- В общем-то, обыкновенная и скверная, в которой всегда виноватым остается язычник, будь он славянин или алан, но никогда - христианин, тем более если этот - выходец из Византии, - продолжил свой печальный рассказ новый знакомый Дубыни и Клуда. - Два дня назад при освящении базилики Двенадцати апостолов, когда церковная процессия во главе с митрополитом Херсонеса Георгием двигалась через Кентарийскую башню, Лагир, который стоял там на посту, замешкался и вовремя не отворил калитку, за что один из димархов ударил его крестом в лоб и разбил бровь. Из раны хлынула кровь. Лагиру бы сдержаться, но, видно, запах крови помутил ему разум, и алан ткнул дротиком в толстый зад обидчика. Правда, острие дротика запуталось в пышных одеждах сановника, не причинив заду вреда. Да и удар был не сильным… Но димарх так перепугался, что завизжал, как свинья… Торжественность церемонии была нарушена, и когда митрополит узнал, что причиной этого явился стражник, к тому же алан, язычник, тут же приказал схватить его, разоружить и бросить в подвал базилики. И я представляю, какие муки приходится терпеть бедняге Лагиру, слыша вот уже третий день христианские проповеди… Для него сейчас огонь на капище был бы куда спасительнее. Он-то и просветил бы душу Лагира перед смертью. В назидание и устрашение всех варваров протосфарий Никифор объявил свое повеление - казнить Лагира на агоре с мраморной стелой, где выбита древняя присяга херсонесцев. И перед казнью она будет прочитана как напоминание о былых временах справедливости и римского величия…
Каждый солдат гарнизона должен знать наизусть текст этой присяги: "Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом, территорией и укрепленными пунктами херсонесцев. Я буду единомышлен о спасении государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинтиды и Прекрасной Гавани и прочих укрепленных пунктов и из остальной территории, которую херсонесцы управляют или управляли, ничего никому не отдам, ни эллину, ни варвару, буду оберегать все это для херсонесского народа…"
И еще там есть такие слова: "Я не буду замышлять никакого несправедливого дела против кого-либо из граждан, и не дозволю этого, и не утаю, но доведу до сведения и на суде подам голос по законам…" - Стражник умолк и лизнул соль…
- А когда состоится казнь? - спросил Клуд.
- Как только закончится освящение храма. А это, считай, на пятый день после начала торжественной церемонии… Так принято у ромеев, - ответил стражник.
- Значит, осталось две ночи… - И Доброслав с Дубыней многозначительно переглянулись.
Стражник, о чем-то догадавшись, сразу заторопился, пожелал им доброго вечера…
Клуд и Дубыня остались одни.
Мимо них прошел строй солдат, возвращавшихся из терм, - они были без оружия и без шлемов, с мокрыми волосами, на их красных лбах и кончиках носов висели капельки пота; под мышками держали узелки с бельем.
В нише над аркой ворот казармы стояла икона Христа Пантократора. Солдаты-христиане крестились, глядя на нее, а язычники вскидывали в приветствии правую руку, сжатую в кулак, - знак уважения к византийскому небесному покровителю. За каждым солдатом-язычником пристально наблюдал декарх: только попробуй не подними руку!..
Доброслав проследил, как строй солдат исчез в воротах казармы, словно кусок поросятины во рту велита Фоки, и сказал Дубыне:
- А не пойти ли и нам помыться… Я тут знаю одну терму недалеко от агоры, которую содержит сириец, знатный пройдоха, все про всех знает… Может быть, что-нибудь сообщит интересное… - И Клуд, подмигнув, подбросил на ладони кожаный мешочек с милиариссиями.
- И у меня кое-что есть, - похлопал по поясу Дубыня.
По главной улице Аракса они поднялись к акрополю - возвышенной части города, где и располагалась агора.
В античное время здесь были построены общественные здания, храмы Геракла и Афродиты.
Теперь на месте этих храмов и зданий увидели Доброслав и Дубыня базилику Двенадцати апостолов с крестообразной крещальней, а чуть поодаль - терму сирийца Сулеймана ал-Фаруха, похожую на куб. Термы обязательно возводились, как и базилики, на возвышенных местах; если базилики служили для омовения души, то и термы для очищения плоти для порядочного гражданина имели не последнее значение…
Терма Сулеймана отличалась особой изысканностью и этим привлекала большинство жителей Херсонеса. Она делилась на несколько отделений: в первом - самом большом - стояли кадки с высокими вечнозелеными пальмами и между ними ходили важные павлины с радужными хвостами и своим видом как бы олицетворяли мудрую красоту мира…
Потом посетитель переходил в другое - с белым мраморным полом и длинными скамьями из красного камня, расположенными вдоль стен, а на стенах красочные фрески изображали арабские фонтаны, возле которых кружились в танцах обнаженные крутобедрые женщины. Здесь плескался фонтан настоящий, в этом отделении посетители снимали свои одежды.
