- А в эшелонах разве игрушки перевозят? - возразила Кротова. - Те же танки, те же орудия, ту же пехоту… Только вы их бомбите, когда они уже на фронт добрались и наших уничтожают, а подрывник фашистскую сволочь на коммуникациях бьет. До фронта. Пока они еще ни одного снаряда и ни одной пули не выпустили.
- Не спорю, - сказал Бунцев. - Подрывники свое дело делают, факт. Но авиация эффективней, война доказала.
- Война доказала, что у нас недооценивали партизан, - возразила Кротова. - Были бы подготовленные диверсионные группы, были бы у них мины и взрывчатка - сели бы немцы в галошу. А то они по целеньким железным дорогам, на наших же целеньких паровозах, в наших же целеньких вагонах на Москву двигались!
- Брось! - сказал Бунцев.
- Правда, товарищ капитан.
- Вот это номер! - сказал Бунцев. - Я этого не думал… Знал, что предательство имелось, что фрицы вероломно напали, но чтобы так… Чтобы по целым дорогам… Ну и ну! Ты точно знаешь?
- Эх, товарищ капитан! - с сердцем сказала Кротова. - "Знаешь" - не то слово. Я все это своими глазами видела!.. Ну, зато мы потом, пользуясь беспечностью фрицев, наказали их здорово!
- Нет, ты погоди, - сказал Бунцев и опять сел. - Погоди. Вот я четвертый год думаю, думаю и никак додумать не могу… Что же, наверху у нас так-таки ничего и не знали о готовящейся войне? Разведка ничего не докладывала? Ведь сколько лет подряд во всех газетах писали - фашистская Германия самый страшный враг! Про псов-рыцарей кинокартины крутили. "Если завтра война" пели. Утверждали, что самая могучая техника у нас, что мы по числу танков и самолетов фашистов превосходим. А как началось, оказалось, врасплох нас застали.
- Товарища Сталина обманывали, - сказала Кротова. - Он верил, а его обманывали.
- Погоди, - упрямо сказал Бунцев. - Кто обманывал? Вроде врагов народа не осталось.
- Внезапное нападение, - сказала Кротова. - Тут дело во внезапном нападении. Это ясно.
- Ни хрена не ясно! - с досадой сказал Бунцев. - Выходит, не наказали всех виновных.
- Нет, - сказала Кротова. - Теперь товарищ Сталин все в свои руки взял. От того и побеждаем. А виноватых, я думаю, еще накажут. Еще многое после войны выяснится.
- Это точно, - согласился Бунцев. - Может, после войны и откроется правда. Обнаружатся предатели. Иначе ничего не понять, если не обнаружатся. А по справедливости, за миллионы погибших кто-то ответить должен! Ты согласна?
- Конечно, согласна, товарищ капитан!
- Ух, - сказал Бунцев, - так хочется эту проклятую войну добить! И чтобы всю чистую правду узнать! Обо всем. Чтобы никогда сорок первый не повторился. Чтобы войн больше не было.
- Больше и не будет, наверное, - сказала Кротова. - Все нашу силу увидели. Бояться будут.
- Это так, - сказал Бунцев. - Но я вот что еще думаю: если всю правду не вызнаем, если хоть частица малая правды скрыта останется - плохой мир будет. Опять прежнее повториться может.
- Товарищ Сталин все народу скажет, - возразила радистка. - Товарищ Сталин и народ - одно целое.
Бунцев не ответил, глядя на сосны отсутствующим взглядом человека, занятого своими мыслями. Он подобрал хвоинку, сунул ее в рот и медленно грыз крепкими, крупными, очень белыми зубами. Хвоинка горчила, Бунцев сплюнул, но тут же подобрал другую хвоинку…
- Товарищ капитан, вы, может, поесть хотите? - спросила Кротова.
Бунцев очнулся:
- А? Нет, есть я не хочу… Потом…
- Давайте я нарежу хлеба.
- Нет. Потом… Отвлеклись мы с тобой. Гадаем, как на кофейной гуще.
Усмешка Бунцева была горькой.
- Ты лучше досказывай давай про своего полковника. Как он с пассажирским поездом опростоволосился.
Кротова отложила мешок со скудными запасами продовольствия, запахнула воротник куртки, поежилась.
- Да он не опростоволосился, товарищ капитан.
- Как так?
- Да так. На следующий же день перебежчики с фашистской стороны появились. А среди них - алькальд одной деревушки, что поблизости от места крушения расположена. Вот этот самый алькальд, староста по-нашему, первый и рассказал, что фашисты взбешены, всех направо и налево хватают, потому что в этом пассажирском поезде, под откос пущенном, штаб итальянского воздушного соединения в Кордову перебирался, а при штабе - виднейшие итальянские авиационные специалисты. И все они к праотцам отправились. Все до единого.
