Они замолчали: полномочный посланник пытался угадать, как всегда безуспешно, сколь много известно Лаймонду. Эрскин ехал в Брюссель, а затем в Аугсбург, чтобы заключить мирный договор с императором Карлом или, в случае его отсутствия, с венгерской королевой, его сестрой. Этого договора не слишком желали в Шотландии, чьи искусные моряки предпочитали по-прежнему беспрепятственно грабить фламандские галеасы. Однако под давлением Франции шотландскому правительству пришлось согласиться - и за это согласие вдовствующая королева рассчитывала получить в свое время должную мзду.
Сам император относился к этому миру с подозрением, и его подозрения возросли бы, если бы он знал, что Том Эрскин едет к нему прямо из Лондона, где уже начал мирные переговоры с англичанами, теперешними противниками Карла. Договор, правда, еще не был подписан - только объявлено перемирие. Положа руку на сердце, Эрскин мог сказать в Брюсселе, что между Англией и Шотландией нет никакой торговли, никаких контактов, кроме необходимых дипломатических связей; что визит вдовствующей королевы во Францию обусловлен всего лишь естественным желанием повидать дочь; что его собственные визиты во Францию - и теперешний, и тот, что последует после выполнения миссии, - имеют своей целью всего лишь убедиться в благополучии и безопасности Марии, королевы шотландской.
Он горячо надеялся, что Лаймонд тоже считает так, но на лице ночного гостя читалось столь явное злорадство, что Эрскин усомнился. Однако Лаймонд всего лишь спросил:
- А что Мария, королева шотландская, наша светлейшая принцесса?
- Она сейчас с матерью.
Эрскин колебался, продолжать ли ему: тон собеседника не внушал доверия. Во время холодных, чопорных церемоний в Дьепе единственным ярким моментом была встреча вдовствующей королевы с семилетней дочерью, которую два года пребывания во Франции сделали жизнерадостной и своевольной. Обе прослезились: визит вдовствующей королевы был ограничен во времени; она уедет, а Мария останется во Франции и через шесть или семь лет выйдет замуж за наследника престола. Она, царствующая королева шотландская, уже успела позабыть большинство своих шотландцев.
Лаймонд осведомился:
- А теперь скажите-ка мне: кто из ваших бесценных коллег прибыл сюда вместе с королевой-матерью?
Лицо Эрскина прояснилось.
- Боже мой, Фрэнсис, да на это раз в ее свите вся свора прихлебателей… Тайный совет чуть не в полном составе. Все те мерзавцы, которых нельзя оставить без присмотра дома. Вам нужно быть осторожным.
В углу комнаты стоял маленький, богато инкрустированный спинет 4). Лаймонд допил вино, встал, подошел к инструменту и склонился над ним.
- Меня не узнают. Кто они?
Эрскин стал перечислять. Граф Хантли был среди них, и лорд Максвелл, и лорд Джеймс Гамильтон, наследник правителя. Том добавил, глядя Лаймонду в лицо:
- И оба Дугласа. Джеймс Дуглас из Друмланрига и сэр Джордж.
Фрэнсис Кроуфорд в прошлом не раз сталкивался с семейством Дугласов, и эта новость его, казалось, позабавила.
- Многообещающее начало. Кто-нибудь еще?
- Целая толпа Эрскинов.
Том ухмыльнулся. Эта семья на протяжении многих поколений служила верной опорой трона. Его жена Маргарет прибыла сюда в качестве фрейлины; Дженни, леди Флеминг, свекровь, была гувернанткой маленькой королевы; младшие сестры и брат жены - товарищами ее игр. Его собственные два брата входили в свиту, а отец, который по болезни не мог приехать, был назначен опекуном Марии с тех самых пор, как ее перевезли во Францию.
Он обрисовал расстановку сил. Лаймонд выслушал и заметил:
- Но при таком переизбытке Эрскинов - что здесь делать мне?
- Играть на спинете, - сказал полномочный посланник. - Вы чертовски хорошо это делаете.
Звонкая, чистая мелодия продолжала струиться.
- Музыка заглушает голоса. Ваши друзья и не подозревают в вас таких талантов.
- Практически все мои друзья знают, что я вообще не умею играть на этой штуковине. Что еще? Вам не надо описывать французский двор. Это… это - собрание всех блажей и всех причуд, - продолжил Фрэнсис Кроуфорд. - Я могу вам столько порассказать о Франции, что вы устанете слушать. - Пальцы его бегали по клавишам и голос смягчился. - Университеты и тюрьмы, будуары и бордели, дворцы и картины, серенады, банкеты, любовные игры, копыта и шерсть и сожжения еретиков. Постель, поножовщина и бичевание. Я знаю все истоки и тайные течения. Если есть опасность, я найду ее. Теперь мне пора.
Оба встали. Эрскин хотел было удержать гостя, но передумал. От Лаймонда требовалось только одно: сообщить, что он прибыл во Францию, и он своевременно явился на свидание. Том спросил:
- Вы давно в Дьепе?
