История жизни Долговязого Джона Сильвера, рассказанная Джиму Хоккингсу, незадолго до кончины Сильвера. Рассказ о его похождениях, начиная с раннего возраста, включая захват сокровищ капитаном Флинтом, из-за которых и началась всем известная история.
Содержание:
От переводчика 1
1. Больной из Тормартина 1
2. Контрабандист-подмастерье 3
3. Побег 5
4. На берегах Гвинеи 6
5. К Барбадосу 7
6. Бунт на корабле 8
7. Восстание рабов 10
8. Ураган 11
9. Трибунал (Адмиралтейский суд) 12
10. Продан в рабство 13
11. На плантации 14
12. Нападение пиратов 16
13. Капитан Ингленд 17
14. На Малабарский берег 19
15. "Вице-король Индии" 21
16. Возвращение в Нью-Провиденс 23
17. Вместе с Флинтом 24
18. Корсары 26
19. Шотландцы из Луизианы 27
20. Как Флинт задумал нападение на Санта-Лену 29
21. Путь на Санта-Лену 30
22. Как Флинт захватил сокровища 32
23. Как были зарыты сокровища 35
24. Потеря "Моржа" 36
25. Трактир "Подзорная труба" 39
Примечания 41
Деннис Джуд
Приключения долговязого Джона Сильвера
От переводчика
Деннис Джуд (р. 1938 г.) – весьма плодовитый писатель. Каталоги новейших поступлений Библиотеки Конгресса США в 70-е годы регистрировали ежегодно одну-две его книги, преимущественно популярные очерки на историко-литературные темы. Место действия его книг – Британская империя и США. Время действия – от средневековья до начала XX века.
Повесть "Приключения Долговязого Джона Сильвера" (буквальный перевод названия) написана человеком, несомненно прекрасно знающим реалии эпохи, разбирающимся в бытовых тонкостях, а с жизнью и деятельностью "берегового братства" знакомым не только по классической работе Эксквемелина. Вне всякого сомнения, повесть написана в пику "Приключениям Бена Ганна" – достаточно сравнить образы Джона Сильвера в "описании" узника острова Кидда, где одноногий пират показан исчадием ада, человеком без чести и совести, и у Джуда, чей Сильвер невольно вызывает если не симпатию читателя, то сочувствие и понимание. По мнению переводчика, джудовский Сильвер гораздо ближе к образу, созданному пером Стивенсона.
Всесторонняя эрудиция Д.Джуда позволяет ему привлекать в сюжет самые неожиданные моменты, что оборачивается новыми, весьма экстравагантными ситуациями, не только привлекающими внимание читателя, но и просвещающими его. Так, из главы "Адмиралтейский суд" мы видим, что старые, едва ли не времен Эдуарда Исповедника законы о церковном суде, законы, забытые всеми, помогают заведомому преступнику избежать виселицы, а заодно повествованию развиваться без банальных побегов или амнистий.
Мастер сюжета, Джуд в повествовании часто сбивается на сухой академический тон лектора общества "Знание", что резко дисгармонирует с самой темой повести. Переводчик приложил все скромные усилия, чтобы в русском тексте этого не было. Эталоном для него служил текст "Острова сокровищ" в каноническом переводе Н.К.Чуковского, лексики и стилистики которого он в меру своих способностей старался придерживаться.
Название, данное книге в русском переводе, по мнению переводчика, гораздо более соответствует стилизации под текст XVIII века, каковой и является повесть Джуда. Стоит ли говорить о том, что буквальный перевод названия по-русски просто не звучит.
Одной из вольностей перевода является присовокупление к имени царствующего монарха благопожелания "да хранит его Господь", без чего в те времена не помыслил бы говорить о Его Величестве не только верноподданный, но и последний разбойник, бродяга, висельник. Из персонажей книги (англичан, разумеется) без этой приставки мог бы обойтись разве только вольнодумец и республиканец Майкл Сильвер, отец Джона. С частым употреблением этой приставки особую злую иронию получает применение ее Сильвером к имени Флинта, особенно если учесть их взаимную неприязнь.
Переводчик постарался исключить постоянное именование командного состава пиратского корабля как "лордов" или "господ" (как в переводе "Бена Ганна"). В русском языке этот термин обретает смысл, немыслимый в довольно демократичном обществе "джентльменов удачи".
Все же, несмотря на вольности и неизбежные недостатки перевода, хочется надеяться, что "Долговязый Джон" придется по душе нашему читателю, не избалованному обилием морской авантюрной прозы.
