- Ну, что ж, неплохо, - заключил он. - Теперь посмотри внимательно на эти фотографии. Это твой связной Мефодий Кириллович Манов - извозчик, работает у нас давно, стар, но крепок. А это Гавриил Максимович Лобастов, управляющий имением "Мелас". Через него мы держим связь с крымским подпольем. Сейчас он один из руководителей подпольного центра. Человек сильной воли и большого ума. Он хорошо законспирирован. Запомнил?
- Да.
- Явкой "Мелас", - предупредил Артамонов, - воспользуешься только в самом крайнем случае.
Они обнялись. Борис Владимирович легко ударил Павла по плечу:
- Ну, давай, Павлуша…
- До свидания, Борис Владимирович.
- Помни, в любой борьбе выигрывает тот, кто упреждает. И еще одно: случайность - спутник разведчика. Больше шансов у того, кто лучше использует случайные обстоятельства.
2
На площади развернутым фронтом к памятнику адмиралу Нахимову стоят войска. Их ровные ряды огибают площадь и тянутся вдоль Екатерининской улицы. Против памятника толпятся большая группа высших чинов белой армии, гражданских ведомств и представители союзнических миссий. Балконы и окна окружающих зданий пестрят разноцветными платьями и костюмами, крыши усыпаны ребятишками. Все нетерпеливо посматривают в сторону Екатерининской улицы.
Со стороны морского собора послышался колокольный звон. Ему отозвались колокола с разных концов города.
- Владыка закончил обедню, сейчас начнется крестный ход, - сказал войсковой атаман Всевеликого войска Донского генерал Богаевский и, расправив на толстом животе складки гимнастерки, снял фуражку с круглой головы, перекрестился.
Солнце поднялось в зенит, когда крестный ход во главе с викарным епископом Вениамином и присоединившиеся к нему в пути крестные ходы из других церквей появились на Нахимовской площади. Послышались команды: "Равня-айсь!", "Сми-ирр-но!.." Войска замерли. Ряды линейных направляли потоки крестного хода так, что между ними и строем войск оставался широкий коридор, а пространство от памятника до колонных ворот на Графскую пристань было свободным.
Колокольный звон прекратился. Епископ Вениамин направился к установленному против памятника аналою. Молодой красивый владыка осеняет народ массивным золотым крестом. За ним шествует священник морского собора Макарий, облаченный в новую епитрахиль и фелонь. В его руках - икона святого Николая-угодника старинного письма, в золотой оправе, с ризой, расшитой жемчугом. Следом степенно вышагивает с киотом в руках дьякон Савелий. За ними тянется вереница священнослужителей со свечами и кадилами. От курения ладана в неподвижном воздухе стоит дым. Яркие лучи солнца раскрасили его в светлые тона. Над площадью плывут стройные, торжественные звуки церковного хора.
С другой стороны площади, от гостиницы "Кист", медленно и степенно идет правитель и главнокомандующий войсками юга России генерал-лейтенант Врангель. Его сопровождают начальник штаба генерал-лейтенант Шатилов, председатель правительственного сената Кривошеин… Офицеры в парадной форме чеченской дивизии несут огромный венок. На широкой трехцветной, как флаг Российской империи, муаровой ленте надпись: "Нахимову. В благодарность за пример героизма и самопожертвования. Врангель".
Главком подходит к аналою и останавливается перед епископом Вениамином. Его крупная голова с резкими чертами лица и тяжелым надменным взглядом возвышается над толпой. Черная черкеска плотно обтягивает сильное стройное тело.
Владыка взял из рук священника Макария икону и повернулся к Врангелю. Тот преклонил колено. Осенив его крестным знамением, владыка торжественно произнес густым басом:
- Дерзай, вождь! Ты победишь, ибо ты - Петр, что значит - камень, твердость, опора. Ты победишь, ибо сегодня день благовещания, что значит - надежда, упование. Ты победишь, ибо сегодня храмовой праздник церкви того полка, которым ты командовал в мировую войну.
После благословения состоялся молебен, а затем владыка обратился к войскам. Он говорил о тяжких страданиях, ниспосланных России свыше как искупление за грехи всех слоев русского народа.
- Сыны мои! - Епископ Вениамин взмахнул крестом, как мечом. - Благословляю вас на борьбу и подвиги во имя воскресения самодержавной России!
И двинулся вдоль строя частей, окропляя войска свяченой водой.
Казалось, Врангель весь поглощен церемонией. Но эта великая ектенья не проникала в его сознание. Он думал о своем.
