Книга 1
Пластмассовый век
1
Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему.
И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится.
Даниил, VII, 13-14
Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле;
но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя?
Иов, I, 10-11
И не мог народ распознать восклицаний радости от воплей плача народного, потому что народ восклицал громко, и голос слышен был далеко.
Ездра, III, 13
Всякий раз, открывая новое, девственно чистое окно своей почтовой машины, я возношу горячую благодарность человеческому гению, избавившему меня от необходимости совершать массу медленных, докучных действий – покупать конверт и бумагу, затем писать, зачеркивая неудачные фразы, или в лучшем случае печатать письмо на одном из механических агрегатов; далее заклеивать конверт, подвергая язык известной опасности; наконец, отнести запечатанное письмо на почту или по меньшей мере не забыть бросить его в уличный почтовый ящик, притом безо всякой уверенности, что Вы получите это письмо вообще. Уже не упоминаю самого главного – потрясающей скорости электронной почты. Разве я мог бы, разве бы осмелился написать обо всем, о чем пишу, в предположении, что Вы будете читать это через несколько дней и, возможно, в обстановке, исключающей сопереживание – например, в общественном транспорте, получив письмо по дороге из дома!
Но благодаря техническому прогрессу я пишу вполне свободно, зная, что Вы будете читать это прямо сейчас, сию же минуту, едва я нажму кнопку
SEND
– уютно расположившись наедине с Вашим домашним ноутбуком, и что каждое мое слово вызовет у Вас те же мысли и чувства, какие вкладываю в него я. С каждым новым письмом моя уверенность в этом только возрастает. Ведь скоро – помните ли? – мы отметим год нашей переписки, год любви. Наш первый совместный праздник. Я хотел бы отметить это событие как-нибудь по-особенному. Может быть, Вы, с Вашим восхитительным воображением, предложите какие-нибудь идеи?
Вернусь, однако, к мысли о сопереживании – или, если хотите, о взаимопонимании, об отклике, в общем, о встречном движении души. Кстати, очень возможно, что именно духовный отклик является наиболее твердой основой такой эфемерной субстанции, как простое человеческое счастье. В чем выражается отклик? Глупо же считать, что фраза "я тебя люблю", общее хозяйство, дети, совместный поход в театр или даже совместный оргазм являются определяющими признаками. Увы, все это настолько далеко от души… Многое писано о взгляде, жесте, интонации и т.п. – то есть, теми невербальными средствами общения, которыми будто бы только и можно выразить "все". Спору нет, театральные эти средства весьма значимы. Казалось бы…
Но вот я вспоминаю лирическое стихотворение слепоглухонемой, весьма интеллигентной дамы (кстати, доктора наук) – стихотворение, поразившее меня в детстве и посвященное именно этому, то есть средству духовного отклика. Единственным таким средством, доступным для автора по понятной причине, оставалось прикосновение. Пусть я не могу увидеть твоих глаз, пишет эта женщина, пусть не могу услышать твоего ласкового голоса, но наше прикосновение – оно-то и даст мне все, что я не могу увидеть и услышать. Представляете, каково это прикосновение? Могут ли такие, как мы, хотя бы приблизительно ощутить остроту чувств, доставляемых этим единственным, универсальным средством? Возможно, в области чувств эта женщина была счастливее многих. Несмотря на весь общежитейский, бытовой трагизм положения слепоглухонемого и на то, что я, конечно, ни в коем случае не хотел бы оказаться в таком положении, я до сих пор (с тех детских времен) испытываю что-то вроде жадного, недостойного любопытства, своего рода зависти… в общем, очевидно неисполнимого желания испытать нечто подобное от своего собственного прикосновения. Но оставим это; я лишь хотел подчеркнуть, что вышеупомянутые стандартные средства выражения чувств вовсе не являются критически необходимыми; а вот электронная связь, казалось бы, такая утилитарная и бездушная, как раз и оказалась – по крайней мере для нас – именно таким средством, подарком небес, обретенным неожиданно и удачно.