Д.С.Гуревич
1. Больной из Тормартина
Эти ужасные и кровавые дела произошли очень давно, и я, право, не имел намерения взяться за перо, искренне веруя, что пираты, зарытые сокровища, морские бунты навсегда исчезли из моей жизни. Разве что в ночных кошмарах рисковал я увидеть снова развевающееся черное знамя с черепом и скрещенными костями. Правда, жестокий, хитрый и красноречивый одноногий моряк навсегда запечатлелся в моей памяти, но я был убежден, что Долговязый Джон Сильвер предстал пред ликом разгневанного создателя вскоре после 1766 года, когда наша славная "Эспаньола", по ватерлинию груженная сокровищами, неторопливо вошла в Бристольскую гавань.
Однако вновь пишу я о тех ужасных и кровавых делах, понимая, что без этого рассказа мой отчет о плаванье "Эспаньолы" выглядел бы неполным, и, прежде всего, почитаю своим долгом предуведомить читателя о событиях, заставивших меня опять сесть за письменный стол.
Итак, начну по порядку. Это произошло в последние годы царствования нашего доброго короля Георга III. Был я тогда сельским врачом в Глостершире, в холмистой части графства. Особых доходов это ремесло не приносило, но молитвами покойного отца дела мои шли довольно успешно, а всеобщее уважение, которым пользовались я и мое семейство, вполне заменяло любое богатство.
Помню, как сейчас, однажды в ненастный апрельский день, вскоре после обеда, меня вызвали к больному. Известие о джентльмене, нуждающемся в услугах врача, принесла старая миссис Томлин. По пути к моему дому она настолько устала, что когда, задыхаясь и кряхтя, принялась излагать суть дела, то выглядела так, будто ей самой требовалась моя помощь. Выслушав ее, я взял сумку с инструментами и лекарствами, пошел в конюшню и оседлал коня, которого я назвал Беном Ганном в память о приключениях, пережитых мною в юности. Терпеливая моя супруга Гарриэтт проводила меня, чтобы в который уже раз провести вечер в одиночестве.
Дом в Тормартине, где ждал меня больной, хотя и не отличался роскошью, выгодно выделялся среди домов окрестных фермеров. Особую прелесть ему придавали окна, обрамленные полированным камнем. По слухам, здесь в окружении немногочисленных слуг жил отшельником какой-то джентльмен, разбогатевший в Вест-Индии. На стук дверь мне отворил лакей с кожей кофейного цвета, подпоясанный темно-красным кушаком; гримасничая и кланяясь, он повел меня к тяжелой черного дерева двери, бесшумно отворившейся внутрь.
В комнате на диване, стоявшем возле камина, где полыхал яркий огонь, полулежал старый джентльмен большого роста, одетый в богатый халат. Сильный приступ кашля сотрясал все его огромное тело, и когда я подошел поближе, то увидел, что платок, только что прижатый ко рту, покрылся кровавыми пятнами. "Э-э-э, приятель, – подумал я, – плохи твои дела, Боже мой, как тебе худо!"
Я поставил сумку на столик возле дивана и взглянул больному в лицо. В тот же миг меня охватил озноб; сразу я почувствовал ужас, какого не испытывал с юных лет. Я УЗНАЛ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!
Больной был одноногим – вторая нога была ампутирована по самое бедро. Большое круглое лицо Долговязого Джона Сильвера обветрилось под тропическим солнцем, сморщилось от старости и одному Богу известно от каких переживаний, но это был именно он! Сильвер поседел, волосы его изрядно поредели. Взглянув на меня, он понял, что я его узнал, и улыбнулся. Левую щеку его стягивал шрам от старой раны, но синие глаза блестели все так же властно и лукаво.
– Присядь, Джим, – промолвил он, махнув рукой в сторону стула. – Ох, прошу прощения, сэр, – продолжал он, лукаво улыбаясь, – вас ведь надо называть "доктор Хокинс". Ну, да ведь мы служили когда-то на одном судне, и ты, наверное, не будешь теперь глядеть свысока на старого Джона, не так ли?
Он подмигнул мне и закивал головой, но сразу же задохнулся от сильного приступа кашля. Оправившись от него и видя, что я не пришел в себя от изумления, заговорил снова:
– Вот такие дела, Джим. Пришвартовался я здесь восемь месяцев назад и с тех пор жду, когда придет мой час. Живу себе потихоньку, оглядываю горизонт и ни с кем не встречаюсь. Но вот беда, никак не избавлюсь от проклятых хрипов в груди, а этот кашель меня просто разрывает на части.
Прокашлявшись, он продолжал:
– Я, по правде сказать, только недавно услыхал, что мы с тобой бросили якоря почти борт о борт. Потому и позвал тебя в свою каюту, чтобы показаться ученому костоправу и, может быть, поболтать ради старой дружбы.