Пастор Зуденшельд дает показания
Валя и Найденов, укрытые пледами, лежали в креслах на деке "Клариссы" и любовались белесым простором Балтийского моря. Берега негостеприимной Германии остались далеко на юге.
- Даже не верится, что можно снова свободно дышать, не думать об угрожающих тебе опасностях, - говорила Валя. - Ведь мы не слышали в Берлине ни одного открыто враждебного слова; никто не дал понять, что дурно относится к нам или к нашей стране, а между тем я была уверена, что каждый обращенный на нас взгляд любого официального лица скрывал неприязнь…
- Хорошо все, что хорошо кончается. Послезавтра - Финляндия, а там советский теплоход, и - мы дома. Наверно, нас ждет уже целая куча писем от Житкова. Удивительно, что он ни разу не написал.
- По-видимому, не хотел писать из-за немецкой цензуры.
- Интересно, чем же кончилось плавание на "Архангельске"?
Заметив приближающихся людей. Валя умолкла. К ним двигалась целая процессия во главе с помощником капитана. Найденов не знал финского языка, и потому не мог понять того, что сказал помощник какому-то здоровенному детине в штатском:
- Только, пожалуйста, без шума, чтобы не возбуждать разговоров среди пассажиров.
- Шум не нужен ни нам, ни этому субъекту, - ответил штатский и, подойдя вплотную к Найденову, бесцеремонно положил руку на его плечо.
Найденов сделал гневное движение, но почувствовал, что рука финна крепко впилась в него. К тому же Найденов заметил, что другой рукой тот наводит на него револьвер, не вынимая его при этом из кармана пальто.
Да, шум действительно ни к чему не мог привести, и потому, не меняя позы, Найденов спросил по-немецки:
- Кто вы такой и что вам нужно?
- Государственная полиция, инспектор Венсторп, - несколько смущенно пояснил помощник капитана.
- Какая полиция? - удивился Найденов.
- Вам придется последовать за ним, - сказал помощник капитана.
- Тут очевидное недоразумение, - негромко, но внушительно произнес Найденов.
- Каждый из вас прикидывается девицей, впервые идущей к причастию, - насмешливо сказал Венсторп.
Найденов взглянул на встревоженную Валю.
- Не волнуйся, пожалуйста. Я сейчас вернусь. Какая-то чепуха, - сказал он и последовал за помощником капитана.
Они вошли в капитанский салон, и дверь захлопнулась. В этот же миг за спиной Найденова что-то звякнуло, и он ощутил на запястьях холодную сталь наручников, которые ловко защелкнул прятавшийся за дверью помощник Венсторпа, по имени Майерс.
Найденов невольно напряг все свои силы, натягивая цепь. Венсторп засмеялся.
- Ну, ну, не испытывай прочность своих костей, - пробормотал он.
Найденов старался трезво оценить положение. Немцам удалось схватить его руками местной полиции. Значит, прежде всего нужно, чтобы Валя снеслась с советским посольством в Хельсинки.
- Господин капитан, - обратился он к молча стоявшему в стороне капитану "Клариссы", - поскольку все это произошло на вашем судне, я требую объяснения от вас.
Капитан вынул изо рта сигару и, глядя на ее тлеющий кончик, смущенно проворчал:
- Чертовски неприятно! Я и сам никак не думал… И если бы ваша жертва не опознала вас, я бы ни за что не поверил…
Он протянул Найденову бланк радиограммы. Любекская полиция сообщала, что в купе берлинского экспресса, прибывшего в Любек накануне утром, был найден некто Зуденшельд, кем-то усыпленный и обысканный.
- Вот оно что! - вырвалось у Найденова.
Дальше в депеше говорилось, что если пострадавший Зуденшельд опознает своего подозрительного спутника, такового следует арестовать при содействии полиции ближайшего порта и доставить в Германию.
- К счастью, не пришлось ждать ближайшего порта, - со смехом сказал Венсторп и самодовольно ткнул себя пальцем в грудь. - Тут оказался я. А из моих рук ты уж не ускользнешь.
- Не понимаю, о каком пострадавшем тут говорится, - сказал Найденов. - Если бы он был здесь, этот Зуденшельд, то, наверно, не отказался бы подтвердить…
- Старый прием, приятель, - сказал Венсторп. - Но на этот раз он тебе не поможет. На твое горе господин Зуденшельд здесь. - И Венсторп обратился к капитану: - Разрешите пригласить пастора?
Через несколько минут капитан и офицеры почтительно поднялись навстречу входящему пастору. Найденов узнал в нем… своего ночного спутника.
"Ловко подстроено!" - подумал Найденов, удивляясь тому, как своевременно его молчаливый спутник по экспрессу Берлин - Любек оказался на "Клариссе".
Между тем пастор, опираясь на руку стюарда, с трудом дошел до кресла и опустился в него с болезненным стоном.
- Узнаете ли вы его, господин пастор? - спросил Венсторп.
Взгляд темных спокойных глаз Зуденшельда показался Найденову проницательным и полным человеческого достоинства. На какой-то момент Найденов даже усомнился - действительно ли перед ним шпик гестапо?
