- "Белый дед", - с улыбкой пояснил тот, - так в народе называют густой иней, белый, …как дед. Я это к тому, что уже подмораживает, - продолжил он, - скоро "дзяды[50]", а там уже и коляды, - Патковский заметно сбавил шаг. - Неладно у нас, Якуб, - сразу переключаясь к сути разговора, гораздо тише сказал он. - Думаешь, что мы и в самом деле в гумне от пашасці хаваемся? Яна, канечне, гуляе сабака, губіць людзей, але ж не да таго, каб пан, як тлусты пацук па кутах хаваўся[51]. - Пан Альберт сам улыбнулся тому, что красочно описал обрушившуюся на них напасть на мужицком языке. Он остановился:
- Время настало такое, - продолжил Патковский, - что если ты имеешь под собой хоть что-то, не доведётся тебе спать спокойно. Тут либо крестьяне подпустят "красного петуха", либо ночные гости Базыля Хмызы обдерут до нитки. А то ещё и того хуже, русаки под себя подгребут. Не пойдёшь под них, сам отправишься в Базыли Хмызы или на тот свет, а на твоё добро сядет своим толстым задом какой-нибудь русский воевода.
Чему ты улыбаешься, мой мальчик? Насмотришься ещё. Они тут, будто помня стародавние времена, когда сидели на землях от океана до океана, шастают как у себя дома. Не покормишь, не попоишь - спалят. Плохо покормишь, попоишь - спалят. Перекормишь, перепоишь - точно спалят. Пока в Мельнике и на ваших землях хозяин был в отъезде, их не трогали. Но вот, теперь появился ты - хозяин, стало быть, начнут охаживать и тебя, как и меня когда-то. Хотя с меня особо-то и взять нечего, я бедный и старый. Андрея отослал учиться в Лейпциг к моему младшему брату Ёгану. Что поделаешь, отцовское крыло нынче не защита. Панну Ядвисю и Сусанну отвезу в Краков и вот только тогда, может быть, вздохну полегче.
Скажи, ты помнишь Станислава Карсницкого - маршалка Радивилов? Хотя, …откуда ты можешь его помнить? - Патковский отчаянно махнул рукой. - Отец твой его знает. Так вот не так давно Карсницкий, миль сорок восточнее на ту сторону Буга посадил на три села своего сына. Так уж вышло, что малый его сильно разгулялся где-то за границей. Не знаю, что он там ел или пил, а вскочил на отцовские деньги в такую гайню[52], что с того разгула даже слегка умом тронулся. Станислав его оттуда забрал, дал сёла и приказал, чтобы грехи перед господом замолить, выстроить малый кальвинистский собор вместо церквушки, что, как и наша, развалилась там к тому времени в хлам.
Сын Карсницкого как видно в содеянных грехах покаялся, и слова отца принял к сердцу так, как и надо это делать, благо пан Станислав и денег ему на строительство дал.
Остатки церкви разобрали, а на том месте, где она стояла, выкорчевали лес и стали строить собор. По слухам храм поднимали - всем храмам храм. Выстроили стены, уже доделывали башню, ждали только колокола. Их окрестить на голос должен был сам остробрамский священник, наместник Папы. Но тут пришли рассены, увидели, что Карсницкие убрали их старый церковный мусор и в отместку за это сравняли с землёй их недостроенный собор. Русаки дня два искали и отца Карсницкого, и младшего, чтобы и с ними как следует поквитаться, да они вовремя спрятались. Удрали аж под Новогрудок, у них там большое имение.
Но тут, Якуб, вот какое дело. Одни говорят, что это русские собор в щебень разнесли, а другие, что сам наместник воеводы подляшского своих вояк на это дело подрядил. Кто их там теперь разберёт?
Сам понимаешь, Патковский не такая важная птица как Карсницкий, хоть и тоже с польскими кровями. А ведь за Станислава с сыном в этой неразберихе и Радизвилы не вступились, смолчали, не зная кому слово замолвить. Карсницкие как-то сами всё уладили, откупились, наверное.
Пан Патковский поднял лицо к залитому лунным светом небу.
- Х-х, - коротко выдохнул он вверх облачко пара, - чему тут удивляться? Вон и на небе всё так же. Люди, как звёзды, а государи, как светила. Чем сильнее солнце или луна, тем незаметнее звёзды. Те, что посильнее светят, ещё видны кое-как, а те, что поменьше, и вовсе пропадают…
Пан Альберт оторвал взгляд от неба:
- У твоего отца, - как-то резко сменил он этот романтичный тон, - денег достаточно. Я ему уже писал, а вот теперь и тебе говорю. Нужно так поставить дело, чтобы в имении было на кого опереться. Оно и дурню ясно, что армию в Мельнике никак не соберёшь, но и слабаком с родовым именем Войны жить не годится. Вот и выходит, что тебе нужно быть понаглее, так, чтобы с одной стороны рассены тебя не трогали, а с другой, на твоё добро не зарились.
