Девять сыновей - и все разные. У каждого свой характер, своя повадка… Но и похожие друг на друга. Из одного гнезда чада, из одной нити рубахи!.. Рослые все. "Болотовы дети". Сильные и разумные - опора. За какое дело ни возьмутся, горит дело у них в руках. Старшие остепенились уже, внуков Аскольду подарили; младшие еще не выгулялись, хотя тоже семьями обзавелись, - кроме Глеба, злаки которого не созрели. Обликом сыновья все больше на мать походили или на ее родню. И только Глеб, самый молодой из сыновей, удался в отца. Быть может, потому старый Аскольд и отличал Глеба от других. Впрочем отличать - отличал, но не баловал. Всех своих детей любил одинаково.
К Глебу особо приглядывался, угадывал в нем Аскольд воина. Воином и назвал. И кое-что из своего воинского умения ему передавал.
Не угадать воина в Глебе было трудно. С самых юных лет тянулась рука его к отцовскому оружию. Рассказам Аскольда о походах Глеб внимал с волнением…
В отличие от братьев, работник незавидный был Глеб: дрова колоть начнет - колун сломает; поленья заставят сложить - поленницы развалит; если скажут пахать - борозда кривая; велят траву косить - не идет, не поет у Глеба коса; прикажут рожь молотить - вовсе не сыщешь Глеба. Мать бранилась, иной раз гонялась с хворостиной за младшим сыном, звала его убогим, но любила, быть может, больше других сыновей. Это давно замечено: несчастливых, нерадивых детей матери любят особенно. К их любви примешивается жалость, и, не иначе, эта жалость множит любовь.
Зато не было Глебу охотников равных. Силки, ловушки придумывать - это он почитал за баловство. Лисицы, зайцы, хори, куницы - мелочь. С луком отцовским Глеб добывал зверя покрупнее: оленей, кабанов. Озорства ради не однажды убивал волка. И еще любил ходить на озера с острогой. Рыбы много приносил…
Когда минуло Глебу двенадцать лет, ростом он был вровень с двадцатилетними. К луку и стрелам маленько охладел. Из ясеня сделал себе копье, стал присматриваться к следам медвежьим. Да и не толь-ко присматриваться - начал похаживать по следам хозяина леса. Раз прошел, другой прошел… а на третий раз и встретил. Но слаб еще оказался Глеб вступать в единоборство с медведем… Едва ноги унес и целый день прятался в болоте. Копье ясеневое, переломанное медведем, даже не искал.
Оставил после того случая на некоторое время охоту, а если и охотился, то только затем, чтобы добыть мяса к столу.
Сельчане недолюбливали Глеба. Ибо едва он подрос, едва почувствовал силу, начал искать ей применение. А применение силе находил не всегда удачное. Больше разрушал юный Глеб, нежели созидал. Среди сверстников своих верховодил и что ни день подбивал их на какие-нибудь скверные дела: то у кого-нибудь сад оберут, то огород истопчут, то колоды поразбивают, украдут мед, а то учинят драку…
Всякий день событие в Сельце. Допытываются друг у друга сельчане:
"Кто на воротах катался? Кто ворота развалил?"
"Глеб…"
А назавтра опять:
"Кто с межи разбросал камни?"
"Глеб! Кому ж еще такое под силу!.. В плечах сажень, а ума - щепотка".
И снова шум по Сельцу:
"Кто на мостик вкатил камень?"
"Глеба озорство. Чье же еще!.."
Приходили люди к Аскольду с жалобой.
Так, мол, и так, приструни, уважаемый, сына. От проделок его сплошная порча. Хоть свяжи, хоть на цепь посади, а не пускай со двора. Сам твой Глеб непутевый и других непутевыми делает…
Разводил руками Аскольд: "Все такими были. Все через непутевость прошли. Разве что больные да увечные у родителей под крыльцом сидели в юные лета… Все по незнанию и по неразумению грешили…"
Но когда уходили жалобщики, выговаривал Глебу старый Аскольд, даже за розги хватался, - но дотянуться до сына не успевал; будто ветром уносило Глеба. Иногда Аскольд наказывал старшим сыновьям, чтоб за непутевым приглядели. Говорил: позорит семью своими коленцами. Пока малый - чудит; а подрастет - что ждать от него?.. Старшие сыновья и сами знали, что за братец у них растет, да все-то были они заняты, недосуг им было за шальным молодцом гоняться, давно махнули на него рукой. А еще не хотели они лишнего шума.
Разумный будет ли связываться с неразумным?.. Разве что сам пожелает себе навредить…
Так и бранился на сына Аскольд, однако делал это все больше для виду. Возможно, в душе он Глеба всерьез не порицал. И Глеб это как будто чувствовал. Вольной непутевой жизнью жил и дружков своих с правильного пути сбивал, так как сызмальства был заводилой. То неделями в лесу пропадал, где были у него свои тайные тропы, то на озерах от обозленных сельчан прятался, то в челне по Десне ходил - на пустынных островах чувствовал себя властелином; ночами жег костры до небес, а иногда до утра, до росы лежал навзничь в траве и тихо смотрел на звезды…
Одним словом - непутевый!
