- Не нынче-завтра здесь будет аншлаг, - сказала она, в изнеможении растянувшись на циновке под сосной. - Уж больно утомительны эти хлопоты! Надо бы набрать помощников…
* * *
Девушка-ночь была не из тех, кто покоряется судьбе, и охотники поступили бы очень опрометчиво, если бы засадили ее в какой-нибудь ящик или клетку. Но, к счастью для охотников, кенийка испарилась прежде, чем они успели что-нибудь предпринять. Яростная жажда сражаться куда острее обычной жажды. В пленнице дерева бурлили соки гнева, и поэтому она не замечала тихого клокотания соков кокона. Она пришла к выводу, что бледнокожие ее поработили и везут на чужбину. Ох и злоба обуяла ее! Кокон не справился с ролью утешителя и примирителя, за что был жестоко наказан. Дерево сотрясли четыре последовательных удара, и с каждым ударом клумба вокруг него всё больше и больше орошалась дождем бледно-розовых лепестков. Наконец, от мощного толчка участок коры стремительно вылетел из сакуры вместе с водянистым фрагментом ткани. Так Клеопатра добыла себе свободу, а Джулия проворонила ее пробуждение.
Сколь велико было недоумение африканки, когда, выпрыгнув из дупла, она приземлилась на мягкую почву, где, под действием чар хранительницы, уже подрастали всходы маргариток. Она-то приготовилась к поединку, с радостью обнаружив, что раны от пуль заживились. А врагов нет как нет. Возликовав вдвойне, Клеопатра, эта дикая кошка, отправилась гулять сама по себе. Глубокие следы босых ног и изувеченная вишня явились первыми и неопровержимыми уликами, свидетельствовавшими явно не в пользу Аризу Кей: устоявшиеся в саду порядки были свергнуты, а нарушительница удрала. Было о чем погоревать. Раздосадованная японка подвела Джулию к попранной клумбе и выразила сожаление по поводу сакуры. Потом вдруг приосанилась, глянула на свои ладони и, изобразив на лице глубочайшее умиротворение, прикоснулась к истерзанному растению. Что тут началось! Ее рука облеклась пушистой перчаткой, сотканной из нитей света, и этот свет разлился по коре, утекая в корни и поднимаясь к ветвям. Рассудив, что одного воздействия мало, Аризу Кей приложила к пациентке-вишне другую ладонь, и дерево засияло изнутри. Восторг Джулии был неописуем, ведь по мере того, как сакура наполнялась светом, она всё более истончалась, разрыв в ней зарастал, а крона украшалась локонами цветов. Полянка близ нее расцветилась столь необыкновенными огнями, что узкоглазой садовнице позавидовал бы любой селекционер с Земли. Но вот, волшебное действие кончилось, и Аризу Кей опустила руки, лучась такой радостью, как будто ей только что вручили Нобелевскую премию.
- Как это у тебя получается? - ошеломленно спросила студентка, силясь сопоставить в уме тот образ японки, который она всегда созерцала, с тем, который только что предстал ее очам. За видимой простотой и непритязательностью хранительницы в действительности скрывалась несокрушимая воля, внушительная энергия и беспримерное могущество.
- Внутренняя тишина, - ответила та. - Она всему первоосновой. Пока ты суетлив, ты бесполезен и непродуктивен. Но если дать мутной воде в твоем стакане отстояться, вскоре покажется дно. В погоне за мнимыми ценностями многое ускользает от внимания, а уединение помогает восстановить гармонию. Лихорадка мегаполисов лечится уединением.
- Значит ли это, что каждый может стать таким, как ты? Таким… совершенством?
- О! Я далека от совершенства, - тонко улыбнулась Аризу Кей. - Посвяти я всю жизнь бдению и практикам, я бы и то не достигла совершенства! Ни в литосфере, ни в гидросфере, ни в воздушных оболочках Земли не сыщется существо, которое подпадало бы под это определение абсолюта. Я почти уверена, что и в космосе, среди многочисленных галактик, мы не обнаружим того идеала, о котором грезим. Поищи уж лучше иголку в стогу сена - вернее будет… Но кое-чему мы всё ж можем научиться. Возьми хотя бы каллиграфию…
- Ага, Кристиан намекал, что освоив это мастерство, я поднимусь на новые высоты в своем развитии, - перебила Джулия. - Слабо верится. Но я бы всё отдала, чтобы уподобиться тебе.
- Мне импонирует твоя прямота, - сказала японка. - Но в том-то и соль, что всё отдавать не нужно. Ты мечтала постичь каллиграфию, так не бросай ее лишь оттого, что она наскучила. Эдак ты ни в чем не преуспеешь.
- По-твоему, рисуя иероглифы день и ночь, я обрету внутреннюю тишину? - скептически отозвалась Джулия.
- Ну, уж не знаю, как тебя надоумить, - вздохнула хранительница. - Давай отложим дискуссию. Надо разыскать Клеопатру, пока она не наломала дров.
