Но чаще всего опасность таилась в тех знаниях, которые просто не могли быть известны Маккарам-Хану. Например, когда Кудрат-Али давал нам уроки владения клинком, я как-то поймал себя на том, что порой принимаю позицию "отдыха", заимствованную от одного германского фехтовальщика (хотя вряд ли кто во всей Индии смог бы это заметить), а в другой раз, вспоминая наши тяжкие денечки в Рагби, я как-то за чисткой сапог начал напевать "Красотка из Уиддикомба" - к счастью, чуть слышно. Самую же большую ошибку я совершил, когда прогуливался неподалеку от площадки, на которой британские офицеры играли в крикет. Мяч полетел прямо на меня - не подумав, я подхватил его и уже собирался бросить сквозь калитку, но, к счастью, опомнился и швырнул его обратно, неуклюже как только мог. Один или двое играющих посмотрели на меня, и я слышал, как кто-то из них заметил, что "из этого черномазого мог бы выйти неплохой игрок". Это насторожило меня и я стал вести себя еще более осторожно.
Как я вскоре понял, наилучшим для меня было говорить и делать как можно меньше, изображая из себя сурового, сдержанного горца, который предпочитает гулять сам по себе и которого лучше всего не задевать. То, что я так кстати оказался протеже вурди-майора и к тому же хазанзаем (что оправдывало мои эксцентричные выходки), привело к тому, что ко мне стали относиться с должным почтением. Мои внушительные размеры и грозный вид довершили остальное, так что большую часть времени я проводил в одиночестве. Пару раз я прогулялся с Пир-Али, чтобы посидеть на старом рынке, поглазеть на доступных девчонок и даже поразвлечься с ними где-нибудь в подворотне, однако он нашел мою компанию довольно скучной и предоставил меня моим размышлениям.
Как вы догадываетесь, поначалу это была не слишком веселая для меня жизнь - но пока альтернативы у меня не было. Солдатская служба не была трудной, и я быстро завоевал отличную репутацию у своего наика и джемадара за ловкость и сообразительность, с которыми я исполнял свои обязанности. Поначалу мне было в новинку - учиться, работать, есть и спать с тремя десятками других индийских солдат - как будто жить по ту сторону решетки в обезьяннике - но когда вы замкнуты в небольшом мирке, четырьмя углами которого стали казарма, чула, конюшни и майдан, можно сойти с ума от необходимости постоянно находиться в обществе представителей низшей и чуждой расы, с которыми у вас общего не более, чем если бы они были русскими мужиками или бродягами с болот Ирландии. Это чувство становилось в десять раз тяжелее от сознания того, что всего в одной-двух милях люди вашего круга ведут жизнь полную, домашнего комфорта, - пьют барра, порции горячительного, курят отличные сигары, флиртуют и кувыркаются с белыми женщинами, да еще едят на десерт мороженое. Видите ли - я уже не был столь очарован пловом из барашка, приготовленным на гхи, как раньше. Каждую ночь я мечтал снова поговорить с кем-нибудь по-английски, вместо того чтобы слушать болтовню Пир-Али о том, как он в последнем увольнении оседлал жену вождя местной деревни, бесконечные детали судебного процесса, который вел дядюшка Сита Гопала, жалобы Рама Мангла на хавилдара или скулеж Гобинда Дала насчет того, что он с братьями, оказавшись на военной службе, утратили значительную часть своего влияния, которым ранее наслаждались в своей деревне в Ауде, теперь занятой Сиркаром.
Когда становилось совсем невмоготу, я шел на бульвар и там пялился на прогуливавшихся мэм-сагиб, с их большими круглыми шляпами и зонтиками, да на галопирующих офицеров, которые лишь подстегивали лошадей, когда я щелкал каблуками своих громадных сапог, отдавая им честь или же торчал возле церкви, чтобы услышать, как по воскресеньям мои соотечественники распевают "Ледяные горы Гренландии". Черт побери, я потерял своих милых англичан, причем все было гораздо хуже, чем если бы они были за сотни миль от меня. И что странно, но думаю, больше всего меня терзала мысль, что если вдруг рани даже и увидит меня в моем теперешнем положении, то, скорее всего, даже меня не заметит. Тем не менее, все это нужно было перенести - стоило только вспомнить об Игнатьеве - так что я возвращался в казармы и лежал, сердито насупившись, слушая солдатскую болтовню. И это принесло свои плоды - уже за три недели я узнал об индийских солдатах больше, чем за всю свою службу раньше.
