Пока все идет неплохо. Пистолет - если в нем действительно семь патронов - сослужит ему верную службу. Он прикончит этого тонконогого, болтливого ублюдка, который устроил в доме Ольги засаду. Если же нет, то он хотя бы попробует хватить его пистолетом по голове - и такой удар может стоить этому тщедушному щеголю жизни. А что потом? Окна далеко. Пока он бежит к ним, любой из оставшихся всадит в него пулю, а то и две. Впрочем, нечего умирать раньше смерти. Если кто-то из офицеров действительно свой, то их уже с этим духанщиком трое. Трое против шестерых - не так уж и плохо, если развернуться. А может быть, все-таки не пить? Такой рог при неделе бессонных ночей, истязаниях и недоедании может лишить сил. Тогда зачем краснолицый старик подчеркнул: "Так что пей, пей!"
Он поднял рог к губам - и чуть не поперхнулся от неожиданности: умница старик угощал его подкрашенной водой. А его давно сжигала жажда.
Васо, не отрываясь, медленными глотками опустошил рог.
- Вино у тебя действительно прекрасное, старик, - сказал он, вытерев тыльной стороной ладони усы и губы. - Не зря ты живешь на свете.
- Спасибо! - шутливо раскланялся с ним Гигла. - Хоть от абрека услышал добрые слова.
- Ты говори, да не заговаривайся, духанщик, - рыкнул на него Бакрадзе.
Васо не преминул воспользоваться этим:
- Ну что я могу сказать вам, господа, в благодарность за честь, оказанную мне по осетинскому обычаю? Вы только сейчас из уст этого господина, - он кивнул на Бакрадзе, - слышали, где начинается и кончается для нашего брата, бедняка, правда. "Ты говори, да не заговаривайся"… То есть всяк помни свое место. А ведь духанщик уже не бедный человек. Если он сумеет схватить под уздцы коня своей судьбы, он не только будет вино подносить, но и диктовать правила жизни. Не так ли?
Офицеры возмущенно зашикали:
- Капитан! Заткните рот этому бродяге!
- Не превращайте наш пир в митинг, Внуковский!
- Может быть, все-таки лучше заведем граммофон? Ваш сюрприз, Внуковский, явно не удался.
- Тише, господа! - возвысил голос Внуковский. - Все еще только начинается. Неужели у нас не хватит терпения выслушать последнее слово вожака… этих… как их там… мстителей? Итак, господа! - Он несколько раз хлопнул в ладоши. - Слушаем Хубаева, господа!
- Что я должен вам сказать? - презрительно глядя на капитана, видимо уже догадываясь о задумке врагов, бросил Васо.
- Как что? - В голосе Внуковского уже открыто зазвучали ядовитые нотки. - Вы видите, что вы не на допросе. Потому можете свободно изложить свою программу. За что вы воюете? Может быть, вы и ваши боевые друзья правы, а нам давно следует снять погоны и отказаться от присяги его величеству императору? Ну!
- Прошу меня не погонять, я вам не мерин, капитан!
- Господин капитан!
- Какая разница? От того, что я назову вас господином капитаном, - усмехнулся Васо, - у вас не прибавится еще одной звездочки!
- Ох и срезал он вас, Внуковский! - хохотали офицеры. - Кончайте этот митинг. А то, не дай бог, еще раз попадете к нему на крючок.
Весь лоск разом слетел с капитана. Его лицо покрылось белыми и красными пятнами.
- Ты, мразь! - подскочил он с кулаками к Васо. - С тобой пытаются разговаривать по-человечески, а ты…
Бакрадзе мрачно положил перед собой пистолет, и это удержало Васо, уже готового обрушить в лицо противнику тяжелый кулак, а потом выхватить из кармана оружие.
- Что я? - горько сказал Васо. - Вы - сливки общества! Что вы хотите услышать от того, кого привыкли считать рабочим скотом? Что я могу сказать вам умного, если я до сих пор видел только свой аул, свою саклю да эти горы? Какую программу я могу развернуть, когда я ни единого дня не держал в руках книжки? И все же я скажу. Все это потому, что вы и такие, как вы, пригнули меня к борозде, чтобы я не видел иного мира. Вы пригнули меня к земле, чтоб я и не хотел знать иной жизни, чем эта, с рожденья до гроба. Вам нужна моя программа? Уничтожать вас, нахлебников и кровопийц - вот моя программа!
- Замолчи, пес! - взвился Внуковский, выхватывая пистолет.
- Только не это! Только не это! - Закрыв лицо руками, визжа, как будто ее режут, Мэри бросилась к мужу.
Внуковский опомнился и кинулся к ней успокаивать и просить прощения.
- Герой! - презрительно кинул вслед ему Васо. - Много ли надо храбрости идти с пистолетом на безоружного?
- Замолчи!
- Не ты ли только что просил меня говорить?
- Замолчи! Или я убью тебя.
- Вот и все твое геройство - пустить пулю в безоружного! Прикажи лучше подать мне простую палку, а себе оставь саблю. Если поразишь меня, я не буду роптать на судьбу. А если ты трус - стреляй!
- Ишь как заговорил! Я бы с радостью всадил в тебя пулю, но тебя велено повесить. Твой народ должен увидеть тебя болтающимся на веревке! Понял? - Внуковский мстительно прищурился. - Эй, конвоиры!
