- Господи, ваша милость…
- Ты ведь из Нигалаша? - перебил управляющий.
- Из Нигалаша, из Нигалаша, - торопливо подтвердил Иоци. - Как же! Из него. Ваша милость верно сказать изволили.
- Ты как сюда шел? - спросил управляющий.
- Я-то? - переспросил Иоци. - А как? Я как всегда… Тропочкой, ваша милость, тропочкой…
- Ты полями, значит, шел? - настойчиво продолжал управляющий, и недоумение Иоци сменилось неуверенностью, тревогой и тоской.
- Ага, полями, полями, - с привычной подобострастностью, но уже замешкавшись, подтвердил Иоци.
Он опять принялся за свою облезшую шапку.
- Ничего ты не заметил там, в полях? - как-то небрежно, словно просто так, от скуки, спросил Юданич, и от этой небрежности у Иоци Забо захолонуло в груди.
"А что, если меня видели? - подумал мужик. - Что, если кто-нибудь уже донес про беглых?"
- Ну? - послышался откуда-то издалека голос управляющего. - У тебя язык отнялся, что ли?
"Вот как человек становится иудой, - подумал Иоци Забо. - Припрут к стене - и становится. Потому своя шкура всего дороже… Если видели меня - убьют…"
- Побыстрей ты! Некогда мне!
- А что я мог там, в полях, заметить? - подняв голову, с отчаянием и ненавистью глядя в кошачьи глаза управляющего, спросил Иоци Забо. - Что, ваша милость? Поля и поля… Нашему брату недосуг за дичью глазеть!
И, не понимая, что делает, нахлобучил шапку.
Юданич с минуту щурился, шевелил усиками, потом опустил стек, повернулся к Иоци спиной и протянул руку за поводьями.
- Так подождете с должком, ваша милость? - шагнув вперед, облегченно и весело окликнул Иоци.
- Пошел вон! - усаживаясь в седле и разбирая поводья, прикрикнул управляющий. - Нынче к вечеру не принесешь - пеняй на себя. Я и так вас избаловал. Совесть позабыли!
Он направил кобылу на Иоци, и тому пришлось посторониться.
- Напрасно, ваша милость! - громко сказал Иоци в спину уезжавшему. - Про совесть вы напрасно!.. Совесть мы не забываем!
- Одурел ты! - сказал конюх. - Чего выпрашиваешь? Побоев?
- Мое дело, - сказал Иоци Забо. - Мое дело, чего я выпрашиваю… Не лезь!
Он плюнул в сторону графского дома, еще плотнее натянул шапку и зашагал прочь со двора.
Конюх оторопело поглядел ему вслед, вздохнул, покачал головой и неторопливо побрел в людскую.
Был третий час дня. В крохотной столовой Раббе ярко горела лампа. Устав от допроса Телкина и от других многочисленных дел, Вольф с удовольствием пил привезенный Раббе из Будапешта французский коньяк, прихлебывал крепкий кофе, курил и слушал рассказ гестаповца о подробностях ареста венгерского регента Хорти и его приближенных.
Раббе смаковал подробности, описывая действия своего давнего знакомого Отто Скорцени.
Вольф изредка улыбался, вовремя кивал.
- Кстати, - сказал Раббе. - Штурмбаннфюрер Хеттль поставил действия Скорцени в пример всем нам. Быстрота, находчивость, смелость, натиск, победа! Нет невыполнимых приказов, есть только недобросовестные исполнители! Только так, Ганс! Хайль!
Бутылочное горлышко звякнуло о край рюмки.
- Значит, это решено? - спросил Вольф.
- Что? - спохватился Раббе.
- Мы не сокращаем фронт? Мы остаемся в Венгрии?
- Откуда вы взяли, будто мы собирались оставлять Венгрию? - Раббе подозрительно уставился на разведчика, посопел.
- Оттуда же, откуда и вы, Гюнтер. Ну, ну, не смотрите так угрожающе! Вы меня понимаете!
Раббе не понимал, но он знал - майор Вольф из молодых, присланных в армию после того, как разведку возглавил генерал Гелен. Очевидно, у майора неплохие связи и свои каналы информации…
- Мы не оставим Венгрию! - сказал Раббе. - Наоборот. Мы должны твердо оборонять ее территорию. Максимум активности! Сейчас все внимание отдается Восточному фронту. С Западом фюрер заключит союз против большевиков. И мы вернемся в Россию! Мы должны быть готовы к возвращению!
- Прекрасно, - сказал Вольф.
- Что?
- Я говорю: прекрасно.
