О Гёте, например, его современник Генрих фон Фосс пишет: "Когда оживится (в беседе), он не может усидеть на диване, вскакивает, ходит туда-сюда по комнате и каждый жест, не осознанный им, становится живым языком. Да, этот человек говорит не только органом речи, но и сотнями других органов, немых у других; и глаза его излучают огонь, преисполненный души". Другой знакомый Гёте, перечисляя темы своего разговора с ним, отмечает, что всё это оставалось всё же мёртвым скелетом, поскольку отсутствовала в сообщениях "магия его говора, его живая мимика, его приятный и поныне мощный и звучный голос". А третий мемуарист, говоря о слышанном от автора "Фауста", добавляет: "Не могу, однако, умолчать о том, как не раз был глубоко взволнован отчасти его словами и больше всего тоном его голоса, выражением его лица и движениями его рук"
Как писатель-художник использует подобный благодарный материал в своих психологических наблюдениях и характеристиках, говоря о нашей предметной мысли и помогая нашему чувствованию в разные состояния, видно из бесчисленного множества классических примеров. Вот один-два случайно подобранных примера. В своём "Невском проспекте" Гоголь представляет нам влюблённого художника Пискарева, когда тот на улице следит за дамой, пленившей его воображение:
"Молодой человек во фраке и плаще робким и трепетным шагом пошёл в ту сторону, где развевался вдали пёстрый плащ, то окидывавшийся ярким блеском по мере приближения к свету фонаря, то мгновенно покрывавшийся тьмою по удалении от него. Сердце его билось, и он невольно ускорял шаг свой. Он не смел и думать о том, чтобы получить какое-нибудь право на внимание улетавшей вдаль красавицы… С тайным трепетом спешил он за своим предметом, так сильно его поразившим, и, казалось, дивился сам своей дерзости. Незнакомое существо, к которому так прильнули его глаза, мысли и чувства, вдруг поворотило голову и взглянуло на него… Она взглянула сурово, чувство негодования проступило у ней на лице при виде такого наглого преследования: но на этом прекрасном лице и самый гнев был обворожителен. Постигнутый стыдом и робостью, он остановился, потупив глаза; но как утерять это божество и не узнать даже того святилища, где оно опустилось гостить?.. Проходящие реже начали мелькать… и ему показалось, как будто лёгкая улыбка сверкнула на губах её. Он весь задрожал и не верил своим глазам… Но дыхание занялось в его груди, всё в нём обратилось в неопределённой трепет, все чувства его горели, и всё перед ним окинулось каким-то туманом… Не слыша, не видя, не внимая, он нёсся по лёгким следам прекрасных ножек, стараясь сам умерить быстроту своего шага, летевшего под такт сердца. Иногда овладевало им сомнение, точно ли выражение лица её было так благосклонно… Он видел, как незнакомка летела по лестнице, оглянулась, положила на губы палец и дала знак следовать за собою. Колени его дрожали; чувства, мысли горели; молния радости нестерпимым остриём вонзилась в его сердце. Нет, это уже не мечта!" .
Сравним это пространное описание у Гоголя со строками другого мастера русской прозы, Л. Толстого, где подобное же душевное состояние, любовь, изображена теми же средствами:
"Польщённый молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. В середине разговора он оглянулся на неё. Соня страстно-озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слёзы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню… Из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слёзы что-то злобно шепчущая…" .
Прямой рисунок чувств в их игре и смене их оттенков, в их сложности, в их усилении или ослаблении является здесь чем-то невозможным, и идею, объясняющую всё, мы получаем только благодаря сведениям, почерпнутым из области сопутствующих явлений, а также изменчивым представлениям и мыслям. Походка действующего лица, изменение пульса и дыхания, особенное выражение глаз, направление внимания, возбуждённый шёпот, покраснение и слёзы и т.д. - вот материал восприятия, плюс произнесённые слова, из которого наше воображение строит свой мир, мир людей, руководствуясь симпатией и тем, что является наиболее важным: настроениями и аффектами. В данном случае выразительные движения, символические или подражательные, являются таким же телесным резонансом, только более первичным, каким является по своему происхождению и язык, эта звуковая мимика, призванная развить нашу способность к высказыванию и мощно подстегнуть развитие человеческого ума. И как слово является чем-то большим, чем "значение" для разума, поскольку оно обнаруживает посредством тона и других качеств известное органическое возбуждение, так мимико-осязательные черты вводят нас прямо в радость и страдание, в ревность и злобу, в надежду и отчаяние, если только мы их поняли сами или они были нам хорошо подчёркнуты кем-либо другим. Интуитивное толкование выражения лица и характера было бы невозможно без непроизвольных "выразительных проявлений", этой важной части общего эмоционально-моторного комплекса .
Достаточно одного примера, чтобы понять, каким образом Вазов пытается представить нам реалистически своих героев в романе "Под игом". Мы живо представляем себе обладающего холерическим темпераментом старого и больного богача Юрдана в момент ярости, когда автор показывает его "насупленным", "нахмуренным", "дрожащим как лист от гнева", "безумно кричащим", быстро взбегающим по лестнице, несмотря на усталость и слабость (ибо ярость "гальванизировала" его ноги), и вбегающим к зятю со "страшно побледневшим лицом и множеством морщин на лбу" . Все эти черты говорят нам об определённом роде аффектации, причины которой разъяснены в прямой характеристике или в диалоге. А Йовков прибегает к такому методу даже тогда, когда описывает нам животных, например, собаку Балкан. "Потухшие глаза", которые как будто "рыдают", "тяжёлое" дыхание, ленивые движения, покачивание туловища и т.д. должны напоминать нам о "глубоком, почти человеческом страдании" и "тяжёлой меланхолии" этой собаки, которая раньше, до своего несчастья, имела "упорный и строгий" взгляд, смотрела "с надменным и гордым презрением". Йовков пишет:
"Бедный Балкан! Он теперь выглядел неузнаваемо: исхудалый, измученный, с погасшими и влажными глазами, в которых проглядывала какая-то безмолвная и большая скорбь, глубокое, почти человеческое страдание. Всё ясно и понятно без слов, которые у него отсутствовали, эти выразительные глаза рассказывали, жаловались, рыдали… Он был усталым, из открытой пасти висел его влажный язык, от тяжёлого и быстрого дыхания качалось всё его тело… доверчиво и кротко поглядывал своими угасающими и грустными глазами. Потом подходит… перестаёт дышать сильно, закрывает глаза и подставляет голову, чтобы погладили его рукой". И дальше: "Балкан выглядел терпеливым и неутомимым. Иногда он впадал в странную и тяжёлую меланхолию. На ласки отвечал холодно или совсем не отвечал, шёл медленно и лениво, хвост его отвисал больше, но теперь глаза его горели, и в них читалась такая скорбь, такое немое и страшное страдание, что это трогало и смущало всякого, кто с ним встречался" .