Признаюсь (теперь я могу себе это позволить), что год назад темпы познания нами друг друга меня даже пугали. Помню, я с унынием думал, что станется со мной, если для Вас это всего лишь временная забава и если очередное Ваше послание окажется последним – Вы просто перестанете мне писать, вот и все. Конечно, я пережил бы это, но сделался бы несчастен. Мое счастье – это Вы, дорогая, это Ваша раскрытая мне навстречу душа, постигающая мою душу все глубже и глубже. Сейчас, в конце нашего первого совместного года, у меня даже возникает предположение (возможно, лишь немного опережающее действительность), что Вы уже в состоянии заметить, определить по каким-то едва заметным, косвенным признакам тот чудесный момент, когда я начинаю печатать одной рукой с тем, чтобы другая рука освободилась. Как сейчас, например. Конечно, определить это непросто. Ведь когда она отрывается от клавиатуры и заползает под стол, я и сам сперва как бы удивляюсь этому. Я ощущаю ее с некоторым беспокойством, как чужака, как третье лицо, нежданно вмешавшееся в наше двустороннее общение. Позже, по мере развития действа под столом, это беспокойство проходит.
Кстати, о руке. Заметьте, дорогая, что на протяжении всего столь знаменательного периода мы еще ни разу не обсудили дилемму… как бы ее назвать… скажем так, используя применяемый физиками термин – дилемму четности. Помните, из школьного курса – правило правой руки… правило левой руки… Из одного лишь факта, что классики науки пожертвовали на это столько времени и сил, можно заключить, что проблема немаловажна.
Итак, какая же – правая или левая? Преимущества и недостатки каждого из вариантов, казалось бы, очевидны. Я – правша, представитель большинства; для выраженного левши все мои рассуждения, естественно, подлежат зеркальной замене. Ради строгости изложения замечу, что физик, занятый микрочастицей или строением космоса, мог бы поспорить с этим "естественно". Однако, данное скромное исследование ограничено масштабами нашего с Вами срединного мира; так или иначе, примем как факт, что моя правая рука "лучше" – она лучше, чем левая, обучается, лучше ощущает, лучше печатает на клавиатуре; бесспорно, она более пригодна и к движениям возвратно-поступательного типа… Как видите, передо мной стоит проблема выбора. Я должен выбрать меньшее из двух зол: или печатать правой рукой, а дрочить, соответственно, левой, или дрочить правой рукой, но тогда левой придется печатать. Вопрос: существует ли здесь абсолютная истина, объективно применимая для всех моих коллег?
Ответ обескураживает. Не только абсолютной истины здесь быть не может, но и я сам, в зависимости от сиюминутного настроения, выбираю то один, то другой вариант и зачастую не могу определить, сделал ли я, собственно, правильный выбор. Бесспорно, неловкость левой руки снижает качество мастурбации – если бы я занимался этим "как все", то есть безо всякого компьютера, о левой руке не могло быть и речи. Но в равной степени неуютно печатать левой рукой, ощущая ежесекундное отставание моих эмоциональных выплесков от того, что происходит под столом – отставание, которого моя правая рука не допускает.
Как же быть? Не пойти ли по Вашему пути – отказаться от нажатия клавиш во время мастурбации? Такая мысль, признаюсь, прежде посещала меня неоднократно. Но я сильный человек, дорогая; я сумел вначале ее превозмочь, а затем и найти верный путь решения проблемы – самоусовершенствование. (Не поймите этого как вольный или невольный камешек в Ваш благоухающий огород. Карл Маркс, почитаемый мною для данного случая, более всего ценил в мужчине силу, а в женщине – слабость. Будьте слабы, дорогая; оставьте борьбу с природой на мою долю. Это скучно, если Вы будете "брать с меня пример".)
Под самоусовершенствованием я понимаю, наряду с общим духовным восхождением, каждодневный и упорный труд над голой техникой. Вообще говоря, именно так делают йоги; применительно к данной проблеме – музыканты, в частности пианисты. Я читал, что великий Скрябин как-то перетрудил правую руку. Он вообще не мог ею играть, дорогая. Но он не сдался – сосредоточился на одной левой руке и даже написал для нее концерт, технически настолько сложный, что сыграть его хотя бы правой исполнители считают за честь! Постепенно правая рука восстановилась, и этот случай только добавил маэстро совершенства и славы. Вот мой ориентир; я верю, что в один прекрасный день я внезапно и просто не замечу проблемы.
Но пока она есть. Моя левая – да, левая! – рука… впрочем, я написал уже достаточно много, чтобы Вы тоже могли приступить к нашему пленительному занятию, а потому –