Раббе посопел:
- "Прекрасно"!.. Штурмбаннфюрер Хеттль высказал, между прочим, недовольство работой разведки. Наши специальные батальоны и роты не оправдывают надежд!..
- Это было сказано в адрес нашей армии?
- Это было сказано вообще. Но это относится и к нашей армии. Вам тоже нечем похвастать, майор!
- Я получил достаточно поганое наследство. Но вы же знаете, Гюнтер, что я готовлю диверсантов.
- Вы медлите.
- Ничуть. Люди должны пройти хоть какую-то школу. Я не хочу забрасывать в советский тыл очередную партию смертников.
- Когда вы планируете операцию?
- Завтра я пошлю ее план высшему командованию. Сроки определит оно.
- Значит, вы более или менее готовы?
- Пожалуй, да.
- Тогда я рад за вас… А что, кстати, нынешний летчик?
- А!.. Он оказался замечательным рассказчиком.
- Вот как?.. И вы послали его показания наверх?
- Ну что вы! Первая заповедь разведчика, Понтер, не доверять пленным. В особенности тем, что сдаются так быстро. Все они сначала говорят в лучшем случае полуправду. Время хотят выиграть. Надеются на чудо, думают, что обманут нас, а там их освободят наступающие части… Нет, я пока что не послал показаний лейтенанта Телкина наверх.
Раббе погладил сияющую лысину.
- Вы всегда медлите, Ганс! И все этот ваш "психологический метод"! Может быть, он и дает результаты, но он требует драгоценного времени. А времени нет. Нет! Поступали бы не мудрствуя… Дайте вашего летчика мне, и его показания не придется проверять. Всю правду выложит!
Майор Вольф усмехнулся.
- Одна из ошибок людей вашего типа, Понтер, состоит в прямолинейности подхода к обстоятельствам и людям. Вы считаете, что самое страшное для человека - физические страдания. Это неверно. В особенности по отношению к русским. Они фанатики, а фанатиков физические страдания только ожесточают, укрепляют в заблуждениях… Я исхожу из другого. Я считаю, что страшно не столько наказание, в чем-то уже освобождающее волю человека, а угроза наказания. Человек, над которым нависла угроза наказания, теряет сопротивляемость. В особенности если эта угроза нависает не с нашей стороны, а со стороны его собственного лагеря… Мне остается лишь выступать в роли спасителя.
- Ну, знаете! - побагровел Раббе. - Мне вы можете лекций не читать! Я поработал с русскими и знаю им цену!.. Да!.. Их надо пытать, а потом стрелять, как бешеных собак, и все!
Майор Вольф внутренне усмехнулся. Он знал, чем вызвана вспышка Раббе. Воспоминаниями о сюрпризах русских партизан.
- Если русский упорствует - конечно, его надо расстрелять, - миролюбиво сказал Вольф. - Но если он поддается - его надо использовать, Гюнтер, и использовать на все сто процентов. Сведения Телкина о русских аэродромах могут оказаться чрезвычайно ценными. Он может также кое-что знать о дислокации и передвижениях войск. И последнее - из него может выйти ценный сотрудник.
- Желаю успеха! - мрачно сказал Раббе. - Но вы не были в России. В Брюсселе и Париже другие условия. Сами увидите… Лучше дайте вашего летчика мне.
- Пока не дам, - весело сказал Вольф. - Самому нужен. Вот если увижу, что ничего не выходит, пожалуйста, берите!
Он взглянул на часы и поднялся.
- Гюнтер, вы побывали на станции?
- Еще нет… А что?
- Вас, помнится, интересовало, не выбросили ли русские диверсантов… Они их не выбросили, но диверсия на станции, возможно, была.
- Что? - застыл на месте штурмбаннфюрер. - Диверсия? С чего вы взяли?
- Мне показалось странным, что подбитый бомбардировщик мог вызвать такой пожар и такие разрушения… Кстати, по показаниям штурмана, пилот принял решение пикировать на железнодорожный узел только потому, что у них иссяк бензин. Значит, взрыв не мог быть сильным.
Раббе усваивал неприятную новость, заплывшие глаза его мигали.
- Почему вы не сказали мне об этом утром? Сразу же? - выдавил, наконец, штурмбаннфюрер.
- Я еще не допрашивал пленного. И потом - по телефону, Гюнтер!..
- К черту! - сказал Раббе. - Вы испортили мне весь день!
Проводив Вольфа, штурмбаннфюрер Раббе вернулся в столовую, налил рюмку коньяку, поднял ее, но тут же опустил на стол, выругался и подошел к телефону.
- Машину! - потребовал он у дежурного офицера. - Немедленно!