Васо поворачивался под заботливыми руками и усмехался добродушно: "До чего славный парень Илас! С таким не заскучаешь". И вдруг в толпе людей, шедших сюда, к месту борьбы, увидел Ольгу.
Он и рад был, и не рад. Рад, потому что опять видел ее. Ведь могло так статься, что, не дожидаясь конца праздника, увезли бы ее отсюда родители, а он не успел с ней перекинуться и парой слов. И не рад: ведь она могла увидеть его побежденным.
Если бы он увидел Ольгу до того, как вышел в круг, он ни за что не стал бы бороться. Но теперь поздно. Теперь надо держаться.
Старик распорядитель призвал борцов поздороваться. Приглядываясь друг к другу, они обменялись рукопожатием и тут же отступили назад, приняв бойцовские стойки.
Схватка началась.
Зная, что ему вряд ли выдержать клещи, Васо кружил по поляне, внимательно следя за соперником. Тот бросался к нему, норовя схватить в охапку, сжать, как Кизилбека, оторвать от земли и швырнуть на лопатки, но всякий раз ловил руками пустоту: быстрый Васо ускользал от захвата. Борец свирепел, глаза его наливались кровью.
Один раз ему все-таки удалось ухватить Васо за пояс. Толпа ахнула, когда он крутнул парня вокруг себя и бросил. Васо не удержался на ногах и упал на руки. Неожиданно проворно для своего грузного тела, предчувствуя легкую победу, заезжий борец кинулся на юношу. Но Васо оказался проворнее. Он отпрянул в сторону - и противник ударился о землю со всего маху.
У него, видно, перехватило дыхание. Какое-то мгновение он лежал на земле, распростертый, без движения. Васо мог воспользоваться моментом и вырвать победу. Но он делать это не стал, дожидаясь, когда противник встанет на ноги.
Он не мог поступить иначе: на него глядели Габила и Ольга. Толпа по достоинству оценила благородство юноши:
- Вот это настоящий борец!
- Честь дороже победы!
Поступок Васо обеспокоил и борца. Он расценил его как самоуверенность и загорячился, торопясь провести любой бросок, лишь бы только этот гордец оказался на земле.
Заметив, что Васо норовит поднырнуть под него, стал гнуться к земле. При его сложении это было непросто. И тут Васо не упустил счастья. Как только в очередной раз тот согнулся, рассчитывая толстыми, как поленья, руками оттолкнуть соперника, Васо ястребом кинулся на него сверху. Всей тяжестью тела клоня борца к земле, он сумел дотянуться до ноги противника и рвануть ее вверх. Гулко отозвалась на удар грузного тела земля. Грузин, видно, не сразу сообразил, что успел побывать на лопатках, и, рыча от ярости, бросился к Васо.
Но тут на его пути встал, решительно подняв узкие, сухие ладони, старик распорядитель:
- Все, дорогой, все!
- О боже! Позор! - пробормотал тот и ринулся прочь.
Илас подбежал к приятелю:
- Ну, Васо! Ну, молодец!
Он помог юноше снять борцовский пояс, накинул на плечи башлык.
Васо, вытирая пот со лба, косился туда, где стояли Габила и Ольга.
Абрек направился к нему. Девушка спешила следом. "Неужели это его жена?" - кольнуло юношу в сердце.
Габила коротко стиснул его руку:
- Спасибо, дорогой! Очень ты нас порадовал.
Васо же чувствовал себя стесненно, скованно. Только что любовался абреком, его конем, слегка завидуя летевшей впереди Габилы славе, а теперь кусал губы. Против него обернулась мужественная красота абрека. Это он, Габила, лишает его счастья любви: девушка, взгляд которой обжег сердце, стоит рядом с абреком, едва не касаясь его плечом. Так вести себя может только обрученная или жена.
- Откуда ты, друг? - не замечая отчужденности, спросил Габила.
- Из Накити, - потупясь, ответил юноша.
- Это же Васо! - радостно воскликнул Илас.
- Васо? - поднял бровь абрек. - Хубаев?
"Откуда он знает обо мне? - насторожился и Васо. - Неужели ходит какая-нибудь небылица?"
Ответил холодно:
- Я один Васо у отца.
- Коли ты один у отца, ты должен знать Датунашвили.
- Нико?
- Да, Нико-пильщика.
- Как же мне не знать его, если в его артели я лес валил для князя Амилахвари!
"Ай, болтун! - запоздало укорил себя. - Да услышь эти слова княжеские лазутчики, сразу донесут". Решил больше молчать. Пусть другие развязывают языки.
Но тут Габила в свою очередь удивил его. Мягко подтолкнув вперед девушку, он сказал:
- Знакомься, сестра, с героем! Это тот самый богатырь, о котором нам Нико рассказывал…
"Сестра! Сестра! - серебряными колокольчиками звенело в ушах Васо. - Она ему сестра…"
- Значит, это ты волка задушил? - округлились глаза у Иласа.
Васо кивнул.
- Голыми руками?
