Наивен иль вовсе простак сей Нессельроде, чтобы все, без отсева, выдавать за ценные сведения величайшей секретности? Тут, вероятно, другое - стремление услужить, проявить прилежание и ревность в том деле, которое доверено ему высочайше. А разве не преданностью государю отмечена служба Чернышева? Однако, поди же, так просто его не проведешь, ни легковерием, ни ловкой услужливостью его поведение не отмечено. Не за страх, видно, а за совесть служит сей офицер царю и отечеству".
- Вам потребны доказательства того, что не вы, а противная сторона делает первый шаг? - усмехнулся бывший министр и, опираясь на палку с тяжелой золотой рукоятью, волоча ногу, направился к книжному шкафу.
Поворот ключа в шкафу, и в руках Талейрана оказалось несколько сколотых вместе серебряной скрепкой тончайших листков.
- Копия документа, составленного буквально день тому назад, - возвратился он на место. - Это секретный доклад Шампаньи, который, наверное, еще не лег на стол Наполеона. Называется "Взгляд на дела континента и сближение России с Великобританией". Это план создания антирусской коалиции, в которой ставка делается на Швецию - удар по Петербургу - и Турцию - удар по югу России. Вспомогательная роль отводится Пруссии и Австрии. Здесь - диспозиция будущей войны.
Талейран тряхнул колокольчиком, и в дверях появился слуга.
- Кто бы меня ни захотел видеть, - приказал он слуге, - меня нет и не будет в кабинете в течение часа.
И когда дверь затворилась, хозяин кабинета обратился к гостю:
- Садитесь за мой стол и снимайте со списка копию. Предупреждения, надеюсь, излишни: цена этой бумаги - моя и ваша голова. Если не десяток еще других голов.
"А ведь бумаге этой - и другая цена - золото, деньги! - цинично подумал Талейран. - Доклад я как раз предназначал месье Нессельроде. Однако не все богатство в звонкой монете, которую берешь сейчас. Можно продавать, а можно и покупать и тоже, как говорится, оказаться в барыше. Мне же следует думать о будущем. Не только о собственных домах и поместьях - о крупном счете в банках. Дело и впрямь идет к большой войне, которая на сей раз может не миновать и Франции. Так что услуга флигель-адъютанту может не раз обернуться надежным векселем. Этот крепкий орешек вместе с уже не однажды обкатанным карликом Нессельроде - надежная ставка".
Свадебный подарок вкупе с секретным предписанием
На императорском конном дворе рабочий день в полном разгаре. Чистятся стойла в конюшнях, солдаты в форме или в куртках объездчиков водят по кругу застоявшихся за ночь лошадей, а то, оседлав и дав шпоры, гонят их во весь опор, заставляя выполнять самые сложные экзерсисы вольтижировки. А из конюшен доносится фырканье кобыл и меринов и острое ржание стригунков, выкрики обслуги и редкие командные возгласы проходящих по двору офицеров.
В одной из дальних конюшен, где содержался молодняк, Чернышев не без труда разыскал Каблукова. Лицо его, довольно широкое и добродушное, посерело, глаза запали, к одежде кое-где пристала солома. Видно было, что Платон за неделю, как объявился в Париже, сбился с ног и вымотался вконец.
- Не говори, брат! - встретил он друга. - Здесь - что? Можно сказать, уже успел оклематься да отоспаться. А в дороге каково пришлось? Едешь один и то все кишки вымотает. А тут - вот с этими: они в станках, на телеге. Не погонишь же их пехом, чтобы душу Господу отдали. Гляди, красавцы какие!
Они подошли к стойлу, где, разделенные перегородкой, стояли два стригунка, года по два, не более. Кобылка караковой масти с тонкой лебединой шейкой, с маленькой, торчащей между ушами челкой, пугливо скосила взгляд на нового человека и чуть попятилась в угол.
- Но, не балуй! - погладив ее по шелковистой гривке, сказал Платон по-русски.
Жеребец, еще вчерашний подросток, с виду неловкий и голенастый, оказался менее пугливым. Поворотив голову к пришельцам, он позволил Чернышеву подать ему с ладони кусок сахара и даже прикоснуться лицом к своей теплой морде.
- Хоть к тебе в помощники просись! - досадливо произнес Чернышев. - Представляешь, только дотронулся до его бархатного носа, дохнуло на меня живым теплом, так всего какой-то радостью пронизало. Ну какие мы офицеры без лошадей? Теперь неделю, верно, буду слышать их топот да ржание.
- Сегодня, Саша, моя служба при них закончится, - засмеялся Платон. - А тоже жаль прощаться.
Снаружи послышался разговор десятков людей, и в помещение неожиданно вошли генералы, старшие офицеры, егеря и мамелюк из охраны и среди них - сам император.
- Эти лошади от императора Александра? - спросил он, только мельком взглянув на кобылку и жеребца, и обернулся к свите.
- Они самые, сир, - ответил за всех Мюрат. - Арабская масть, средний рост, мускулистые выносливые ноги - то, что вы любите.
