Он обернулся к спасенной девушке. Фройляйн Лайд смущенно прикрывала рот. Волосы ее почему-то были распущены, а в глазах промелькнуло нечто такое… хотя примерещилось, конечно. Выглядела она еще хуже, чем час назад. Может, всему виной плохое освещение, но у ее кожи появился зеленоватый оттенок.
– Герр доктор, вы-то что здесь делаете? – отрывисто спросила она.
– Не мог же я отправить вас домой в таком состоянии! Хотя я упустил момент, когда вы покинули больницу, но потом поспрашивал на улицах и пришел сюда. И вовремя! У, сброд! Ну, ничего, я их отпугнул. Видели, как они прыснули? Хотя представляю, каких непристойностей они успели вам наговорить.
– Вообще-то, мы обсуждали творог.
– Бессвязная речь, – удовлетворенно отметил доктор.
– Мне пора идти.
– Что, прямо сейчас? И думать забудьте. У вас шок, милочка. Между прочим, француз Шарко доказал, что вследствие сильнейшего потрясения по нервным окончаниям пробегает ток, что может привести к параличу! Вы ведь не хотите поменяться местами с нашими больными?
– Совсем не хочу.
– Тогда вам необходимо посидеть и успокоиться. Есть тут поблизости какое-нибудь кафе?
– Благодарю, но право же… Я как-нибудь сама.
Доктор дотронулся до руки фройляйн Лайд, и девушка тут же ее отдернула.
– Ну вот, и ткани похолодели. На лицо все признаки сужения сосудов. Позвольте мне измерить вам пульс…
– Вы, кажется, упомянули кафе? – быстро проговорила она. – Я бы не отказалась от чашки горячей, сладкой, струящейся… чая.
– Вот и славненько! Чаек – это то, что доктор прописал, – обрадовался Ратманн, накидывая ей на плечи свой сюртук.
Вот так, вдвоем, они отправились искать приличное кафе, хотя найти его в этом квартале было сложнее, чем айсберг в Сахаре. Желая развлечь подопечную, доктор нес какую-то веселую чепуху, а фройляйн Лайд время от времени поддакивала. Изо всех сил она старалась не думать о Голоде. Ночь длинна, у нее еще есть время. Поскорее улизнуть от доктора, и можно охотиться вновь.
Но до чего же обидно, правда? И почему работа всегда вторгается в личную жизнь?
В конце концов, они отыскали кабак, во дворе которого в данный момент не происходила поножовщина. Кое-как нащупав дорогу среди табачного дыма, доктор и медсестра заняли свободное место. Рядом с ними кто-то надтреснутым голосом затянул песню. Хрипело пианино, и две женщины, хохоча, отплясывали на столе. Поговаривали, что в подобные кабаки нередко захаживает сам наследный принц. В другое время фройляйн Лайд присмотрелась бы к присутствующим, но сейчас ее занимал лишь один вопрос – как, ну как отбиться от доктора, который всерьез озаботился ее здоровьем?
– Кельнер! – помахал ее спутник. – Рюмку коньяка мне, а моей даме – чашку чая. Да поживее.
Фройляйн Лайд пристально на него посмотрела. Когда это она успела стать его дамой?
Перед ней появилась чашка с отбитой ручкой. Дождавшись момента, когда доктор отвернется, вампирша чуть наклонила ее и вылила содержимое под стол. Будь она сытой, никто бы и глазом не успел моргнуть, а так получилось довольно неуклюже. Доктор покачал головой, и фройляйн Лайд пристыженно потупилась.
– Ай-ай-ай! Мелкая моторика так и не восстановилась! Кельнер! Еще чаю! И коньяку!
Вторая чашка сломила ее волю. Притворившись, что пьет, вампирша опустила в горячую жидкость язык, бесцельно им там поболтала, и едва сдержала гримасу отвращения.
– Герр доктор…
– Можете называть меня Отто, – ни с того, ни с сего предложил он.
От этой ремарки она остолбенела. Даже Голод, казалось, удивленно присвистнул, а Зов Крови уступил место более насущным проблемам.
Фройляйн Лайд наморщила лоб, пытаясь понять, куда он клонит.
– Нет, не могу, – сказала она очевидное. – Это против субординации.
– Как приятно встретить серьезную девушку в наши-то времена! Не то что всякие там вертихвостки. Я ведь с самого начала присматривался к вам, фройляйн Лайд. Сколько вы у нас служите? Почти три недели? Этого времени с лихвой хватило, чтобы составить о вас мнение.
– Правда?
Попалась! Далее последует что-нибудь вроде: "Я видел, как вы превратились в летучую мышь, чтобы успеть домой до рассвета. Чем вы объясните сей феномен?" Тогда придется распрощаться со Св. Кунигундой. Превращения в диких животных на территории больницы, разумеется, противоречат санитарным нормам.
– Я не детектив, не какой-нибудь заморский Алан Пинкертон, но работа психиатром, знаете ли, развивает наблюдательность.
– И что же вы обо мне думаете?
– Вы очень тихая, скромная и спокойная барышня. Скорее все, происходите из простой порядочной семьи.
Фройляйн Лайд распахнула рот.
– Угадал?