Однажды часовенку чуть не сжег. Красивая стояла часовенка возле Сельца на взгорке: деревянная, стройная, белая-белая. А Глеб осенью траву поджигал. Вовремя спохватились сельчане, вовремя притащили несколько ведер воды. Ограду часовни все-таки не удалось потушить.
Даже не спрашивали друг у друга люди, чьих рук дело. Богопротивное… Сразу к Аскольду пошли, рассказали обо всем. И на этот раз прогневался Аскольд по-настоящему. Хоть и стар уж был богатырь, а изловчился и Глеба за рубаху ухватил. Долго розгами его охаживал, о худую спину все розги измочалил. Было в ту пору Глебу лет четырнадцать.
После знатной порки неделю отлеживался, разобиделся Глеб. Как будто притих. Облегченно вздохнули сельчане. Думали: наконец-то дошла наука. Но рано радовались. Разозленный, униженный поркой, Глеб пришел в поле, где паслось деревенское стадо, придрался к пастуху, избил его, потом вошел в стадо и убил четыре коровы - просто свернул им головы. Видя такое дело, пастух поднял крик. Сбежались люди - с кольем, с дубьем, с собаками. Думали, волки напали на стадо или медведь. А как увидели Глеба, опешили… Пастух кричит: "Это не Глеб, это оборотень! Это волк лютый! Убейте его!.." Но никто не решился тронуться с места. Знали, что нечеловечески силен Глеб, что только Аскольд может справиться с ним. Стояли в растерянности. А Глеб погрозил им издали кулаком и ушел в лес. Догонять его не стали сельчане; даже друг от друга не скрывали, что боялись. Повздыхали над убитыми коровами. С опаской косились на темный лес.
"Сатанинская в нем силища!"
"Совсем с ума сошел Глеб!"
"Пропащий!.."… На следующий день после этого случая выпал снег. Долго, очень долго Глеба никто не видел. И не видели его следов. Думали, сгинул человек. Аскольд и сыновья его ходили мрачные. При них имени Глеба никто не упоминал. Знали, что Аскольд пытался разыскать непутевого. Да где там! Лес велик… И должно быть, не было уж Глеба в живых - обглодало зверье его косточки.
Думать так думали сельчане, а в лес ходить все еще опасались. И если ходили, то не по одному, - впятером, вшестером. И по-прежнему не встречали следов Глеба. Когда холодными долгими ночами за околицей выли волки, сельчане покрепче запирали ворота и двери, крестились на образа, приколачивали к притолоке обереги, поминали богов языческих. "Может, прав был пастух? - спрашивали друг друга. - Может, Глеб в самом деле - оборотень?.."
А в конце зимы увидали: рано-рано утром, едва развиднелось, ехал Глеб на коне по Сельцу. Очень ладный у Глеба, могучий был конь. Серебрилась на Глебе инеем дорогая шуба. Поперек колен лежал меч.
Сельчане не верили глазам, но боялись выскочить на улицу, посмотреть всаднику в спину, потрогать в снегу его след. Позапирались во дворах - подпирали спиной двери, цыкали на своих переполошенных собак.
Призрак не призрак явился в Сельцо… Как тут разберешь? Спрашивали у Аскольда днем. Но старый Аскольд говорил, что ничего такого не видел. И было видно, что обрадовала весть старика: не сгинул самый младший сын - Глеб-Воин.
Однако Аскольд пожимал плечами: откуда конь? откуда дорогая шуба? откуда меч?… Сказали Аскольду:
- Не похоже, что Глеб подавлен печалями.
Через неделю еще раз видели Глеба: проехал верхом по опушке леса, залитый лучами закатного солнца. Сам великан, и конь великан… Ходили потом на ту опушку посмотреть следы и находили лошадиный помет.
Додумались сельчане порасспросить дружков Глеба - что да как. Дружки божились, готовы были крест целовать, что ничего не знали, что зареклись с Глебом дружбу водить. Но откуда-то слух пошел по дворам: как будто очень даже знали про Глеба дружки и не только встречались с ним, а и умудрялись вместе под Чернигов ходить и там промышлять разбоем…
Родня и соседи скрипели зубами: вот непутевый Глеб!.. Вот где вынырнул отрезанный ломоть!.. Пока все думали, что он в норе волчьей прячется или уж зверье растащило его косточки, Глеб в чужих местах себе дурную славу стяжал!..
Вознегодовали сельчане и на своих нерадивых сыновей-недорослей - дружков Глебовых, пригрозили им, велели рассказывать все, как есть. И рассказали дружки, что Глеб уж целую зиму под Черниговом кормится, не бедует: то у кого-нибудь коня отнимет, то у торговца с воза снимет товар, то вломится в амбар, то остановит на дороге и оберет княжьего человека - гонца… А ныне появилась у него новая причуда - стал он в деревнях девок воровать - тех, что покраше-помилее, тех, которым самое время под венец; утащит девицу в лес, набалуется с ней, нагуляется и отпустит на дороге. Женихи на него ох как обозлены. Глеб нет-нет да и побивает женихов, а назавтра высматривает себе новую девушку для утех…