пальцы, но я прыгнул с коня, захватил его голову и вонзил ему в глаз и в мозг спрятанный клинок и успел перерезать ему глотку раньше, чем он хотя бы пикнул.
2
Стоя на коленях возле повергнутого часового, у которого быстро и обильно сочилась кровь из широкой раны на шее, словно из второго, ухмыляющегося, рта, я через плечо обернулся назад: Дженни смотрела на меня нахмурившись, а Холден застыл в седле с обнаженной саблей.
- Может, объяснишь, что все это значит? - спросила Дженни.
- Он хотел свистнуть, - сказал я, оглядывая лес вокруг нас. - В прошлый раз он не свистел.
- Ну и что? Может, они поменяли правила.
Я покачал головой.
- Нет. Они знают, что мы едем. Они ждут нас. Свистом он предупредил бы других.
Мы не добрались бы и до замковой лужайки, как нас перерезали бы.
- Откуда ты знаешь? - спросила она.
- Я не знаю, - резко ответил я. Под моей ладонью грудь охранника поднялась и опустилась последний раз. Глаза у него закатились, а тело содрогнулось, и он умер.
- Я предполагаю, - продолжил я, вытирая окровавленные руки о землю и вставая.
- Я предполагал годами и не видел очевидного. Книга, которую ты видела той ночью в карете, - она у Реджинальда. Он и здесь будет держать ее при себе, я почти уверен. Нападение на наш дом устроил именно он. И именно он должен ответить за смерть отца.
- О, как это до тебя вдруг дошло? - усмехнулась она.
- Просто раньше. я отказывался верить в это. Но теперь, ты права, до меня дошло.
Все вдруг обрело смысл. Например, как-то вечером, еще мальчиком, я встретил Реджинальда возле буфетной. Бьюсь об заклад, он искал книгу. Вот почему он втирался в нашу семью, Дженни, и по той же причине просил твоей руки, - ему была нужна книга.
- Мне ты можешь это не объяснять, - сказала Дженни. - Я пыталась предупредить тебя той ночью, чтобы ты знал, что он предатель.
- Знаю, - сказал я и на мгновенье задумался. - А отец знал, что он тамплиер?
- Сначала нет, но потом я догадалась и сказала отцу.
- Вот почему у них вышла размолвка, - кивнул я.
- Размолвка?
- Я слышал, как они спорили. А после этого отец нанял охранников, ассасинов, скорее всего. Реджинальд сказал мне, что это он предупредил отца об опасности.
- Еще одно вранье, Хэйтем.
Я смотрел на нее, и меня слегка трясло. Ну, да. Вранье. Все, что я знал - мое детство и вообще всё - стоит именно на этом фундаменте.
- Он использовал Дигвида, - сказал я. - Это Дигвид сказал ему, где спрятана книга.
Я вздрогнул от внезапной догадки.
- Что? - спросила она.
- Тогда, возле буфетной, Реджинальд спрашивал меня, где хранится мой меч. И я сказал ему про тайник.
- Который в бильярдной?
Я кивнул.
- Они ведь пошли прямо туда? - спросила она.
Я снова кивнул.
- Они знали, что книга не в буфетной - Дигвид сказал им, что она перепрятана.
Поэтому они и отправились прямо в игровую.
- Но они не тамплиеры, - сказала она.
- Что ты хочешь сказать?
- В Сирии ты говорил, что люди, напавшие на нас, не тамплиеры, - голос ее был насмешлив. - Они не могут быть твоими любимыми тамплиерами.
Я покачал головой.
- Нет, это не они. Я же рассказывал, что сталкивался потом с ними, и что они люди Брэддока. Реджинальд, видимо, давно задумал воспитывать меня в Ордене.
Я помолчал и пояснил: - из-за наследия, наверное. Поэтому посылать к нам в дом тамплиеров той ночью было рискованно. Я бы обо всем догадался. И приехал бы сюда еще раньше. Я почти добрался до Дигвида. Я почти настиг их в Шварцвальде, но потом.
Перед глазами у меня встала та хижина.
- Реджинальд убил Дигвида. Вот почему они все время опережали нас, и до сих пор опережают.
Я указал на замок.
- Что же будем делать, сэр? - спросил Холден.
- То же, что и они сделали в ту ночь на площади Королевы Анны. Дождемся ночи.
А потом проникнем туда и убьем их.