Так вот. Я решал утереть нос ессеям! В Сибири золота больше, чем в Нубийских горах и пустынях! Я зарою вокруг благословенного города Томска в шестидесяти четырех местах двадцать шесть пудов золота! Это будет дар Горохова потомкам! Сибирь, да и вся Россия и через тысячу лет будут помнить его! Вы мне поможете в этом, мы поделимся славой.
Улаф слушал Философа Александровича с некоторым страхом. Он казался ему невменяемым. Но после взлетов поэтической мысли Горохов возвращался к прозе жизни. Выгонял с кухни летучую мышь половой тряпкой, варил просо в горшке и сдабривал кашу конопляным маслом. Ели ее деревянными ложками.
И вот Улаф окреп настолько, что мог ходить прихрамывая. Они с Гороховым медленно шли по Почтамтской.
- Видите дворцы? - спросил Горохов, - вот во что превратилось приисковое золото! Полторы тысячи каменных дворцов поставили! А сколько еще в других городах? А сколько золотишка припрятали?
Их обогнал в коляске на дутых шинах седоватый господин с пробором в редких седых волосиках. Горохов продекламировал:
Ослы обычно мчат верхом,
А мудрецы идут пешком!
- Кто это? - спросил Улаф.
- Вампир! - вполголоса пояснил Горохов, - Асташев его фамилия. Самоучка. Университетов не кончал. Но знает, как банкротить и скупать прииска… Скупал их не только для себя, но и для аристократов, даже для особ царской фамилии, им-то золотодобычей нельзя заниматься. Теперь имеет дворянство, грудь вся в звездах, Вон его дворец, лучший в городе. Его герб - это щит, на котором - рыцарский шлем, латы, орлиные крылья, а подо всем этим - плавильная печь! Печник, едрит твою бабушку!
Паук! Подставное лицо Николая Федоровича Паскевича-Эриванского! Да и, скажу вам по секрету, самого бывшего шефа жандармов, графа Бенкендорфа. Сколько для них тайно приисков скупил! Он, говорят, отвез в подарок графу Паскевичу в Варшаву самородок три пуда весом. Вот делал дела!
Дворец у него увешан французскими гобеленами. Кофий в постеле пьет!
Еле жив, а неймется. Имеет перспективные карты золотых месторождений по великой реке Лене и ее притокам. Знаете, куда теперь поехал? На биржу, ценные бумаги скупать, никогда не прогадает, нюх собачий!..
Мимо многих дворцов Горохов и Улаф прошагали к большому мос-ту, миновали его и вышли к белому дому с колоннами.
Здесь пахло речной свежестью, был слышен крик чаек. Площадь перед биржей была вымощена и чисто подметена. Заросли калины, шиповника ивняка, смородинников, кисличников подступали к площади, широкие деревянные сходни вели к реке, к причалам.
Неподалеку были маркитантские ряды, с их мелкой торговлей съестными припасами, Ереневские, Королевские, Щелыгановские ряды. На берегу, вербовщики голосили, призывая желающих завербоваться в матросскую службу.
А из-за угла вдруг вывернул караван. Улаф насчитал двести верблюдов. Звякали колокольцы, привязанные к ногам мохнатых чудищ. Погонщики. Чалмы. Гортанная речь. Неведомый мир выплывал, как из сна.
- Степные гости бывают в Томске нередко, - пояснил Горохов, - гляньте, вон, возле гостиного двора, едет арба с киргизами в лисьих шапках и стеганых халатах. Эти киргизы-кумысники постоянно живут за рекой у верхнего перевоза, выпасают табуны, готовят терпкий целительный кумыс. Слышите, как орут?
До Улафа донесся крик:
- Кумыс карош кумыс!
Квадрат гостиного двора сверкал железной крышей и раскрашенными охрой вывесками. Миновав его, вошли в здание биржи. Там, в зале, молодцы с фатоватыми усиками предлагали ценные бумаги, писари за конторками скрепляли контракты.
Наверху на открытой веранде играл румынский оркестр и подавали изысканные блюда.
Вышли из здания и пошли к площадке, на которой была установлена модель новейшей золотопромывочной мельницы. Пояснения давал Вильям Кроули, выкрикивая слова в медный рупор. Рядом с Вильямом стоял негр Махоня и скалил ослепительно белые зубы.
Здесь покрикивали в рупоры другие продавцы разных золотоискательских инструментов и снаряжения. Далее кучками стояли оборванные и грязные мужики, и возле них бродили господа в походных костюмах.
Вот один господин ощупал руки и плечи здоровенного мужчины, велел тому показать зубы и спросил:
- Пашпорт есть? Нет? Хорошо, беру! Следующий!
- Что происходит? - спросил Улаф.
Горохов пояснил:
- Золотодобытчики рабочих набирают взамен сбежавших. Они большие убытки несут на беглых. Ведь надо немало потратить, чтобы завезти в тайгу рабочих, инструменты, продукт. А каждый день простоя рудника может сделать тебя банкротом.
Вот они ищут беспашпортных, которым бежать с рудника некуда… Они будут работать вместе с другими подобными бедолагами в глухой тайге до самых заморозков.