- Это он, - спокойно проговорил пастор.
- Объясните, как все случилось, - сказал Венсторп.
Зуденшельд подумал немного и принялся не спеша рассказывать. Найденов обратил внимание на то, что, с трудом начав говорить по-фински, этот пастор поспешил перейти на немецкий язык.
- Я сразу заметил, что этот человек следит за мною, - говорил Зуденшельд. - Не стану объяснять вам, почему, но у меня были основания опасаться кое-кого. Я вез очень… ценные бумаги. Этот человек несколько раз выходил из купе. Каждый раз, как он возвращался, я ждал, что вместе с ним в купе ворвутся его сообщники и нападут на меня. Вы хорошо понимаете, господа, в той стране, где мы находились, можно было ждать чего угодно. - При этих словах он поглядел на офицеров "Клариссы". Те молча кивнули. - Я готовился к защите, хотя отлично понимал, что ничего не смогу сделать. И вот, незадолго до прибытия в Любек, он, - Зуденшельд указал рукой на Найденова, - снова ушел. А через несколько минут дверь отворилась. Это было сделано так бесшумно, с такой ловкостью, что я не сразу заметил образовавшуюся щель, а когда обернулся, было уже поздно. На лицо мне упало что-то мягкое, похожее на мокрую вату. Я тотчас потерял сознание и больше ничего не помню. Говорят, что меня так и нашли без чувств, когда поезд прибыл в Любек. Мое лицо было накрыто газетой. Купе оказалось запертым снаружи. Интересно и то, что никто не обратил на меня внимания на границе. Немцы столь тщательно проверяют паспорта, но отпереть мое купе немецкая полиция почему-то не сочла нужным.
- Теперь вы не сомневаетесь в том, что перед вами ловкий малый? - удовлетворенно сказал Венсторп капитану.
Тот с хмурым видом пожал плечами, а Зуденшельд добавил:
- Ко всему этому могу добавить: пока я был без чувств, меня тщательно обыскали. Даже подкладка пиджака оказалась вспоротой. Преступник искал бумаги.
- И похитил их?
- К счастью, нет, - сказал Зуденшельд. - Может быть, кто-нибудь спугнул его, а может быть, он убедился в том, что их… при мне нет.
- Надеюсь, капитан, - сказал Венсторп, - что на вашей "Клариссе" найдется надежный уголок, где можно поместить эту птичку?
Посоветовавшись с помощником, капитан приказал показать Венсторпу помещение для пленника.
- У вас есть оружие, капитан? - спросил Венсторп с порога. - А то эти господа способны на что угодно, даже с таким украшением на руках. Ведь он русский!..
От Найденова не укрылось, что при слове "русский" пастор вскинул голову. В его темных глазах, внимательно уставившихся на пленника, загорелся огонек.
- Вы русский? - спросил он, когда Венсторп ушел.
Найденов пожал плечами и промолчал.
- Русский! - повторил Зуденшельд и покачал головой.
Найденову показалось, что в выражении его строгого лица появилось сострадание.
- Когда-то я изучал русский язык, - сказал Зуденшельд. - Разделяю ваше удивление. Вы не из тех русских, которые могут меня понять.
Покосившись на капитана "Клариссы", Найденов спросил по-русски:
- На какой язык вы могли бы перейти, чтобы нас не поняли?
С трудом подбирая слова и коверкая ударения, Зуденшельд отвечал по-русски же:
- Родной для меня язык норвежский, но едва ли вы…
Найденов тут же ответил по-норвежски:
- Я не блестяще владею этим языком, но…
- О! - удивленно прервал его Зуденшельд. - Вы излишне скромны. Отличное произношение! Даже трудно поверить, что вы… не норвежец.
- У нас слишком мало времени, - торопливо продолжал Найденов. - Заинтересованы ли вы в том, чтобы я оказался в руках финской полиции?
- Мне совершенно безразлично, от кого вы понесете заслуженное наказание.
- Перестаньте притворяться! - гневно сказал Найденов. - Все равно я вам не верю. Ваша задача - доставить меня в Германию…
- В Германию? - Зуденшельд рассмеялся. - Ну, нет! Добровольно вы меня туда не затащите. Перед вами уже не заключенный лагеря Дахау, а свободный сын норвежского народа. И если моему организму удастся справиться с последствиями отвратительного снадобья, которым вы угостили меня в вагоне, то…
- Послушайте, - перебил его Найденов, - от передачи меня финским властям гестапо так же мало выиграет, как если бы я вообще был на свободе. Советские власти сумеют доказать, что все происходящее - не что иное, как гнусная игра всей вашей шайки.
По мере того как он говорил, лицо Зуденшельда выражало все большее удивление. Он покачал головой:
- Вашей умелой игрой вы не убедите меня в том, что действовали не по указке гестапо. Никому, кроме черной команды, мои бумаги не были нужны.
Найденов чувствовал, что голова у него идет кругом. Подчиняясь желанию верить этому человеку, он сказал: