Он смотрел на меня.
- Кто… кто вы? - спросил он.
- Хэйтем Кенуэй, к вашим услугам, - я дотронулся до своей шляпы.
На его лице появилось подобие улыбки, когда он сказал:
- Спасибо. Спасибо. Но… Я не понимаю. почему вы здесь?
- Вы тамплиер, не так ли? - спросил я.
Он кивнул.
- Как я, а у нас не в обычае оставлять Рыцарей во власти сумасшедших, владеющих ножом. Вот почему я здесь, а также потому, что мне нужна ваша помощь.
- Вы ее получите, - сказал он. - Только скажите, что именно нужно.
Я помог ему встать на ноги и махнул Чарльзу. Мы помогли ему дойти до боковой двери склада и вышли наружу, наслаждаясь прохладным, свежим воздухом после сырого запаха крови и смерти внутри.
И когда мы двинулись обратно к Юнион-Стрит, под сень "Зеленого Дракона", я рассказал доктору Бенджамину Черчу о списке.
1 1 Главу перевел PiLeSoS.
13 июля 1754 года
1
Мы собирались в "Зеленом Драконе", под низкими темными балками задней комнаты, которую мы уже окрестили "нашей" и которая словно растягивалась, чтобы принять всех, кто втискивался под ее пыльные карнизы: Томаса, который предпочитал развалиться полулежа, если только его не поднимала кружка эля или его не тормошил кто-то из нас; Уильяма, который нахмурившись работал с картами и таблицами, разложенными на столе, и изредка перебирался к конторке или горько вздыхал, отмахиваясь от Томаса, если тот слишком наклонял свою кружку с элем над бумагами; Чарльза, моего незаменимого помощника, который в комнате всегда держался подле меня и чья преданность иногда давила, как бремя, а иногда придавала мне сил; и еще, конечно, доктора Черча, который последние несколько дней залечивал раны в постели, без особой охоты предоставленной ему Корнелием. Мы оставили Бенджамина в покое; он сам возился со своими ранами, и когда, наконец, поднялся, то заверил нас, что от ран на лице не останется и следа.
Я поговорил с ним два дня назад, когда помешал ему перевязывать самую тяжелую из ран, которая и на вид выглядела ужасно: место, с которого Резчик содрал кусок кожи.
- Позвольте вопрос, - сказал я, потому что не вполне еще разобрался в этом человеке. - Почему врачевание?
Он мрачно усмехнулся:
- Вы хотите знать, почему я забочусь о моих ближних, не так ли? И не занимаюсь ли я этим, чтобы достичь высшего блага?
- А разве нет?
- Может быть. Но мною двигало не это. Нет. все гораздо проще: мне нравятся деньги.
- Есть другие пути к успеху, - сказал я.
- Да. Но существует ли товар, более ходовой, чем жизнь? Ничего нет дороже, и ничего нет желаннее. И никакая цена не остановит никого из людей, потому что они страшатся внезапной и неотвратимой смерти.
Я поморщился.
- Ваши слова ужасны, Бенджамин.
- Но справедливы.
Сбитый с толку, я спросил:
- Вы ведь давали клятву помогать людям?
- В моей клятве не говорится о цене. Просто я требую компенсации, справедливой компенсации, за мои услуги.
- А если у человека нет средств?
- Тогда пусть ему помогают другие. Разве пекарь дает хлеб нищему задаром? А портной предлагает платье женщине, которая не в состоянии заплатить за него? Нет. Почему же я должен?
- Вы сами сказали, почему, - заметил я. - Нет ничего дороже жизни.
- Верно. Тем больше оснований, чтобы каждый позаботился о средствах, чтобы сохранить ее.
Я искоса глянул на него. Он был молод - моложе меня. И я попытался вспомнить, был ли я когда-нибудь таким, как он.
2
Потом мои мысли вернулись к более насущным заботам. Сайлас непременно станет мстить за то, что произошло на складе, мы все это понимали; его ответный удар был лишь вопросом времени. Мы собирались в "Зеленом Драконе", пожалуй, самом приметном месте в городе, поэтому если он захочет поквитаться, найти нас будет нетрудно. Но у меня много опытных фехтовальщиков, и ему придется над этим поразмыслить, так что мне нет нужды пускаться в бега или уходить в подполье.
Уильям рассказал Бенджамину, что мы планируем - напасть на работорговца, чтобы снискать благосклонность могавков - и Бенджамен весь подался вперед.
- Джонсон уведомил меня, что вы затеваете, - сказал он. - Как бывает в таких случаях, человек, у которого я был в плену, и есть тот, кого вы ищете. Его зовут Сайлас Тэтчер.
Мысленно я чертыхнулся, почему мне раньше это в голову не пришло. Конечно же. Не только меня, но и Чарльза словно подбросило.
- Этот неженка - работорговец? - недоверчиво спросил он.
- Пусть его слащавая речь не вводит вас в заблуждение, - сказал Бенджамин, кивая. - Я никогда не встречал существа более злобного и порочного.
