* * *
Как оказалось, старуху звали не Гагулой, а Эрвиной.
У нее было голодное, но вполне счастливое детство. Матери своей она не знала, а вот родного отца помнила прекрасно, да и приемный частенько рассказывал о нем.
Билл, выполняя волю умершего, пробовал неоднократно найти ее родственников, но в Европе начиналась война, и ответов ни на один из запросов он так и не получил. Вообще Билл был превосходным человеком – добрым, отзывчивым, щедрым. Эрвина никогда не чувствовала себя обделенной родительской любовью.
С раннего возраста девочка обожала рисовать. Билл не очень одобрял подобное пристрастие.
– Учись на врача, – долбил он ей. – Люди болеют всегда, во все времена и при любой власти. Без куска хлеба не останешься!
Но Эрвина отмахивалась от увещеваний. В семнадцать лет она тайком сбежала из городка и направилась в Нью-Йорк. Там она благополучно поступила в художественную школу и даже получила гранд.
В школе Эрвина сильно увлеклась русской иконописью и историей, рисовала всеми забытые или вовсе не известные американцам исторические сюжеты и, хотя на вкус придирчивых нью-йоркских критиков картины ее отличались странностью и не всем понятной оригинальностью, они быстро находили покупателей. Можно было смело сказать, что Эрвина нашла свою нишу в перенаселенном художниками городе и даже вошла в моду.
Она была молода, хороша собой, успешна. Появились деньги, а с ними – поклонники и почитатели. Стало престижно иметь портрет жены или дочери, написанный рукой юной художницы.
Приглашения на вечеринки сыпались как из рога изобилия, но Эрвина посещала их только из корыстных побуждений; художница хотела завязать побольше нужных знакомств.
И вот, на одном из вечеров, кто-то представил ее молодому баронету, любителю современной живописи и "коллекционеру всего прекрасного", как отрекомендовал себя отпрыск старинной семьи. Молодые люди стали встречаться.
Баронета связывали крепкие родственные отношения со многими королевскими дворами старой Европы. Он подолгу жил в Англии, Италии, Франции, а в Штаты приезжал нечасто и ненадолго – развеяться и отдохнуть. Он имел польские корни, хорошо знал и любил историю Польши и очень обрадовался, что Эрвина полька. Он расспрашивал ее о родственниках, и девушка впервые горько пожалела, что единственная связь с родиной предков заключалась в польском имени ее отца.
От баронета она впервые услышала о Марине Мнишек. Эрвина начала читать и собирать сведения о странной судьбе давно ушедшей в небытие жены русского царя-самозванца и незаметно "заболела" ею.
Теперь, когда ей приходилось выполнять парадные портреты богатых заказчиков, все женские модели имели неуловимое сходство с Мариной. Конечно, никто бы не мог сказать, в чем заключалось это сходство. Просто, если у заказчицы были обычные невыразительные глаза, то Эрвина немного удлиняла их разрез и меняла цвет на глубокий синий. Или одевала модель в наряды польской шляхты XIV века. Или изображала женщин сидящими на фоне древних замков.
Невинные штрихи. Никто не придавал им особого значения, кроме… баронета. Баронет всячески поддерживал интерес Эрвины к умершей царице.
Иногда Эрвина даже ловила себя на странной мысли, что ее возлюбленный говорит о Марине как о живой женщине, которой просто околдован, а это, согласитесь, очень напоминает паранойю. Но баронет так искренне восхищался каждым портретом "новой Марины", не скупился на изысканные комплименты, так расхваливал талант художницы перед знакомыми и критиками, что Эрвина радовалась, таяла от похвал и отмахивалась от тревожных мыслей.
К тому же она видела, что нравится европейцу чрезвычайно. И уже в мечтах видела себя живущей в Венецианском палаццо или на старинной вилле Итальянской Ривьеры, полностью отдавшись любимому рисованию и не думая больше о добыче денег. Но молодой человек не спешил делать предложение руки и сердца.
Будучи откровенно-честной перед собой, Эрвина понимала, что не так уж сильно желает замуж, но и прозевать выгодную партию тоже не хотела. Рано или поздно наследник повзрослеет и женится, так почему не сейчас и не на ней? И Эрвина, что называется, приперла молодого человека к стенке.
Вот тут-то ее любовник и рассказал ей о Марине Мнишек и о будто бы родовом проклятии семьи.
– Я никогда ни на ком не смогу жениться, Эрвина, – сказал грустно баронет. – Марина приходится мне пра-пра-пра-теткой. Моей прародительницей была родная сестра Марины – Урсула Мнишек.
Эрвина рассвирепела. Ладно, не хочешь жениться, так и скажи, заявила она молодому человеку. Но придумывать бред о родовом проклятии – это уж чересчур.
Разговор закончился шумной перебранкой, слезами, попреками с обеих сторон и импульсивная, как все художники, Эрвина в ярости выставила вон ухажера, так и не удосужившись узнать, в чем же заключается родовое проклятие?