В библиотеке красной пагоды витал аромат жимолости. Франческо методично обшаривал полки в надежде подобрать книгу, где бы подробно описывались этапы порученного ему задания. А еще он рассчитывал хотя бы на захудалый экземпляр руководства по созданию неповторимого стиля, чтобы произвести впечатление на Аннет. И вдруг, к его вящему удивлению, в окно вломилась африканка.
- Есть хочу, - поведала она с затравленным видом. - От ягод уже живот пучит, а вот окорок сгодился бы вполне.
Юноша остолбенел. Перед ним стояла высокая, атлетически сложенная брюнетка с шоколадного цвета кожей и глазами, в глубине которых светилось два чистейших аквамарина. Это невероятное сочетание заставило Франческо прирасти к полу и на несколько секунд отняло дар речи. Клеопатра бесцеремонно пихнула его в бок.
- Чего глаза пялишь? Давай уже, я тороплюсь!
- К-кухня там, - пролепетал Росси, абсолютно позабыв, зачем пришел в библиотеку. Позднее его поразила одна вещь: он так же отчетливо понимал африканку, как и она его. А всё оттого, что в саду стирались языковые барьеры.
Опустошив кухню, кенийка двинулась к ручью. Она просто не мыслила себя без купания, без этого ежедневного ритуала. Сбросив свой красно-синий саронг и сандалии, она совершила омовение, медленно и с удовольствием. Клеопатра и еще бы поплескалась, если б не спугнули ее голоса. Кто-то приближался к пагоде. Тряхнув шапкой отросших, мелко-вьющихся волос, она кое-как натянула на себя одежду и рысцой побежала под мост. Ручей, в отличие от пруда, хорош тем, что не выдает следов беглеца. Даже если тот только что омочил в нем ноги, ни кругов на воде, ни предательской ряби сыщик не обнаружит, ибо ручей искони беспокоен, он вечно в движении, не то, что лежебока пруд.
- И как ты думаешь ее приручить? - донесся сверху голос Джулии. - Конфетами что ли выманивать?
- Конфетами не конфетами, а пирогами попробовать можно, - сказала Аризу Кей. - Кстати, к ужину я собиралась приготовить баранину. Против нее твоя протеже точно не устоит.
- Протеже, - хмыкнула итальянка, - о нраве которой приходится судить лишь по обломанным ветвям да изрытой земле.
- Ты смеешься, а представь, каково ей сейчас. Не оправившись после стресса, она чует угрозу в каждом шорохе. Ее нервы на пределе, и санаторные условия - это именно то, что доктор прописал. Но какие, скажите на милость, могут быть санаторные условия, если она затаится пугливым зайчишкой в каком-нибудь окопе и просидит так до скончания времен?!
- Ах, почему в мире столько зла! - в сердцах воскликнула Джулия. - Почему чистоте не дано цвести, почему люди столь бездушны и корыстолюбивы?!
Клеопатра прислушивалась. Разговор велся явно о ней и о ее мучителях. Внезапно ей на ум пришла мысль, будто она умерла и всё это происходит с нею в горних селениях. Те две Медеи, чьи голоса звучали, как свирель, вполне могли сойти за ангелов. Обилие плодов, богатство красок и полное отсутствие вредителей также подтверждало ее догадку. Ни аспида, ни жабы, ни комарика - лишь труженицы-пчелки да певчие. Казалось бы, чего же более? Расслабься, примостись под деревом и наслаждайся тишью. Ан нет, Клеопатра была начеку. Остерегаться неизвестного ее приучали с малых лет, и закоренелая привычка давала о себе знать. Разведать, разнюхать, прощупать почву - вот ее первейшая задача. Иначе вековой опыт предков насмарку, и прахом наставления вождя.
Опьяненная цветочным благоуханием, хвойным воздухом и свежестью дня, она еле дотащила ноги к окраине сада, откуда открывался великолепный вид на горы. Там она не поленилась сделать себе шалаш. Сакурам, что росли поблизости, досталось изрядно.
Какие только уловки не перепробовала Аризу Кей, чтобы завоевать доверие африканки. Она даже - смешно сказать - пыталась организовать обрядовый танец, поручив маленьким индийцам бить в бубен и плясать вокруг костра. Пекла вкусные пироги, от которых у ребят текли слюнки, и оставляла на траве с таким расчетом, чтобы подманить негритянку к белой пагоде, где ее подстерегал Франческо, одержимый одним только желанием - выспаться. Ибо караульный пост нельзя было покидать даже ночью. Особенно ночью. Джулия же, тайком от Кристиана, помогала парнишке с выполнением курсовой - очень уж был суров человек-в-черном и требователен, как никогда. Когда же при нем упоминали о Клеопатре, он хмурился и уходил в себя. Стоило ему нечаянно встретиться с индийцами - он отводил взгляд. И чем чаще в его присутствии рассуждали об угнетателях бедного люда, о человеческом рабстве и деспотичности, тем более замкнутым он становился. Случалось, что после подобных разговоров он даже переносил уроки каллиграфии. Джулия начинала настораживаться.