О том, почему он так настоятельно предлагал Коленкуру пост посла в России, Наполеон сказал прямо:
- Я перебрал всех и не нашел никого лучше вас. Савари, который сейчас исполняет обязанности посланника, меня в этой должности не устраивает - у него не сложились там отношения. Мне нужен в Петербурге человек, который был бы относительно молод, как вы, своими манерами, вкусом, воспитанием и хорошим происхождением мог бы понравиться императору Александру и его окружению. И мне нужен, кроме того, человек военный, который может посещать парады. И человек в то же время обходительный и светский, предупредительный в отношениях с дамами общества, перед которым были бы открыты все лучшие дома северной столицы. Короче говоря, когда это окажется нужным, вы будете там генералом или моим адъютантом, и когда окажется необходимым, - послом. В Петербурге, как и в Париже, будут вершиться судьбы мира. Но ключ к будущему - там, в столице России. Надо ехать.
И повторил:
- Вас удерживает во Франции прекрасная дама. Но ваши дела, если вы твердо решили жениться, устроятся гораздо лучше на расстоянии, чем вблизи.
Скажем, забегая вперед: сердечные дела Коленкура не разрешились ни через год, ни позже. Лишь после падения Наполеона уже сорокалетний Арман и Адриенна связали свои жизни. Но он, однажды давший слово служить своему императору, клятву свою сдержал до конца. Он был с ним в русском походе. И, не покидая императора ни на час, сопровождал его в одном возке от Москвы до Березины и от Березины до Парижа. Так они, уже без армии, которая осталась на просторах от Москвы до Варшавы, вдвоем глухой ночью оказались на пороге Тюильри, где слуги даже сразу и не признали в закутанном в шубу человеке своего императора. Только Коленкур, которого почему-то узнали тут же, открыл, кто на самом деле перед ними.
И еще заметим: Коленкур оказался одним из тех, кто, как только мог, удерживал Наполеона от войны с Россией. Однако те времена еще не пришли, а наше повествование продолжается в самом конце восемьсот девятого года. Ни Коленкур, ни Наполеон ничего не знают о том, что ожидает их впереди. Более того, император Франции - весь в надеждах на свое счастливое будущее. В этом ему должен помочь теперь не кто иной, как его человек в Петербурге.
Близился канун Рождества, канун нового, восемьсот десятого года. Российского императора еще не было в столице - он завершал свое путешествие в Тверь к сестре Екатерине Павловне и в Москву, где его просили о встрече дворяне второй, точнее сказать, первой русской столицы, первопрестольного города.
Несколько месяцев тому назад великая княжна Екатерина Павловна в возрасте двадцати лет вышла замуж за князя, по-западному принца, Георга Ольденбургского и поселилась в Твери, недалеко от Москвы, где муж получил назначение тверским, новгородским и ярославским генерал-губернатором и одновременно главнокомандующим путей сообщения России.
Перед этим же, в Эрфурте, косвенно как бы и о ней шла речь у двух императоров. Но узнав о намерениях французского императора, Екатерина Павловна с вызовом тогда бросила:
- Я лучше выйду за последнего истопника, чем стану супругой безжалостного корсиканца.
Ее нежная и привлекательная внешность в то же время была обманчива. В семье она слыла твердой и верной защитницей принципов консерватизма и сильной власти. Любимая внучка Екатерины Второй, названная, несомненно, в ее честь, начитанная, умная, талантливая художница и умелая рассказчица, свободно владевшая не только французской, но и русской речью, что было в ту пору редкостью, она в глазах многих виделась Екатериной Третьей. Так, по крайней мере, смотрели на нее те, кто никак не мог простить Александру союз с Бонапартом.
Младшая сестра Анна, которой с января должен пойти лишь шестнадцатый год, и являлась теперь тем предметом, на который был направлен интерес французского императорского двора. Именно о ней Наполеон через Шампаньи и просил Колен кура сообщить все, его так интересующее.
Естественно, Коленкур и сам знал княжну самой первой русской фамилии и, разумеется, много был наслышан о ней. Ну, с чего бы начать, ваше императорское величество, ее описание? Для своих лет великая княжна Анна высокого роста, ибо развилась значительно раньше, чем это происходит обычно в России. По свидетельству лиц, бывающих при дворе ее матери в Гатчине, княжна сформировалась пять месяцев тому назад. Вас в первую очередь именно это интересовало, сир? Так что не волнуйтесь, ваше величество, она может стать матерью, когда вам заблагорассудится. Если, конечно, она станет вашей женой.
А женщиной она станет, несомненно, привлекательной. Ее стан, грудь, осанка - все говорит за то. У нее к тому же прекрасные глаза, кроткое выражение лица, взгляд ее полон доброты. Наружность привлекательна и приятна в высшей степени, хотя княжна в общепринятом смысле вроде бы и не красавица.
