Рыцарь бросил взгляд на Жуглета, по-прежнему сидящего в оконной нише с Фиделем на коленях. За последние дни, когда менестрель сделал все возможное, чтобы ставший всеобщим достоянием "секрет" по поводу Линор практически перестал быть тайной, Виллем начал понимать, что именно это и было апофеозом его замысла. Жуглет хотел, чтобы Линор оказалась при королевском дворе: тогда он получит желанную возможность ухаживать за ней и, может быть, даже соблазнить. И роль Виллема во всем этом состояла лишь в том, чтобы провести Линор во дворец. Осознав это, в первый момент он разозлился, однако потом вынужден был признать, что хотя он в этой игре всего лишь пешка, но при этом пешка чрезвычайно везучая, которая сама получит огромную выгоду. И все же сейчас мысль, что на самом деле Жуглет расшибается в лепешку вовсе не для него, а ради Линор, снова вызвала мимолетную вспышку негодования.
Почти незаметно Жуглет кивнул из оконной ниши. Его лицо ничего не выражало, но глаза ярко блестели.
- Да, сир, - ответил Виллем. Его положение было не таково, чтобы отказывать императору. - Я буду польщен, горд и… - последовала долгая пауза, во время которой он подыскивал подходящее слово, - неописуемо рад отдать вам руку сестры, если вы этого пожелаете.
Судя по выражению лица Конрада, ответ его удовлетворил. Поколебавшись, Виллем добавил:
- Но вы… разве вы не рискуете, сделав такой выбор, навлечь на себя осуждение церкви? Ваш брат, кардинал, похоже, изо всех сил старается добиться союза между вами и наследницей Безансона. Так что, когда дело дойдет до папского благословения вашего брака…
- Папского благословения! Чтоб он провалился, этот проклятый Папа! - прорычал Конрад, едва не ударив гончую, которую поглаживал. - Империя священна по самой своей сути, и, значит, папское благословение будет… излишним.
Прекрасно понимая, как важен накануне боя хороший сон, Конрад в этот вечер завершил ужин раньше обычного.
За последнее время вошло в обычай, что, даже если Виллем специально не приглашает с собой менестреля, Жуглет садится позади него на Атланта и скачет в гостиницу. В этот вечер во внутреннем дворике праздновали помолвку Мюзетты с купцом из Монбельяра. Жуглет настоял, чтобы они станцевали несколько танцев вместе со всей честной компанией, и от души выдал ожидаемый от него набор не слишком оригинальных, двусмысленных острот насчет удовлетворения, которое получит Мюзетта, став женой мужчины, чьи копья выше всяких похвал. Роскошный красно-зеленый плащ, который Конрад подарил Жуглету в честь завтрашнего турнира, вызвал множество комплиментов.
Жуглет сделал широкий жест - швырнул его в толпу гостей, воскликнув:
- Не сомневаюсь, Виллем из Доля подарит мне что-нибудь еще более шикарное!
Лишь перед самыми сумерками - а летом они наступают довольно поздно - Виллему удалось укрыться в своей комнате. Неотвязное присутствие Жуглета и льстило ему, и раздражало.
- Прежде чем я потащусь обратно в гору, покажи-ка, что ты собираешься завтра надеть! - жизнерадостно произнес менестрель, возникнув на пороге. - Посмотрим, может, я уже сегодня сложу про твои завтрашние подвиги балладу, со всеми подробностями, конечно. И сразу же ее исполню, еще и заработаю что-нибудь.
- Завтра я буду в полном рыцарском облачении. - Виллем зевнул. - Я с ног валюсь от усталости. Если ты не против, я хотел бы лечь. Разве что пропустим по стаканчику? Только никаких больше песен.
- Отлично. - Жуглет пожал плечами. - Мне все равно надо поберечь голос. Завтра придется прославлять твои победы перед всеми дамами.
- Как я сумею вознаградить тебя за все, что ты для меня делаешь? - произнес Виллем, стаскивая через голову тунику.
Рубашка, зацепившись за воротник туники, снялась вместе с ней, и теперь он стоял голый по пояс, освещенный светом лампы.
- Не надо никакой благодарности, - отвечал Жуглет. - Для меня это долг друга. К тому же я и сам получаю удовольствие. И еще - говорю это со всей серьезностью, Виллем, - завтра в это же время у тебя уже будет дама сердца.
Для человека, прекрасно сознающего свои сильные стороны, Виллем обладал обезоруживающей, на диво скромной улыбкой.
- Я всего лишь безземельное ничтожество, Жуглет. Вряд ли среди того множества дам, с которыми ты меня познакомил, нашлась хотя бы одна, которой моя застенчивость показалась… ну, по крайней мере… привлекательной.
- Ах, оставь, - отмахнулся Жуглет. - Ты лучше управляешься с делами, чем со словами, а какая женщина не любит великие дела? Если понадобится сочинять стихи, я тебя подучу. Но ты будешь пользоваться большим успехом такой, как есть, уж поверь мне.
Виллем, слушая его, стоял посреди комнаты, рассеянно ища взглядом халат. Как бы в подкрепление своих слов, менестрель дружески хлопнул его по мускулистому плечу.