Васо овладел собой:
- Первого, который в звериной шкуре был, задушил - это верно. А второго, который в княжеском чекмене был, недобитым отпустил… Лучше бы наоборот.
- Ничего. - Габила положил руку на плечо юноше. - Теперь он от нас не уйдет. Это я тебе говорю - То́го.
"Того? Вот это удача! Значит, Габила и есть вожак дружины абреков, которая действует с ними по соседству? Теперь можно будет и сговориться иной раз, и вместе ударить по княжеским прислужникам. Как круто изменилась твоя судьба, Васо. Чем черт не шутит, глядишь, и сравнимся славой с Габилой!"
А тот добродушно подмигнул Иласу:
- Отведи Васо в наш дом. Покажи, Ольга, какая ты хозяйка, угости джигита. Я скоро приду к вам.
Они выбрались из толпы.
Снова заиграла неугомонная зурна. Рассыпая тревожащий рокот, отозвались ей барабаны.
Праздник набирал силу.
Глава шестая
Курман и при жизни отца не ладил с Ахметом. А когда, не глядя друг на друга, они проводили старика в последний путь, из сакли то и дело доносилась ругань.
В юности еще подрался Курман с одним из ровесников, и тот оставил ему на лбу широкий шрам. С тех пор даже дома рыжий Курман не снимает надвинутую на брови папаху. И все-то злится на людей, все бубнит себе под нос проклятья.
И надо же было матери в один день и час родить двух таких разных по характеру сыновей!
Ахмет вырос веселым и добрым - от друзей и приятелей отбою нет; Курман всегда один, как сыч. Ахмет, если слово дал, наизнанку вывернется, а сдержит обещание; Курман же во всем себе на уме, на его слово полагаться не спеши.
Стоило Ахмету посвататься к Текле, тихой и скромной девушке из уважаемой в ауле семьи, как родители ее, не чинясь, объявили о свадьбе и дали за невестой корову и десяток баранов. А худая слава Курмана далеко впереди летела. Сколько осетинских аулов прошел он, высматривая невесту, а так никто из отцов семейства и не решился отдать ему дочь. Пришлось из Тифлиса везти жену. Шумная, крикливая оказалась молодая, под стать мужу. Как сошлись на базарных делах, так и жили, вечно что-то деля.
Ну, ладно, в своей семье ругань, грызня - это еще куда ни шло!
Но избраннице Курмана мир и покой в семье Ахмета покоя не давали: каких только небылиц не выдумывала она о тихой и беззлобной Текле! Соседки, как водится, разносили их по аулу. Сколько раз Ахмет просил брата укоротить язык жене, ведь они родные, в одной сакле живут, под одной крышей. Тот же подливал масла в огонь:
- Не нравится? Так уходите! Кто держит?
- Куда же мы пойдем из собственного дома?
- А это уж не мое дело! Где мне прокормить твоих щенков?
- Это как понимать?
- А так и понимать. Работаем поровну, а едоков-то у тебя - пальцев на руке не хватает!
Вон, оказывается, что. Объели. У Курмана трое детишек, а у него, Ахмета, пятеро.
- Делиться так делиться! - не выдержал однажды Ахмет и по камню раскатал свою половину сакли. - Живи один!
У дальнего родича купил Ахмет участок земли на окраине аула, с помощью друзей слепил неказистую, но крепкую саклю. Только мир и после ухода семьи брата не воцарился в доме Курмана.
Каждое лето Ахмет отправляется на заработки. Последние годы он останавливается в Мухране: здесь с охотой нанимают его. Особенно зажиточный грузин Гигла Окропиридзе. По душе пришелся Гигле работник, которому ничего не надо указывать: все сам видит приметливыми, грустными глазами. Всей душой привязался к Ахмету хозяин, и, когда жена благополучно разрешилась мальчиком, именно Ахмета попросил Гигла стать крестным отцом. Единой была привязанность. Ахмет, скучая по своим детям, души не чаял в мальчонке, и тот, едва подрос, за Ахметом ходил как привязанный.
Последнюю осень, провожая Ахмета после уборки урожая домой, Гигла целую арбу кукурузы ему выделил, подарки для детей и для Текле купил.
Когда Ахмет, возвратясь, взвалил хурджины с подарками на плечи, Текле, вытирая слезы радости, заохала:
- С ума спятил, Ахмет! Долго ли надорваться!
- Своя ноша не тянет, разве не знаешь? - усмехнулся он, радуясь в душе, что такая заботливая и терпеливая досталась ему жена. Сиди они круглый год на одних кукурузных лепешках - словом не попрекнет. Чудо, а не жена!
Зубами скрежетал от спокойствия и незлобивости Ахмета братец. Поперек горла была ему дружба Ахмета с Гиглой Окропиридзе, все его раздражало.
В то время когда Ахмет на празднике от души радовался успеху каждого наездника, словно это он сам джигитовал, восхищался красотой и плавностью движения танцевавших девушек, словно в круг выходили уже его собственные дочери, Курман злился, завидовал, презрительно сплевывал, видя, как радуются люди: "Эка невидаль!"