Но на этот крик в гостиную вбежали Габила и Ольга. В руках у них было по два пистолета.
- Руки вверх! - гаркнул Габила.
Лица офицеров, вытянулись. Ахнув, упала в обмороке на ковер Мэри.
Браунинг послушно лег в широкую ладонь Васо.
Теперь вдвоем с Габилой они держали под дулами пистолетов бледных от неожиданности участников бесславного пира, а Ольга сноровисто опустошала офицерские кобуры.
- Всем лечь на пол! Вниз лицом! - скомандовал Габила. - Кому дорога жизнь, с этой минуты полчаса не шевелиться. Каждый, кто поспешит, расстанется с жизнью раньше, чем встанет на ноги. Окна под прицелом, ясно?
- А вы, господин уездный начальник, пойдете с нами, - сказала Ольга. - Вам можно встать.
- Что в-вы хотите от м-меня-а? - заикаясь от страха, спросил Бакрадзе.
- Скоро узнаете!
- Пошли. - Габила махнул рукой Васо.
- Минутку! Телефон! - Васо бросился к аппарату, оторвал трубку и сунул ее в карман. - На память!
Уже сидя между Васо и Ольгой в своем крытом возке, Бакрадзе снова с дрожью в голосе спросил:
- Чего вы хотите от меня? Куда вы меня везете?
- Не скули, - сурово сказал сидящий напротив Габила. - Нам не нужна твоя паршивая жизнь. Проводишь до окраины Гори. Ясно?
Габила высунулся из возка, крикнул кому-то из дружинников, устроившемуся на козлах:
- Трогай!
Глава семнадцатая
1
Полковник Альфтан рвал и метал. Его можно было понять: в Тифлис, в канцелярию генерал-губернатора, уже ушла депеша, в которой он сообщал о первом успехе в борьбе с нарушителями спокойствия во вверенном ему округе - поимке одного из опасных бандитских вожаков, - и на тебе!
Он вызвал к себе всех старших офицеров уездной военной управы.
- Ну, как это произошло?
Бакрадзе, Внуковский, Сокол, начальник тюрьмы поручик Кипиани стояли навытяжку, не смея смотреть начальнику в глаза.
- Долго я буду ждать объяснений?
Полковник выскочил из-за массивного стола. Внимательный глаз заметил бы сразу, как Альфтан старался походить на императора: те же тщательно ухоженные усики, та же крохотная, клинышком, бородка; такая же длинная сабля, на которую он, отставив ногу, картинно опирался.
- Поручик Кипиани! Я слушаю вас!
- Ваше превосходительство… - Поручик сжался, словно стоявший рядом грузный Бакрадзе мог ударить его - А что я могу сказать? Я всего лишь выполнял приказ.
- Все мы выполняем приказы, - сузил глаза Альфтан. - Только одни думают, прежде чем исполнить, а другие… Одним словом, я жду подробностей.
Альфтан кивнул адъютанту: "Записывайте", а сам заходил по кабинету, мягко, по-кошачьи, шагая по ворсистому ковру.
- Ну, что же вы молчите, поручик?
Кипиани старательно, словно у него кость в горле застряла, прокашлялся и наконец заговорил:
- Я уже собирался уходить, давал последние указания старшему надзирателю. Вдруг звонок. Господин Бакрадзе велел доставить к нему абрека Хубаева. Я послал двух конвоиров. Я говорил господину Бакрадзе, что водить арестованных в частный дом, хотя бы и самого уездного начальника, не положено.
- Так почему же вы, черт вас побери, нарушили инструкцию?
- Господин Бакрадзе настаивали.
- Пойдете под суд, поручик.
- Слушаюсь.
- Ну! - Альфтан заложил руки за спину и, похрустывая длинными тонкими пальцами, встал перед Бакрадзе. - Что вы нам скажете, Бакрадзе?
- Господин полковник! Кто мог предположить, что абреки устроят такой неожиданный набег? Со мной в доме было семь офицеров.
- Я не об этом, любезнейший. Почему вы приказали доставить арестанта в частный дом?
Бакрадзе била мелкая дрожь, на его толстой шее, на лбу, на обвисших дряблых щеках выступил пот. "Что ж ты, герой японской кампании, молчишь?" - бросал он выразительные взгляды на Внуковского, тот же упорно смотрел на поясной портрет императора, что висел на стене за рабочим столом военного губернатора.
- Я жду, Бакрадзе. Жду.
- Я все сказал, господин губернатор.
- Так ли это? - Серые маленькие глазки Альфтана мстительно сузились.
- Так точно, - как мог, вытянулся уездный.
Полковник приблизил свое лицо к лицу Бакрадзе, словно пытаясь заглянуть в самую глубину зрачков уездного, как будто там и пряталась правда об этом происшествии. Потом медленно, сквозь зубы, процедил:
- Так по-че-му же ты, жир-на-я свинья, не ска-жешь мне, за сколько ты его продал нечаянным "освободителям"? Говори!
- Не было этого, господин губернатор. Не было этого, - залепетал, исходя потом, Бакрадзе.
Сокол решил выручить уездного начальника. "Если удастся это, - подумал он, - можно будет с лихвой использовать доверие Бакрадзе".