Нет, но промах его был таким запредельным, что сиделка чуть не взвизгнула. Все равно как если бы игрок в теннис один ударом разнес полплощадки и насмерть зашиб судью.
Как ловко, однако, ей удалось замаскироваться!
– Что натолкнуло вас на эту мысль? – спросила фройляйн Лайд, уже глядевшая веселее.
– Вы держитесь особняком. Не сплетничаете с остальными сиделками, не интригуете и не делаете гадостей исподтишка. Знаете себе цену.
– Да, это так, – согласилась вампирша.
Она действительно знала свою цену. Всю сумму, до последней золотой монеты. Специально уточняла.
– Пациенты вас любят. Даже самые буйные быстрее засыпают, когда вы на дежурстве. Вы здорово экономите нам лауданум.
– Стараюсь.
– За все это время на вас не поступало жалоб. За исключением того недоразумения с румянами, у вас не было нарушений.
Фройляйн Лайд отлично помнила тот вечер, когда фрау Кальтерзиле раскудахталась, увидев ее изменившееся лицо. Правда, после эпизода в ванной, она подчиненную более не беспокоила. Когда на твоих глазах у новенькой вырастают двухдюймовые клыки, которыми она распарывает себе запястье и, продолжая вежливо улыбаться, выдавливает кровь в раковину, покуда румянец на щеках не потускнеет – это, надо заметить, отрезвляет. Сразу возникает вопрос, на ком она испробует эти клыки в следующую очередь.
– Мне кажется, за вашу безупречную службу вы заслужили повышение. Причем солидное.
– Насколько солидное?
– Очень.
Уж не задумал ли он отправить на пенсию старушку Кальтерзиле? А что, было бы заманчиво.
– Я буду Фрау Старшая Медсестра? – уточнила она.
– Фрау Доктор.
Вампирша помассировала виски, стараясь отогнать еще один приступ головокружения. И почему все так скверно складывается? Просто одно к одному.
– Это невозможно, – в ее голосе закружились первые снежинки.
– Почему же?
– Я вас не люблю.
Доктор Ратманн вытер галстуком лоб, покрасневший от коньяка, и посмотрел на девушку снисходительно.
– Ох, фройляйн, фройляйн. Нам ли с вами верить в романтические бредни? Как сторонник теории Дарвина, я считая, что любовь – это ничто иное как процесс, сформировавшийся в ходе эволюции для поиска подходящего партнера. Для продолжения рода, понимаете? А не для того, чтобы бродить при луне, ломая ноги, и кропать бездарные вирши. Чистая физиология, а не всякие там финтифлюшки! – он все распалялся, – О да! К нам нередко попадают молодые девицы, впавшие в меланхолию из-за неразделенных чувств, но нужно видеть, как быстро холодный душ снимает все симптомы! В крайней стадии любовь превращается в болезнь, но и ее можно вылечить. Хотя лучше просто не заболевать.
Вампирша прикоснулась к левой груди, где скукожилось ее мертвое сердце. "Вылечите меня, пожалуйста!", – внутренне взмолилась она. Поверить в слова доктора было как никогда заманчиво. Даже если отбросить научный взгляд на вещи, поэты твердят про любовь до гроба. Раз она уже перешагнула порог, значит, все должно закончиться. Ну, как-нибудь. Само по себе. Вот только оно никак не заканчивается. Что еще нужно сделать?
Рука спустилась ниже и нащупала медальон. Иногда казалось, будто он пульсирует на ее ладони. Но, наверное, просто руки дрожат.
– Почему вы считаете, что мы с вами подходящие партнеры для размножения? – рассеянно спросила она.
– Это же очевидно! Вы молодая здоровая девушка. Я, хоть и хожу, век в холостяках, тоже еще не стар, – приосанился главный врач. – Кроме того, я могу вас полностью обеспечить. Впрочем, если вам захочется продолжить образование, я с радостью запишу вас на медицинские курсы. Женщины тоже могут заниматься умственной деятельностью, ну за исключением одной недели в месяц. Со временем вы сможете стать моей ассистенткой!
– Нет, – теперь в ее словах сквозила вечная мерзлота. – Я польщена вашим вниманием, но нет. Никогда.
В доказательство своей решимости, она оттолкнула чашку чая и сложила руки на груди.
– Неужели у меня есть соперник?
– Да, – ответила сиделка несколько нетвердо. Но зачем вдаваться в подробности?
– И вы его, надо полагать, любите? – доктор Ратманн выплюнул последнее слово, как кислую виноградину.
– Именно так. И буду любить вечно. В самом что ни на есть прямом смысле этого слова.
– Что ж, я был о вас лучшего мнения, фройляйн Лайд. Вы оказались гораздо более легкомысленной особой, чем мне подумалось в начале. Но выбор, конечно, ваш. Разрешите хотя бы проводить вас до дома?
– Если вам так угодно, герр доктор, – нехотя согласилась она.
Ничего, как только он отвяжется, можно еще раз попытать удачу. Вдруг на этот раз повезет. Если, конечно, бандиты не раструбили на весь квартал или о ее феноменальных добродетелях, или о ее способности превращаться в Горгону с пол-оборота.