Однако вскоре я понял, что дела с ними обстоят не так хорошо, как могло показаться на первый взгляд. В большинстве своем это были мусульмане с севера, немного разбавленные индусами высшей касты из Ауды - формирование воинских подразделений по национальному признаку тогда еще не вошло в практику. Это были отличные солдаты - Третий полк хорошо зарекомендовал себя в последней Сикхской войне, а некоторые из них успели послужить и на границе. Но они не были счастливы - ловкие и грозные на параде, по вечерам они сидели мрачнее тучи. Поначалу я думал, что причина в обычной армейской суровости, но это было не так.
Сперва я слышал лишь туманные намеки, которые не хотел конкретизировать, боясь проявить свое незнание обстановки, - солдаты говорили об одном из священников гарнизона, сагибе Рейнольдсе, и про то, что полковник Кармик-аль-Исмит (так они называли командира Третьего полка Кармайкл-Смита) должен бы убрать его; говорили и об испорченной муке, про Акт вербовки, но я не обращал на все это особого внимания, пока однажды ночью совары из Ауды не вернулся с базара в страшном волнении. Не помню, как его звали, но вот что произошло. Наш солдат собирался принять участие в состязаниях по борьбе с одним из местных силачей, однако прежде, чем после схватки он успел натянуть рубаху, какой-то англичанин из гвардейских драгун в шутку разорвал священный шнурок, который совары носил на плече, прямо на голом теле - как это было принято у индусов его касты.
- Банчутс! Подонок! - индус чуть не плакал от гнева. - Он оскорбил меня - теперь я нечист!
И не смотря на то, что товарищи пытались его успокоить, говоря, что он сможет достать новый шнурок, благословленный святым человеком, солдат продолжал сыпать проклятьями - знаете, индусы очень серьезно относятся к подобным вещам, вроде как евреи и мусульмане к поеданию свинины. Вам это может показаться глупым, но чтобы вы почувствовали, если бы какой-нибудь черномазый взял да и помочился прямо в церкви?
- Я пойду к сагибу-полковнику! - воскликнул он наконец, и один из индусов, Гобинда Дал, ухмыльнулся:
- Что ему до этого - разве человек, который портит нашу атту станет наказывать английского солдата за такую безделицу?
- Что это за дело с мукой? - спросил я Пир-Али, и он пожал плечами.
- Индусы говорят, что сагибы подмешивают в муку для сипаев молотые коровьи кости, чтобы уничтожить их касту. Что касается меня, то пусть они уничтожат хоть все их дурацкие касты - пожалуйста.
- Но какой смысл им делать это? - спросил я.
Сита Гопал, услышав, сплюнул и сказал:
- Где ты жил все это время, хазанзай? Сиркар уничтожит касты всех людей в Индии, а потом примется и за мусульман: в атте попадаются и толченые кости свиней, если ты этого не знал. Наик Шер-Афзул из второго эскадрона говорил мне - разве он сам не видел этого на фабрике сагибов в Канпуре?
- Это отрыжка глупой обезьяны, - буркнул я. - Кой прок сагибам в том, чтобы делать вашу пищу нечистой - разве только для того, чтобы солдат злить?
К моему удивлению, с полдюжины солдат громко воскликнули, услышав это: "Слушайте, что говорит мунши с Черной горы!" "Сагибы так любят своих солдат, что позволяют британским кавалеристам рвать наши священные ленты!" "Разве ты не слышал об уборщике из Дум-Дум, Маккарам-Хан?" - и так далее. Рам Мангал, самый болтливый из индусов, презрительно сплюнул:
- Все это связано с разговорами нашего падре-сагиба, и новыми правилами, по которым наших воинов хотят посылать через кала пани - так они хотят уничтожить наши касты, чтобы сделать из нас христиан! Неужели об этом ничего не слыхали в твоих краях, горец? Ведь об этом говорят во всей армии!
Я проворчал, что не обращаю внимания на сплетни в нужнике - особенно, если этот нужник - индусский, на что один из воинов постарше, Сардул, или кто-то другой, покачал головой и серьезно сказал:
- Это не сплетни из отхожего места, Маккарам-Хан, - вести пришли из арсенала Дум-Дум.
И я впервые услышал невероятную историю, в которую, как в откровение Господне, верил каждый сипай в Бенгальской армии - историю об уборщике из Дум-Дума, который как-то попросил у сипая высшей касты выпить воды из его чашки. Получив отказ, этот несчастный посоветовал сипаю не быть столь дьявольски заносчивым, так как сагибы хотят уничтожить все касты среди солдат, натирая патроны коровьим и свиным жиром.