Хвалят же больше всего ее спокойный и ровный характер, ее чувствительное и отзывчивое сердце. В этом она совершенно не похожа на старшую сестру, которая слывет надменной и решительной. Недаром ее называют Екатериной Третьей. В сем имени, ваше величество, кое-кто из противников Александра видит далеко идущий смысл - дескать вот кто бы мог поставить Россию на заслуженное ею место.
Однако вернемся к Анне. Что о ней еще сказать? Сыновья в семействе Романовых в общем похожи на мать, императрицу Марию Федоровну, дочери - на императора Павла. Анна же составляет исключение из этого правила: она, как и ее братья, похожа на мать и все предвещает, что у нее будет материнская осанка. А надо сказать, что императрица еще и теперь, несмотря на свои пятьдесят лет, может служить образцом не только материнства, но и женственности.
Меж тем, коснувшись в своих мыслях облика императрицы-матери, Колен кур призадумался - по правде говоря, сир, не с русским царем, а с главою семейства, маман, следовало бы вести речь по интересующему вас интимному вопросу. Почему, спросите вы меня. Постараюсь вам, ваше величество, объяснить.
Есть Россия как государство и есть Россия как императорская семья. Так вот первой из них правит царь Александр. Непреклонная властительница второй - мать, вдовствующая императрица, госпожа решительная и властная, как и ее дочь Екатерина, и, как Екатерина, - тех же убеждений.
К тому же в сей семье действует традиция, вернее, воля покойного отца, императора Павла, выраженная в его указе: решающее слово в определении браков дочерей - за матерью.
Вот, ваше величество, какие сложности сопутствуют давним династиям, с кем вы спешите соединить свое имя. Вы же, венценосец в первом, так сказать, поколении, этих-то сложностей и не испытываете. А откуда они, если с вас, а не с родительской семьи и ведет свое начало ваша династия!
Помните, сир, когда пришло время вашей коронации, вы не без борьбы с самим собой нарекли своих сестер императорскими титулами. Да и то, скорее всего потому, что оказались они пристроенными за титулованными мужьями. А вот с собственной маман случилась прискорбная накладка. Если бы ваша матушка сама была на троне да родила ребенка-наследника, а не просто армейского лейтенанта, называться бы ей императрицей. Вам же пришлось подыскивать ей титул, какого ни в одной императорской и королевской семье до сих пор никогда не бывало, - госпожа-мать. Ну, ясное дело, чем тогда, в день вашей коронации, все и окончилось: властная глава семьи Летиция, родившая, кажется, десятерых детей, среди которых и этот, ее любимец, который так с нею обошелся - вовсе отказалась присутствовать на сыновнем торжестве, оскорбленная обидным к ней непочтением.
Здесь, в России, - иное. Здесь между сыном и матерью отношения иные. Коленкур вспомнил недавнее венчание Екатерины Павловны, на котором он был в числе приглашенных и где, разумеется, присутствовала вся царская семья. В церкви Зимнего дворца Мария Федоровна стояла впереди короля и королевы прусских, двора и дипломатического корпуса. Затем только она одна поднялась на покрытое пурпуром возвышение, предназначенное жениху и невесте. Императрица соединила их руки и приняла изъявление их почтения.
Да, первое выражение почтения было адресовано матери. И все присутствующие невольно отметили про себя, как тщательно старался император Александр стушеваться и играть роль простого зрителя и свидетеля. Ну как бы это сделал всякий посторонний на сей церемонии человек.
В конце же торжества император, покинув свое место, подошел к одной из колонн и, взяв оттуда материны перчатки, которые она туда положила, когда направлялась к аналою, подошел к матери. Он подал ей перчатки и предложил руку. Это так же удивило многих присутствовавших на торжестве, особенно иностранцев. Ведь рядом находилась императрица Елизавета Алексеевна, которая могла бы в этот момент поухаживать за своею свекровью.
Что ж, как говорится, в каждом монастыре - свой устав. В каждом государстве, тем более, - свои законы. Сойдутся ли взгляды сына и его матери на то важнейшее для французского государства дело, которое поручено теперь Коленкуру?
Сразу же по возвращении из поездки Александр Павлович пригласил друга-посла к обеду. А когда встали из-за стола, увлек в свой кабинет.
У каждого на уме было свое. У царя - только что завершившееся путешествие. Впечатления его переполняли. И с кем же ему в первую очередь не терпелось поделиться, как не с дорогим Арманом!
- Представьте, мой друг, - Москва. Улицы запружены народом. Я - верхом. И все, как один человек, передо мною - на колени. Целуют у меня ноги, руки. Многие ложатся в грязь, выкрикивая: "Въезжай на нас на коне! Ты - святой, ты нам зла не причинишь. Ты для нас - отец родной". Разве может существовать что-либо выше этой награды за мои труды? До сих пор в моих глазах слезы благодарности. Вы уж простите, дорогой Арман, за то, что я так открыто выражаю свои чувства.