- Вот это сила! - пораженный неожиданной развязкой, воскликнул Бунцев. - Ну, как в романе! Так-таки ни один сукин сын не уцелел?
- Ни один, - сказала Кротова. - Фашистские газеты три дня потом с траурной каймой выходили, некрологи погибших печатали. А франкистский генерал Кейпо де Льяно, пьяница известный, по севильской радиостанции слезу пускал и клялся партизан изловить и страшным пыткам подвергнуть… - Она опять улыбнулась. - До сих пор ловит.
- Сила! - повторил Бунцев, искренне восхищенный рассказом. - Одним махом - целый штаб! Это да! Это не хуже авиации!
- А может, даже лучше, а? Товарищ капитан? - невинным голосом спросила радистка. - Я не слышала, чтобы одной бомбой целый штаб уничтожали.
Бунцев тихо засмеялся, потряс головой:
- Подловила! Один - ноль в твою пользу.
Но тут же оборвал смех и сказал со страстной тоской и горечью:
- Эх, Оля, эх, товарищ сержант! Все равно бы я ни на что свой бомбардировщик не променял. Ни на какие мины! Надо же было нам гробануться, да еще когда - перед самым концом! Сиди вот теперь и истории про чужие подвиги слушай, вместо того чтобы воевать!
- А зачем истории слушать? - возразила Кротова. - Мы и воевать можем, товарищ капитан. Просто рано нам было…
- С чем воевать? - спросил Бунцев. - С этой пукалкой? - Он хлопнул ладонью по бедру, на котором висела кобура пистолета. - С ней много не навоюешь! Ты правильно говорила: шести пуль фрицам мало!
Кротова внимательно рассматривала свои унты.
- Товарищ капитан, - сказала она. - У меня план есть… Может, одобрите?
- А ну, - сказал Бунцев, - выкладывай, какая идея тебя осенила.
- Да идея не новая, - сказала Кротова. - И в общем-то выполнимая. Если захотеть.
- Говори!
Кротова оторвалась от унтов.
- Идея, товарищ капитан, такая… Прежде всего оружием разжиться, ну, а потом…
Ветер не стихал. Сосны все раскачивались, и раскидистые ветви их все метались в облачном небе, и только скрип стволов да свист ветра нарушали тишину леса.
3
…Нина лежала, слушая затихающий шорох кукурузных стеблей за спиной, злобный лай собак, перекличку немцев, тяжелое дыхание оставшейся рядом Шуры, и кровь гулко била в виски, а руки не слушались.
В школе она сдавала зачет на значок "Ворошиловский стрелок", там ее научили целиться, но стрелять приходилось из малокалиберной винтовки, а не из автомата. Тем более немецкого.
Нина видела, как стреляют немцы, понимала, как надо обращаться с оружием, и все-таки ей было страшно, что автомат не заработает…
Все шло так хорошо! Крестьянин, назвавшийся Иоци, привел их на свой двор. Его жена принесла чугунок кукурузной каши и сало. Беглянок устроили в сарае на соломе, принесли им старые половики, а для Шуры - старый тулупчик. Мех был потерт, но грел.
Выпив вина, Шура забылась. Уснула и Нина. И всю ночь они спали спокойно, а утром им опять дали каши и сала.
Хозяева просили об одном: не выходить из сарая до ночи. Нина обещала, что никто не выйдет. Но в полдень уснула, а одной из женщин захотелось пить, она прокралась к колодцу, стала спускать бадью, и с этого началось. Не успела несчастная вытянуть бадью, как на улице затарахтел мотоцикл. Женщина опрометью бросилась в сарай. Но проезжавшие мимо немецкие солдаты заметили торопливо скрывшегося человека, заметили брошенную бадью, остановили мотоцикл, зашли во двор, подозрительно поглядели на сарай, о чем-то посоветовались, развернули свою машину и стремительно укатили…
- Надо скрываться! - сказала Нина, как только ее растолкали и рассказали о беде. - Скрываться! Что вы наделали?! Людей подвели!
Крестьянин уже стоял в дверях сарая.
- Немцы оглядывались… - растерянно сказал он. - В поместье поехали. Там соберут своих…
- Уходите и вы! - сказала Нина. - Уходите.
Иоци покачал головой.
- Из своего дома?.. Куда?.. Как-нибудь отговорюсь… А вы бегите. Спрячьте оружие. Утопите его. Бегите!
- Нет, оружие я не отдам! - сказала Нина.
Они ушли со двора Иоци среди бела дня. Выбрались на зады, опять побежали полем, опять скрылись в кукурузе. Но уже через полчаса услышали треск мотоциклетных моторов и собачий лай.
- Разбегайтесь! - приказала Нина беглянкам. - Разбегайтесь! Я задержу немцев.
- Тебя убьют! - твердила Шура. - Убьют!
- Уходи! Я одна!