В литературе нового времени также есть писатели, расположенные к такого рода восприятиям, при соответствующем им чувствительном тоне, так что в их лирике и прозе не раз говорилось о запахах и ароматах или о вкусовых ощущениях, ощущениях соприкосновения и температуры, при значительных индивидуальных отличиях в этом пункте. Бодлер, например, в "Цветах зла" находит, что мир наполнен загадочными символами, указывающими в известных случаях на тесную связь между запахом, красками и звуками:
… Подобно голосам на дальнем расстоянье…
Перекликаются звук, запах, форма, цвет…
Есть запах чистоты. Он зелен, точно сад,
Как плоть ребёнка, свеж, как зов свирели, нежен.
Другие - царственны, в них роскошь и разврат,
Их не охватит мысль, их зыбкий мир
безбрежен, -
Так мускус и бензой, так нард и фимиам
Восторг ума и чувств дают изведать нам.
Отражение своей мысли о таинственной связи и символическом сходстве между формой, движением, окраской и запахом вещей как в духовном, так и в физическом мире Бодлер находит у мистика Сведенборга с его предчувствием "всемирной аналогии". Он, например, связывает красоту женщины, так же как и своё впечатление от пейзажа (хотя и не любит природу), с реальными или воображаемыми ароматами:
… Твой знойный аромат впиваю жарко я,
Мне снова грезятся блаженные края…
(Экзотический аромат)
Нега Азии томной и Африки зной,
Мир далёкий, отмерший, о лес благовонный,
Возникают над чёрной твоей глубиной!
Я парю, ароматом твоим опьянённый,
Как другие сердца музыкальной волной!
Там свой дух напою я прохладной волною
Ароматов, напевов и ярких цветов…
(Шевелюра)
Но хотя его опьяняет аромат, напоминающий ему живое существо, Бодлер философски примирился с зловонием гниющего трупа, от которого его чувствительная спутница едва не теряет сознание. И своей подруге он говорит с удивительной смелостью:
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
По внутреннему родству или под влиянием Бодлера Верлен в своей поэзии проявляет ту же чувствительность к запахам.
Он прочно соединяет приятные и неприятные запахи, ставя их в прямое отношение к своим настроениям или страстям. Но об этой стороне его творчества мы будем говорить дальше . Вазов иногда тоже связывает - хотя и без всякой мистической экзальтации - виденное и испытанное среди природы с ароматными ощущениями. Он говорит метафорически:
Я знаю, чебрецом лесным и дикою геранью
Эти песни новые запахнут.
Я их с дыханьем горным и лёгким дуновеньем ветра смешал,
Поэтому так дивны и свежи они.
Если в "Песнях скитальца" он зарекается уносить с гор в своих воспоминаниях запах лекарственных трав вместе с соответствующими сильными аффективными переживаниями, то более поздний лирический сборник он озаглавил именно по связанному с обонянием впечатлению, оживившему дорогие для него настроения и образы: "Заблагоухала моя сирень". Воскрешая давно пережитые сердечные волнения, он добавляет к своим поблекшим воспоминаниям новые непосредственные восприятия, в которых особенно подчёркнут аромат:
Сиреневый запах над нами -
От любовного дыханья волны .
Поэт символически связывает своё духовное и физическое возрождение для "поздней любви" с образом прекрасной розы, выросшей на его могиле, и благоухание её напоминает ему виденное и слышанное когда-то:
И аромат цветочков свежих
Проник ко мне в могильный мрак,
И будто снова слышу песни соловья
И вижу вновь лазурный свод.
А в другой раз, вдыхая аромат цветущей акации и ощущая состояние гармонии от весеннего пробуждения природы и весны в своей душе, он восторженно восклицает:
Ароматы, ароматы
Превращают город в сад!..
Ароматом лес окрестный
Ветры свежие поят,
И мои простые песни
Напоил их аромат.
В прозе Вазова подобного рода восприятия сравнительно редки, например:
"В воздухе носился крепкий запах поля в пору жатвы.
Путница с наслаждением глотала живительный этот воздух
вместе со спокойствием и свободой, разлитыми в нём".
(Казаларская царица)
"Или густым сосновым лесом, тенистым, прохладным,
глухим… Грудь моя вдыхала здоровый сосновый аромат,
напоивший весь воздух". (Мусала)
О приятном запахе "недавно скошенного сена", о "свежей влажности и крепком запахе земли и травы" после бури, когда легко дышится, о "сладком запахе роз" и о гвоздиках, пахнувших в комнате, как и о других обонятельных ощущениях, действовавших живительно приятно, Вазов пишет и в других своих повестях и рассказах.
Натуралист Золя, подобно Бодлеру, часто пишет о запахах и вкусовых ощущениях, как, например, в романе "Чрево Парижа", где постоянно говорится о приятных и неприятных запахах, исходящих от улиц, людей и рынков большого города. Если некоторые критики и читатели в своё время были удивлены грубым реализмом такого рода описаний, то другие, наоборот, одобряли подчёркивание столь пренебрегаемой ранее писателями-романистами действительности, со столь низменными восприятиями и чувствами. Золя отмечает не только "приятный запах" роз, фиалок, георгинов, маргариток, который обдаёт его героя, когда тот идёт мимо зелени и цветов, но и "пронизывающий тяжёлый запах" от выброшенной тухлой рыбы; не только "крепкий запах" сена и огорода, но и отвратительные испарения на рынках, "кисловатый запах" и "тяжёлый запах гробницы" в некоторых отделениях, где хранится рыба и битый скот; не только приятную для обоняния атмосферу на мыльном заводе, но и непереносимую острую вонь по соседству с ним. Так, в своём романе "Творчество" Золя пишет об "аромате первых фиалок и левкоя", "тонком аромате свежераскопанной унавоженной земли", "приятном запахе ромашки и свежем аромате аниса, мяты, который смешивается с "гнилым запахом падали", и т.д. Точно так же с помощью обонятельных и вкусовых ощущений характеризует вещи и людей романист Дюамель, например в своём романе "Гаврский нотариус".
Здесь домашняя кухня воспринимается обонянием раньше, чем зрением, а улицу мы не только видим и слышим, но и обоняем.
"Запах лука! Достаточно ему замочной скважины, трещины, дырки в доске. Будто он проходит сквозь кирпич и штукатурку. Но запах селёдки страшнее и мощнее. Он идёт волнами, наступает, как войско. Запах лука пугается и уступает ему. Как будто не вдыхаешь его, а осязаешь. Он жирный и прилипает к пальцам…"
В таком тоне одушевления и прочувствованной наглядности говорится о "беспокоящих запахах городских джунглей", о "болотной вони и запахе увядшей зелени и залежавшейся пищи", о "запахе плесени" и "невыносимом смраде" от мясной лавки, об "аромате" бакалейной лавки и запахе аптеки или хлебопекарни (из последней - "тёплый, благородный, материнский и т.д.").