Лаймонд удивленно поднял брови, но ответил коротко и по сути:
- Всего пять часов.
Догадка обожгла Тома, жарким пламенем разлилась по коже.
- Боже мой… неужели вы приплыли сегодня на продырявленной галере?
- Приплыл? - На лице Лаймонда впервые мелькнуло неподдельное чувство. - Да я чуть ли не шлепал вброд по воде, волоча за собой эту посудину. Нас пробуравили на рейде, галера едва не затонула, девятнадцать человек погибло, двадцать пять изувечено; капитан - простофиля, а боцман накурился гашиша до розовых слонов.
Разволновавшись, Эрскин прошел до окна и обратно.
- Я видел. Видел, как она заходила, видел пробоину, видел, как бросили якорь на траверзе, слышал пушку. Проклятье. Значит, вы столкнулись с галеасом? На девять десятых - вина моряков, на одну десятую - невезение.
- Полагаю, на "Гуден Роос" предпочитают думать, что дело в невезении, - сказал Лаймонд весело. - Ведь им же заплатили, чтобы потопить нас.
Эрскин сел.
- Вы уверены?
- Вполне.
- Кому-нибудь еще пришло это в голову?
- Сомневаюсь. Вы же слышали общепринятую версию.
Том Эрскин встал и заключил неожиданно резко:
- Этот ирландский маскарад - безумие. Как сможете вы работать, если на вас нападают, не дав даже начать? Полагаю, вы взяли имя реально существующего человека?
- Разумеется. Но его мало кто знает в лицо. Поверьте, мы постарались все хорошенько продумать.
Наверное, помогла золовка Лаймонда, ирландка Мариотта. Эрскин воскликнул:
- Так, значит, вы едете к французскому двору, чтобы король вас научил, как выгнать англичан из Ирландии? - Тут он осекся. Ирландский план всегда казался ему безумным, достойным самонадеянного глупца. Но он ничего не сказал и в награду удостоился объяснений, до которых Лаймонд снисходил редко.
- Да, - подтвердил Лаймонд. - Это - самый легкий путь внедриться в избранный круг неузнанным. Думаю, король Генрих сделает пребывание О'Лайам-Роу во Франции долгим и роскошным, чтобы он вполне прочувствовал все прелести возможного союза. Я, во всяком случае, на это надеюсь.
Эрскин невольно повысил голос:
- А покушение? Вы ведь не сможете попросить у французов защиты, чтобы телохранитель всюду таскался за вами? Кто стоит за всем этим?
Голос Лаймонда был исполнен злорадства:
- Забавно было бы докопаться кто. Как вы думаете, чем королева-мать дорожит больше - своими союзниками или своей жизнью? - Говоря это, он снял щеколду со ставней.
- Он полагает, что без французских солдат и французских денег ей не отбиться от англичан.
- А здесь, среди французов, есть партия, которая не одобряет политику Гизов, разбазаривающих за рубежом доброе французское золото. Надеюсь все же, - добавил Лаймонд, открывая окно, - что ничего серьезного не случится. Я сюда приехал развлечься.
Стоя рядом с ним, Эрскин неожиданно выпалил:
- Почему вы вообще приехали? Ведь не из-за королевы-матери?
- Королева-мать, - сказал Лаймонд, - и вы это понимаете так же хорошо, как и она сама, - предложила мне свой план лишь затем, чтобы привлечь меня на свою сторону, но ей это не удастся. В ее распоряжении сотни информаторов.
- И за каждым из них следят, - сухо возразил Том Эрскин. - Даже за моей женой.
- Я прекрасно представляю себе, - отчетливо проговорил Лаймонд, - что от меня ничего особенного не ждут. Я просто должен вызвать призрак, высвистать дьявола из морской пучины. И порадовать друзей вниманием и заботой. Времени у меня хватит на все.
Наступило неловкое, гнетущее молчание. Наконец Лаймонд поднял руку, непривычную без перстней, и положил ее на широкое плечо советника.
- Езжайте во Фландрию, заключайте ваши договоры, а здешние оргии оставьте мне. - Он отвел взгляд, повернулся к подоконнику и проскользнул в окно. - Где ты, милая Клото?
Ночь стояла темная. Том Эрскин склонился посмотреть, как хмурой богине достанутся жаркие объятия; затем мелькнула легкая тень - и поруганная мойра 5) осталась одна.
Этой же самой ночью, в более поздний час, стражник, проходя мимо отеля "Порк-эпик", заметил красное зарево за одним из решетчатых окон. Он забарабанил в дверь; поварята перебудили весь дом, а взрослые повара, конюхи и мясники ринулись наверх, в комнату О'Лайам-Роу.
Балдахин над кроватью был весь охвачен пламенем, деревянные панели на стенах тоже занялись. Со щетками, скатертями и ведрами воды слуги бросились к кровати, продираясь сквозь клубы едкого дыма, и распахнули пылающие занавеси.
Кровать была пуста - лишь съежившаяся, одинокая ночная рубашка лежала там.