Император сделал несколько быстрых шагов к стойлу, но, увидев Чернышева и рядом с ним незнакомого офицера, остановился.
- Граф, - обратился он к русскому флигель-адъютанту, - представьте мне вашего соотечественника, который доставил этот драгоценный подарок от моего брата российского императора.
- Ротмистр Каблуков Первый, - произнес Чернышев, бросив взгляд на Платона, который, сделав строевой шаг вперед, звякнул шпорами и поклонился, резко опустив голову.
- Позвольте, - воскликнул Наполеон, - мне знакомы ваше имя и ваше лицо. Битва под Фридландом? - И, перебив самого себя: - Ну, конечно, Аустерлиц!
- Так точно, ваше величество, - ночь после сражения. Костры в поле. И мы, раненые, возле них. И тут подъезжаете вы, государь, - восторженно припомнил Платон.
- Ну да, - громко расхохотался Мюрат, так что пышные страусовые перья, которыми была увенчана его шляпа, заколыхались, - я еще тогда сказал: какая прекрасная смерть! Но они оказались живы! И тогда ты, сир, подъехал к ним и отдал должное их храбрости и отваге.
Еле заметным движением руки Наполеон прервал тираду своего зятя.
- Приятная встреча, - спокойно сказал он. - С князем Репниным из вашей когорты железных кавалергардов мы увиделись ранее. Он достойно после войны представлял Россию при дворе моего брата короля Вестфалии Жерома. Теперь князь назначен императором Александром к другому моему брату - Жозефу, королю Испании, и вскоре будет в Париже. Я приму его с подобающим уважением - солдаты обязаны всегда отдавать должное подвигу друг друга, тем более, солдаты двух союзных армий. Не так ли?
- О, храбрее русских могут быть только французы, - вновь открыл рот Мюрат. - Я помню, какую трепку ваш полк кавалергардов задал мне тогда под Праценскими высотами! И я никогда не сравню вас, солдат Александра, с какими-нибудь вонючими австрияками.
- Я хочу попросить вас, Неаполитанский король, - снова прервал Наполеон речь Мюрата, - выбрать в качестве моего ответного подарка императору Александру так же двух отличнейшей породы и масти лошадей. Полагаю, вам, предводителю моей славной конницы, это удастся намного лучше, чем выражение не совсем идущих к делу восторгов. Русские кавалергарды знают себе цену и, надеюсь, помнят слова похвалы, которые я выразил им в ту ночь.
- Этого нельзя забыть, ваше величество, - отозвался Каблуков. - Для нас похвала великого полководца тогда явилась высшей наградой.
- Жалую вас, ротмистр, еще одним знаком моего внимания. Вместе с графом Чернышевым хотел бы видеть вас на моих свадебных торжествах, - произнес Наполеон и, круто повернувшись, направился к выходу.
Неаполитанский король и его сопровождающие окружили двух русских стригунков. Замечания первого кавалериста империи и венценосного зятя Наполеона оказались на редкость меткими. Сказывались безусловно высокие знания всадника, столько времени проведшего в седле. И теперь здесь, в конюшне, вся повадка атлета со страусовыми перьями на голове, с длинными, ниспадающими до плеч, слегка завитыми волосами, облаченного в белый мундир с золотым шитьем на груди, в ярко-красных сапогах с золотыми кистями и золотыми же шпорами выдавала в нем лихого рубаку-гусара и, как все гусары, легко и свободно сходившегося с людьми человека.
- Отличный подарок одного императора - другому! - заключил Мюрат свой осмотр и обратился к русским офицерам: - А вы знаете, друзья, какой чести был удостоен я в Тильзите? Брат вашего царя великий князь Константин подарил мне в те дни две пары казацких штанов. Как их - шаровары? Вот-вот! И я всякий раз с тех пор надевал их на торжественные приемы, хотя Наполеон мне выговаривал: ты и так выглядишь, как клоун в балагане, а в этих портах - особенно. Ха-ха!
Немалым ростом отличались оба русских кавалергарда, но Мюрат все же чуть-чуть, скажем, на четверть головы, над ними возвышался. И выглядело их шествие по бесконечно длинному проходу конного двора весьма эффектно - три красавца атлета, взяв друг друга под руки, ведут оживленную беседу, выражая дружелюбие и самую горячую взаимную симпатию.
- Скажу по секрету только вам, мои друзья: на государственном совете, когда обсуждали дело о разводе императора и о том, кому из невест отдать предпочтение, изо всех один только я, Неаполитанский король и близкий родственник Наполеона, оказался против австрийской эрцгерцогини, - признался Мюрат. - Почему, спросите вы? Потому что я не хочу воевать против вас, мои русские друзья! Ха-ха-ха!
Он остановился и, подбоченившись, картинно вскинул голову, увенчанную веером перьев, и выдвинул вперед свой красно-золотой сапог.
- Наши государи, - поддержал короля Каблуков, - должны соперничать не на поле брани, а лишь в том, чтобы превосходить друг друга в щедрости и в оказании друг другу самых высоких знаков внимания.