- Что вам известно о его делах? - спросил я.
- У него под началом по меньшей мере сотня человек, и больше половины из них - красные мундиры.
- И все это ради нескольких рабов?
В ответ Бенджамин рассмеялся.
- Вряд ли. Он командует Королевским отрядом, который охраняет Форт Саутгейт.
Я был озадачен.
- Но если у Британии есть возможность оттеснить французов, ей надо искать союза с туземцами, а не порабощать их.
- Сайлас заботится только о своем кошельке, - откликнулся из-за своей конторки Уильям. - Ему безразлично то, что его действия вредят Короне. Пока его товар востребован, он будет его добывать.
- Тогда у нас есть все основания остановить его, - мрачно сказал я.
- Я общаюсь с местным населением каждый день, пытаясь убедить их, что мы именно те, кому они могут доверять, - добавил Уильям, - что французы просто используют их, как орудие, которое они бросят, как только одержат верх.
- На фоне действий Сайласа ваши слова ничего не стоят, - вздохнул я.
- Я пытался объяснить, что у нас нет с ним ничего общего, - Уильям печально посмотрел на меня. - Но на нем красный мундир. Он командует фортом. Поэтому для местных я либо врун, либо сумасшедший. а скорее всего, и то и другое вместе.
- Не отчаивайтесь, брат, - подбодрил я его. - Если мы принесем им его голову, они поймут, что ваши слова были правдой. Для начала нам надо найти способ пробраться в форт. Я обдумаю это. И еще надо познакомиться с последним новичком.
Тут оживился Чарльз.
- Это Джон Питкерн. Я провожу вас к нему.
3
Мы очутились на окраине города в военном лагере, где красные мундиры тщательно проверяли всех, кто приходит и уходит. Это были солдаты Брэддока, и я удивился, что не встретил никого из тех, с кем когда-то сражался плечом к плечу.
Но я понял, почему; обращение было жестоким, солдаты были наемниками, из бывших осужденных, из беглых, а такие недолго засиживаются на одном месте. Навстречу нам шагнул солдат, небритый и жалкий, несмотря на свой красный мундир.
- Изложите ваше дело, - сказал он, бегло глянув на нас с явным неудовольствием.
Я только собрался ответить, но тут Чарльз выступил вперед и сказал, показав на меня:
- Новобранец.
Часовой отошел в сторону.
- Еще одно полешко для костра? - ухмыльнулся он. - Проходите.
Мы прошли в лагерь.
- Как это вам удалось? - спросил я Чарльза.
- А вы забыли, сэр? Я ведь подчиняюсь генералу Брэддоку, если только не служу вам.
Мимо прогромыхала повозка, выезжавшая из лагеря, которой правил солдат в широкополой шляпе, и мы посторонились, чтобы пропустить гурьбу прачек, перешедших нам дорогу. Повсюду виднелись палатки, а над ними, как одеяло, стлался дым костров, разложенных вокруг лагеря и поддерживаемых солдатами и детьми, лагерной обслугой, чьей заботой было варить кофе и готовить еду для своих верховных повелителей. На веревках перед палатками висело выстиранное белье; вольнонаемные под присмотром конных офицеров грузили на деревянные повозки ящики с припасами. Мы видели группу солдат, которые вытаскивали из грязи застрявшую пушку, и других солдат, которые укладывали штабелями ящики, а на центральном плацу под не слишком отчетливые крики офицера маршировали два или три десятка красных мундиров. Осмотревшись, я поразился тому, насколько лагерь, без сомнений, являл собой работу Брэддока, каким я его помнил: деловитость и упорядоченность, муравьиное хозяйство, тигель дисциплины. Любой посетитель испытал бы доверие к Британской армии и к ее командирам, но если бы вы вгляделись глубже или если бы издавна знали Брэддока, то ощутили бы негодование, источаемое всей округой: солдатам было от чего возмутиться в этой деловитости. Они работали не из чувства гордости за свои мундиры, а под гнетом жестокости.
Рассуждая о которой. Мы подошли к одной из палаток и у самого ее полога я услышал, с мурашками по телу и ужасно неприятным ощущением в животе, что голос, кричавший что-то, принадлежит Брэддоку.
Когда мы с ним виделись в последний раз? Несколько лет назад, когда я уезжал из Колдстрим, и никогда еще я так не радовался расставанию с людьми, как в тот день, когда расстался с Брэддоком. Я бы нарушил узы товарищества и добился бы, чтобы он ответил за свои преступления, свидетелем которых я стал, пока служил там, - преступлений жестоких и бесчеловечных. Но я не учел тех связей, что пронизывают Орден; не учел непоколебимую веру в Брэддока со стороны Реджинальда; и в конце концов мне пришлось примириться с тем, что Брэддок ни за что не ответит. Мне было неприятно. Но пришлось согласиться. И просто держаться от него подальше.
Но теперь мне не избежать его.