"То, что генералу Фостикову удалось установить связь с большинством командиров повстанческих отрядов и частей бывшей армии генерала Морозова, застрявших в предгорьях Кавказа, - думал Врангель, - подтверждает верность моей идеи о возможности создания из них ударной группировки, которая… Боже мой, это же блестяще, и если все произойдет так, как задумано… Генерал Фостиков тонкий дипломат и серьезный организатор. Если все пойдет хорошо…"
Мысль о возможном захвате Дона и Кубани возбуждала и вызывала энергию, но не снимала глубокой озабоченности. Все эти дни Врангель не мог забыть сообщение о позорном предательстве Кубанской рады. Ему доложили, что "тифлисские сидельцы" - так он называл группу членов Кубанской рады, которые осели в Тифлисе, - отмежевались от него, объявив себя "самостийными". Председатель рады Тимошенко при поддержке товарищей председателя Султан Шахим-Гирея, Воротинова, Горовца и других протащили сумасбродные решения: "Во-первых, немедленное прекращение всяческой помощи Врангелю; во-вторых, организация сил кубанского народа для образования независимой демократической республики; в-третьих, договор с генералом Врангелем, заключенный Кубанским краевым правительством, признать недействительным… и, наконец, признать необходимым энергичную идейно-политическую борьбу с реакцией так же, как и с большевиками".
Ноздри прямого длинного носа главкома округлились, тяжелые веки взметнулись к надбровным дугам, в глазах вспыхнул гнев: "Классической формы болваны! Опасно то, что они могут возглавить повстанческое движение на Кубани. Нет сомнения, что ими будет предпринята попытка подчинить генерала Фостикова своему влиянию…"
В ряду офицеров, которым поручено возложить венки у памятника адмиралу Нахимову, стоит полковник Наумов.
…Прошло больше двух недель с того дня, когда американский пароход "Честер Вельси" бросил якорь в Севастопольском порту и Павел Алексеевич Наумов сошел на крымский берег. Солдат тут же отправили в карантин в район Михайловского равелина, где для них поставили палатки. Офицеров разместили в общежитии, оборудованном в большом приземистом доме с видом на Артиллерийскую бухту.
На другой день в карантин пришли два офицера из отдела кадров и два осважника в чине капитанов. Беседовали со всеми долго, обстоятельно. Затем попросили изложить письменно свои пожелания относительно дальнейшей службы и, собрав рапорты, уехали.
В тот же вечер материалы о вновь прибывших старших офицерах внимательно изучил начальник особого отдела штаба главкома полковник Богнар. Все они застряли в Причерноморье после разгрома армии генерала Морозова красными и знают друг друга. Их нетрудно проверить и через других офицеров этой армии, приехавших в Крым раньше. А вот как установить личность полковника Наумова?
"Может быть, кто-нибудь в упрснабе знает его", - подумал Богнар и позвонил Домосоенову.
- Господин генерал, не могли бы вы назвать кого-либо из руководящих офицеров интендантской службы из войск адмирала Колчака?
- Если не секрет, дорогой мой Ференц, уж не прибыл ли кто?
- Вы не ответили на мой вопрос, Антон Аркадьевич.
- Ну, разве уж самого начальника управления генерала Логунова да покойного Дибича, царство ему небесное.
- А начальника тыла третьего корпуса Западной армии?
- Нет. А теперь, батенька мой, извольте вы ответить на мой вопрос.
- Прибыл полковник Наумов, начтылкор Западной армии. Закончил Екатеринодарское коммерческое училище.
- Что ж вы тянете, милейший, - обрадовался генерал. - Где он сейчас?
- В карантине.
- Ну, слава богу, а то ведь не управление, а тришкин кафтан.
- Пока что допуск я ему дать не могу.
- Ференц Карлович, голубчик, это же управление снабжения, а не боевой штаб… Благодарствую за полезную информацию.
Трубка щелкнула и замолчала. Богнар перезвонил, но кабинет Домосоенова не отвечал.
Через полчаса генерал входил в здание, отведенное под офицерский карантин. Наумов представился как старший офицер карантина и доложил, что господа офицеры отдыхают.
- Рад, голубчик, встретить хозяйственника со специальным интендантским образованием, - доброжелательно улыбаясь, приветствовал Домосоенов. - Теперь, знаете ли, перевелись образованные хозяйственники. Одни спились, другие проворовались, а третьи уже далече… Давайте-ка в мой автомобиль, и поедем в управление. Ныне отдыхать грех, работы - уму непостижимо!
Добродушие и доверчивость этого седовласого и пышноусого генерала, на лице которого запечатлелись глубокие улыбчивые морщины, явились для Павла неожиданностью. Он готовился встретить на крымской земле лишь озверевших, осунувшихся от горечи поражений и кровавых потерь белогвардейцев.