Далее они попадали в низкий сводчатый зал с квадратным бассейном, в который из отверстий в трех стенах, облицованных плинфой, лилась горячая и холодная вода. По краям бассейна тоже тянулись каменные скамьи, и на них стояли медные тазы, постоянно наполняемые и заменяемые служителями термы.
В этом зале могли одновременно мыться десять мужчин. Другая половина термы, меньшего размера и более грубой отделки, отводилась женщинам.
Доброслав и Дубыня увидели, что бассейн выложен мозаикой из белых, желтых и красных морских камешков. Под полом проходили трубы с горячей водой, которая нагревалась в больших котлах, стоящих на улице в особой пристройке, поэтому плиты мраморного пола приятно грели подошвы ног. Скоро в зале образовался пар, по трубам, скрытым в стенах, пустили прокаленный воздух, и стало жарко, пот проступил сквозь поры.
Некоторые моющиеся, уже не дожидаясь служителей термы, сами хватали медные тазы и бежали к источникам холодной воды и с кряхтеньем окатывали себя ею.
Открылась дверь. На пороге появился сам хозяин, низенький, с опрятным брюшком, и пожелал приятного пара.
- Вам здоровья, Сулейман, - ответили ему сразу несколько голосов.
Сириец улыбнулся и вышел.
Запахнувшись в простыни, за ним в раздевальню тут же проследовали Доброслав и Дубыня.
Увидев их, сарацин пошел навстречу, восклицая:
- Здравствуй, Доброслав… Рад тебя снова видеть у себя! Как попарились?
- И я тоже рад! Многие годы счастливой жизни и тебе, почтенный Сулейман, и твоим детям, внукам и детям внуков… Попарились мы хорошо и теперь бы желали со своим приятелем поиграть в зернь. Может, и ты с нами?
- С хорошими людьми с большим желанием… - сразу оживился низенький сириец, и глаза его, чуть навыкате, как спелые сливы, масляно заблестели. Он хлопнул в ладоши, и тут же появилась доска с игральными костями.
Доброслав незаметно подмигнул Дубыне - тот понял, что надо поддаться в игре сарацину.
Первый выигрыш так обрадовал Сулеймана, что он даже вспотел, хотя здесь, в раздевальне, было не жарко, и попросил слугу перенести доску и кости в зал с пальмами и павлинами. Сириец стал словоохотливее, угостил Дубыню и Клуда прохладным щербетом и справился, зачем они пожаловали в Херсонес.
- Да, с солью в городе становится все хуже и хуже… - выслушав Клуда, заговорил Сулейман. - Рыбаки недовольны, свои уловы вынуждены выбрасывать в море, так как владельцы рыбозасолочных кладовых не покупают их. Недавно ключарь базилики Двенадцати апостолов жаловался мне на это: у них много рыбозасолочных вырублено в скалах, и винодельни в хозяйстве есть. Любит он попариться в моей терме, а потом мы, сидя вот здесь, как с вами, беседуем с ним на богословские темы… Ему нравится, что я, магометанин, считаю Иисуса Христа выше пророка Мухаммеда. И душой не кривлю. В Коране Христос семь раз назван ал-Масих - Мессия. Мусульмане производят это имя от корня "касаюсь", - значит, глажу, провожу рукой или "помазываю". В первом случае оно говорит, что "прикосновение руки Иисуса исцеляло болезни", во втором - что "он был помазан Богом в пророки". Мухаммед признает Христа высшим из пророков и принимает его рождение от Девы и нетление его тела, чем Иисус становится даже выше самого Мухаммеда.
- Для нас эти ваши рассуждения очень сложны, - простодушно сказал Дубыня.
- Ах да, понимаю… - улыбнулся Сулейман, пряча выигранные деньги за пояс. - Но а попробуй я сказать что-нибудь против христианского Бога, меня тут же лишат не только термы, но и головы… Еще моему отцу, который купцом попал в Херсонес, приходилось так же толковать Коран, поэтому и живем здесь…
- Сулейман, в городе много разговоров о предстоящей казни… - сказал Доброслав.
- Вот вам и пример тому, что такое возразить, а тем более поднять руку на служителя христианской церкви. - И Сулейман ал-Фарух повторил рассказ стражника-славянина и заключил его такими словами: - Мученики всегда мудрее тиранов, потому и становятся мучениками…
- А нельзя ли помочь этим мученикам? - напрямую, холодея от мысли, что их может предать сарацин, спросил Доброслав и, вытащив кожаный мешочек с милиариссиями, покачал его, взявшись большим и указательным пальцами за связанное ремешком устьице. - Дубыня, расскажи почтенному Сулейману, для чего нам нужно повидать алана Лагира.