А зимой орда старателей вернется в город. По последней переписи у нас в городе двадцать тысяч жителей, а зимой их всегда делается вдвое больше…
Улаф вдруг воскликнул:
- Позвольте! Вон стоит тот самый купец, Лошкарев Илья Иванович, который поил меня настойкой под названием "Медвежий шиш!". Надо звать полицию!
- Не надо, сами разберемся, - сказал вполголоса Горохов, - я вооружен, в такие дела полицию впутывать - себе дороже обойдется, их только подпусти - ни денег, ни товару не будет!
Они подошли сзади к мнимому купцу Лошкареву, Горохов потянул его за руку:
- Отойдем-ка в сторонку, любезный!
Вошли в заросли ивняка. Улаф сказал:
- Я прошу вас вернуть мне амулет!
- Пусть вернет и украденные деньги! - воскликнул Горохов.
Мнимый Лошкарев крутанулся, вырывая руку, и вдруг снизу вверх ударил Горохова ножом в бок. Нож сломался, а Горохов выхватил пистолет и воскликнул:
- Мозги вышибу! Куда девал украденную у сего господина драгоценную вещь?
Мазурик был ошеломлен тем, что Горохов после мощного удара ножом не только не упал, обливаясь кровью, но еще и строжится. Мазурик посчитал Горохова старым колдуном, которого железо не берет.
- Ладно, айдате, отдам я вам вещь эту драгоценную. Три ювелира надо мной потешались. Медяшка же это, никому не нужная! Неужто господин шведец сего не знает? Я отдал медяшку сынишке своей зазнобы, он играет. Ежели он ее не потерял, отдам, и отвяжитесь!
- Живешь-то далеко? - спросил Горохов.
- Да тут же рядом у пристани квартирую, два шага отсюдова…
Зашли во двор, где сохли бревна-топляки, буйно зеленела трава, бродили куры. На веревках в тенечке висели муксуны и осетры, вялились Белокурые ребятишки играли возле сарая.
- Петюшка! Где та игрушка, которую я тебе давеча подарил?
- Не отдам! - насупился белобрысый Петюшка.
- Давай! Я те после пряник медовый куплю.
- Сперва купи!
Мнимый купец Лошакрев вырвал у Петюшки бронзового оленя, подал Улафу:
- Нате! И проваливайте!
Петюшка ревел, как пароходный гудок.
Горохов обратился к мнимому купцу:
- Ты еще деньги верни, что украл у господина шведа.
Мазурик вскочил на крыльцо и закричал:
- Алена!
Из избы выскочила баба больше двух метров роста, с ужасающими ручищами. Она подхватила Горохова одной рукой, а Улафа другой и перекинула через забор, они покатились по косогору к реке, Улаф при этом изо всех сил сжимал в кулаке свой амулет.
Сидя на прибрежном песке, он спросил Горохова:
- Что это было?
Горохов поднялся с песка, потирая ушибленное бедро, охая и стеная. Наконец он ответил:
- Это Береговая Алена. Я слышал про нее не раз, да думал - привирают, а оказывается, все истинная правда! Она, говорят, бревна-топляки из Томи таскает, дрова колет да продает. Тем живет. Ну и зазнобу нашел этот ухарь! Обнимет, так все кости переломает!
- Однако же он жив-здоров! - возразил Улаф.
- Пистоль-то у меня где? - встревожился Горохов, - выронил, видать.
Они долго ползали по косогору, нашли пистоль.
- Пойдем опять? - спросил Горохов, - небось выстрелю, так и Алена испугается! Надо ж твое добро выручать?
- Не надо! - сказал Улаф, - стрелять при женщине - нехорошо, и я боюсь великанов. А этот мошенник деньги, конечно, давно пропил. Слава богу, я вернул свой талисман. Сокровище каролуса скифов будет наше…
Веселые осенины
За деревянным мостом в устье реки Ушайки до самого ледостава у берега толпятся баржи и паузки. По всему берегу рядами расставлены "бочаны" - гигантские ушаты, заполненные рыбой, орехом, зерном, маслом, салом. Возле самой воды стоят возы с сеном. Тоже - торговля. Возле воды безопасней от пожара.
На широкой прибрежной площади в беспорядке разместились лавки, лавчонки, торгующие мылом, топорами, серпами, ситцем и бархатом, всем, чего душа пожелает. Тут же харчевни: жарится на вертелах только что пойманная рыба, варятся в котлах пельмени.
Из дальней Енисейской и Ближней Мариинской тайги прибыли старатели, они при золоте, так зачем им скучать? И здесь не заскучают.
Старичок с картинами сидит в гостином ряду. В картине так много красок, что глаза разбегаются. Монах в коричневой рясе молится в задумчивости, над ним светлые ангелы развернули ленты с надписями: "пост", "молитва", "смирение". Мимо на демоническом вороном жеребце скажет обнаженная женщина, волосы распущены, в руке лук, и пускает она стрелы, на которых начертано: "блудные помыслы, "мирские страсти". Зря старается, стрелы эти не долетают до монаха!
И вот один из старателей купил эту картину за пригоршню золота. Свернул в рулон, тащит:
- Домой приеду, в избе повешу. Писано где-то в Украйне, в наших местах таких картин днем с фонарями не сыщешь.
А вот народ собрался на крик:
- Железная дева! Железная дева!