Чтобы быть понаглее, нужны надёжные люди, такие, которые в случае надобности и оружие в своих руках подержать сумеют или, что тоже немаловажно, смогут договориться с кем надо…
Пан Альберт положил свою тонкую, худую ладонь на плечо Войны:
- В случае чего, - совсем тихо сказал он, - смело можешь рассчитывать на старика Патковского. У меня для тебя всегда найдётся пара надёжных слуг, ну и кое-какая другая помощь. Сейчас на Литве много недовольных. Да и какая мы Литва? Есть уже и в нашей вотчине люди, что до того устали меж двух сосен болтаться, что готовы без лишних размышлений примкнуть к польскому королевству или поклониться русскому царю.
Уж или туда, или туда, главное, чтобы прибиться хоть к какому-нибудь берегу. Одни уверены в том, что нам ещё благо стать хозяйским двором для Польши, а другие, что лучше кормить обхазаренную московию. Уж больно у их Василия сильный аппетит. Видно желает подмять под себя и пересчитать по головам всё до самой Вислы. А раз желает, значит так и сделает. Киевскую Русь подомнёт и пересчитает по чёрным головам, а нас, белоголовых по белым. Перечтут и окрестят тех навек в какую-нибудь Чёрную Русь, а нас, как полешуков в давние времена в Белую. Вот увидишь, придёт ещё время, будем мы, поляки и литовцы, и говорить, и писать по-русски…
Война невольно улыбнулся такой нелепой мысли. Виданное ли дело, полякам говорить на чужом языке?
- Чему ты снова улыбаешься, Якуб? - Серьёзно спросил Патковский.
- Да так, - не стал рассуждать на спорные темы Война. - По мне уж лучше мужицкий язык, чем русский.
- А, - отмахнулся пан Альберт, - такой ты, поляк, знаток и мужицкого. Вот соберись как-нибудь, съезди в леса на юге, да только заберись поглубже в чащу. Тамошний люд здешних только с третьего слова на пятое понимает, да и Христа не во что не ставят, зовут жидом и не шутя грозят тем, кто его сюда принёс.
Война услышал позади себя шаги и обернулся. К ним шёл Свод.
- В-о-от, - с большой долей иронии протянул Патковский, - ещё одна фигура объявилась. Видать и не догадывается, в какой "рай" приехал щеголять в своём дорогом камзоле. Скажи, - не без сарказма заметил пан Альберт, - этот франт тоже приверженец мужицкого языка?
- Ну что вы, - глядя в сторону Ричмонда, ответил Якуб. - Он кроме английского ничего не знает.
- Бедняга, - вздохнул Патковский, - надолго он сюда?
- Думаю да.
- Несладко же и ему придётся. Видать привык парень жить в довольстве? Ишь, какой холёный …
- Что есть, то есть, - улыбнувшись, ответил Война. - Что случилось? - спросил он Свода по-английски.
- Да ничего, - натянуто ответил тот, бросая оценивающие взгляды вокруг. - Вас долго нет, вот я и стал беспокоиться…
- Чего это он так перепугался? - Удивился старик.
- Говорит, что страшно ему, - с едва различимой улыбкой, ответил Война. - В эдакой-то темени, да в чужой стороне…
- Да-а, - заключил Патковский, - тебе, мой мальчик, и самому сейчас придётся несладко, а ещё и за этим франтом надо будет смотреть в оба глаза, защищать его, оберегать. Да, да, не улыбайся. Знаешь, людям Базыля Хмызы всё равно кого воровать, таскают и таких, заможных, как баранов из овчарни. Украдут, а потом у хозяина выкуп требуют. Этот разбойник, я про Хмызу говорю, было дело, где-то пропал. Поговаривали даже, что изловили его. Ан нет. Снова объявился…
- А если не платить ему за иностранцев? - хитро поинтересовался Якуб, покосившись в сторону Ричи.
Патковский пожал плечами:
- Что ж, можно и так, да только тогда тебе в подарок пришлют голову твоего гостя, прилюдно пришлют, чтобы все видели. Ты, Якуб, по всему видать, раз привёз сюда этого важного господина, решил какое-то серьёзное дело в Мельнике начать?
- Да, признался Война, - хотелось бы. Для того же я и учился…
- Эхе-хе, - снова вздохнул старик, - уж и не знаю. Вы, конечно, с отцом сами хозяева своим деньгам, но я бы не советовал. Времена-то уж больно беспокойные…
- Пан Патковский, - предчувствуя повторное начало рассказа о тех самых "не самых лучших временах", не дал ему договорить Якуб, - а кто такой этот Базыль Хмыза?
- Базыль? - Удивился внезапному вопросу пан Альберт и привычно пожал плечами. - Разбойник, …бандит и жулик. Он тут человек известный. Люди шепчутся, что не местный он. Откуда-то из Троцкого павета[53] на Мерачи, где Рудники - охотничьи угодья короля Сигизмунда…
Война кивнул, вспоминая недавний случай, произошедший с ними в тех самых королевских Рудниках.
- …он-то, конечно, жулик, - продолжал старик, - но и с ним можно иметь дело, знай только, плати. Есть у меня, - тут бывший судебный чиновник осторожно смерил взглядом на прочность англичанина, - человек, что и с ним может связаться. Так что, - заключил Патковский, - помня доброе былое, думаю, мы сможем быть полезными друг другу и в будущем, молодой пан Война.