- В конце концов, это…
Жуглет осекся. Виллему показалось, что он видит на лице друга выражение, чем-то ему знакомое. По сути, оно несло в себе похвалу и должно было Виллему льстить, если бы не одна деталь, вызывающая едва ли не шок. На физиономии Жуглета возникла улыбка, удовлетворенная и одновременно жаждущая, - точно такая же, какую Виллем увидел в свое время на лице вдовы Сунья, когда впервые прикоснулся к ней.
Сумей Жуглет скорчить подходящую шутливую мину, все можно было бы спустить на тормозах. Но музыкант вместо этого покраснел как рак и резко, будто обжегшись, отдернул руку. Друзья обменялись нервными взглядами. Виллем сделал шаг в сторону.
- Я хотел сказать… - предпринял попытку продолжить разговор Жуглет.
Однако он говорил неуверенно и чересчур громко, да вдобавок еще грубовато, подчеркнуто мужским жестом опять потянулся к руке Виллема. Тот отстранился, от всей души желая, чтобы Жуглет как-нибудь ловко посмеялся над происходящим.
Но Жуглет не сумел обратить все в шутку. Более того, он - по-прежнему с пылающими щеками - имел столь же ошарашенный вид, что и Виллем, и таращился на бугрящуюся мускулами руку Виллема, как на какого-нибудь диковинного зверя.
- По-моему, тебе пора, - произнес Виллем. - Уже поздно. Увидимся завтра утром.
Вытащив рубаху из туники, он натянул ее и принялся с преувеличенно деловитым видом расхаживать по комнате в поисках халата. Открыл сундук, порылся в нем.
Жуглет неловко кашлянул.
- За что ты выгоняешь меня?
Виллем, не отвечая, продолжал рыться в сундуке. Через некоторое время раздраженно хлопнул крышкой.
- Он здесь, на кровати, - подсказал Жуглет и потянулся за халатом.
- Не подходи к моей постели, - предостерегающе процедил Виллем.
- Это просто нелепо! - воскликнул Жуглет. Никогда еще он так не нервничал. - Я не уйду, пока ты не успокоишься.
Виллем отвернулся, пытаясь скрыть неловкость.
- В таком случае успокой меня, - и, едва не заскрипев зубами, добавил: - Что, по-твоему, сказал бы брат Павел, окажись он свидетелем этой сцены?
И опять ему страстно захотелось, чтобы Жуглет обратил все в шутку. Однако Жуглет был явно не в себе.
В этот момент - словно само небо заботилось о сохранении их дружбы - снаружи послышался громкий шум. В дверь ворвался Эрик с лицом, красным от вина и тренировочных сражений.
Он радостно воскликнул:
- Я только что узнал, где можно найти проституток! Вы со мной?
- Да! - ответили оба очень быстро и чересчур громко.
До западных ворот было четверть мили. Путь пролегал по узким, заваленным навозом улочкам. К невыносимой вони сточных канав, переполненных мусором и гниющими потрохами, примешивался жуткий "аромат" дубильных чанов. Еще не совсем стемнело, но Виллем нес зажженный фонарь, чтобы занять руки. Он молчал, слушая болтовню подвыпившего Эрика и редкие замечания Жуглета. Когда они миновали несколько улиц, гнилостный запах дубильных чанов наконец сменился маслянистым запахом дубленой кожи: они достигли квартала кожевенников.
Эрик поведал им подробную историю своего опыта со шлюхами, но признался, что в настоящее логово греха идет в первый раз: до сих пор он имел дело лишь с отдельными странствующими представительницами древнейшей профессии. Жуглет заверил его, что в этом он ничем не отличается от других и что им повезло оказаться в Селестате, где к этой проблеме относятся прогрессивно и создают сравнительно комфортные условия, в особенности сейчас, в преддверии турнира.
Они вступили в западную часть города, где движение было не особенно оживленным, поскольку главный торговый путь, в долину Рейна и из нее, пролегал не через западные ворота. По этой причине здесь, среди садиков, мусорных куч и обиталищ прокаженных, теснились те, без кого доброе христианское общество не могло обойтись, но кого признавать не желало: евреи, акушерки, торговцы лечебными травами и, разумеется, проститутки. Для уже довольно позднего времени здесь царило странное оживление: люди самых разных национальностей и возраста сидели на корточках у открытых дверей, болтали о завтрашнем турнире и слушали вечернюю колыбельную, сотканную из воркования голубей, переклички кукушек и постепенно затихающего городского шума. Все без исключения - и прохожие, и люди у порогов - приветствовали Жуглета сердечно, как старого знакомого.
- Ты правда, что ли, ходишь к проституткам? - осведомился Эрик с легким оттенком недоверия.
- Почему бы и нет? - как бы против воли защищаясь, ответил Жуглет, споткнувшись о наполненную ржавой водой выбоину. - Я молод, у меня потребности здорового человека, а с придворными дамами ничего стоящего не получишь. - И добавил хвастливо: - У меня здесь уже сложилась своя репутация.
Эрик игриво захихикал.
- В самом деле? Надеюсь, я не узурпирую твой трон.
- Это будет нелегко, - самодовольно напыжился Жуглет.