Уже поостыв и успокоившись, ее начало разбирать любопытство. Со смерти Марины прошло четыре века, а семья все продолжает страшиться ее гнева?
Баронет вернулся в Европу и через несколько месяцев Эрвина получила письмо из-за океана. "Мне жаль, что мы расстались, – писал баронет. – Я восхищаюсь твоим талантом не только видеть прошлое, но и способность передать его так верно на полотне. Я не хочу стать причиной твоего несчастья".
Дальше в пространной манере баронет объяснял, что над мужскими потомками Урсулы Мнишек тяготело родовое проклятие. Все они теряли жен и детей, выживали только наследники по женской линии – через браки сестер. Если баронет захочет жениться на Эрвине, то ее ждет смерть.
Девушка прочитала письмо и рассвирепела еще больше. Понятно, хитрый баронет придумал красивую отговорку для того, чтобы вести необременительную жизнь холостяка. Подлец! Эрвина плюнула, сожгла письмо и постаралась забыть о неудавшемся романе.
Прошло еще немного времени. Она продолжала жить в Нью-Йорке. Все получалось, все удавалось кроме одного – личной жизни.
А тут еще она совершенно случайно узнала, что ее бывший поклонник и любовник собирается… жениться! Как оказалось, не одна Эрвина пыталась окрутить богатого европейца. Удалось же заковать его в цепи Гименея, как и следовало ожидать, единственной наследнице богатого американского нувориша.
– Наш изнеженный печальный баронет превыше всего ценил свою свободу, – самозабвенно сплетничала знакомая Эрвины, не замечая помертвевшего лица девушки. – Пока не выяснилось одно неприятное обстоятельство. Престарелый дядюшка, на наследство которого тот сильно надеялся, влюбился, женился, родил собственного наследника и оставил милого друга без копейки денег. И тут произошла удивительная метаморфоза! Оказывается, наш баронет все свою жизнь только и думал о женитьбе, но – на богатой невесте, естественно.
Эрвина тяжело переживала измену.
И надо же было такому случиться, что отцу той самой девушки, к которой переметнулся златолюбивый баронет, приспичило заиметь парадный портрет дочери и он обратился к Эрвине. Художнице деньги были очень кстати и, скрепя сердце, она согласилась.
"Золотой мешок" ничего не смыслил в живописи и просто извел Эрвину придирками – то фон мрачноват, то нос длинноват. Дочка богача тоже отличалась завидной капризностью и ежедневно доводила художницу до белого каления. Флер родовитости жениха ударил в голову наследницы бывшего чистильщика сапог и, как все безродные выскочки, она смотрела на Эрвину свысока, презрительно "тыкая" ей и унижая при каждой возможности.
Та, сцепив зубы, терпела. Она уговаривала себя, что на полученные от противного богача деньги сможет безбедно прожить в Италии или Греции несколько лет. Там она займется настоящим искусством и забудет невоспитанную семейку как страшный сон.
Портрет был почти закончен, когда его увидел бывший возлюбленный Эрвины. Он пришел к ней в студию и задал опешившей и разозленной неожиданным визитом Эрвине один-единственный вопрос:
– Зачем ты это сделала?
Дело в том, что задерганная до крайности вредным папашей и его капризулей дочкой, оскорбленная изменой, Эрвина окантовала портрет малюсенькими, почти незаметными, медальончиками. В каждый медальончик художница поместила сценку из жизни Марины Мнишек. Вот та девчушкой играет на берегу речки, а за ее спиной высится родовой замок. Вот она обручается с женихом, вот ее венчают царицей. На одном медальоне она даже изобразила Марину в приятном ожидании прибавления семейства, а на другом – с зеркалом. И отраженным в нем Лицом, горящим в жутком пламени.
Ну, разозлилась она однажды на очередную хамскую выходку дочки и вот таким образом выплеснула свое раздражение! И вот теперь бывший возлюбленный стоит перед ней и как ни в чем не бывало задает ненужные вопросы!
Эрвина молча указала баронету на дверь.
– Ты не понимаешь. Не надо тревожить Марину, убери медальоны, – шептал молодой человек. – Я хочу отвести от тебя опасность.
– А от своей невесты? – прищурилась Эрвина.
Баронет вышел из студии, не прибавив ни слова. Так они расстались в последний раз, и больше девушка его никогда не видела.
К счастью, всему, даже самому плохому, неизбежно приходит конец. Эрвина закончила портрет, противная богачка вышла замуж за своего аристократа, уехала на родину жениха, а Эрвина вычеркнула из памяти все прошлое, связанное с первой любовью.
Вырученных денег хватило надолго. Она объездила всю Европу и вернулась домой, переполненная впечатлениями и творческими идеями.
Эрвина начала готовиться к очередной выставке, находясь в постоянном волнении и нервном раздражении. Она проводила дни и ночи в мастерской, заканчивая или подправляя работы.
В ту страшную ночь Эрвина так наработалась, что просто падала от усталости. На улице бушевала гроза, и она решила заночевать в мастерской.