- Он в районе.
Парень, выходит, отца боится.
- Женя, сколько тебе лет?
- Шестнадцать. А что?
- Рано тебе, наверное, пить, а?
- Да ведь друзья…
- Отцу твоему я на первый раз ничего не скажу, но только больше по ночам не тревожь людей. И насчет вина подумай! Договорились?
Его фигура, плоская в свете месяца, тихо исчезла за забором.
И что это Клаве Лоховой вздумалось парня посылать ко мне?
Я вспомнил, что хотел зайти поговорить с ее мужем.
Надо это сделать в ближайшее время.
На следующий день я решил поближе познакомиться с работой нашей конефермы, потому что после стычки с Нассоновым не хотелось торчать в станице и встречаться с ним. Но, въехав на конеферму, я вдруг увидел возле конюшен председательский "газик".
Поворачиваться же назад было поздно. Меня заметили.
Геннадий Петрович стоял, облокотившись на капот машины. Здесь же был Арефа Денисов.
Я подошел к ним как ни в чем не бывало. Нассонов натянуто кивнул. Арефа поздоровался приветливо.
Председатель жевал травинку и смотрел на небольшое выкошенное поле, на котором, как мне показалось, в беспорядке были расставлены различные препятствия: бревна, установленные крест-накрест, жерди, сложенная пирамидой кирпичная стенка, рвы с водой.
По полю кружил одинокий всадник. Вот он подъехал к пирамиде, составленной из полосатых жердей, упирающихся в деревянные треугольники, и лошадь, на какую-то долю секунды задержав свой бег, легко взяла препятствие.
А всадник уже приблизился к бревенчатому заборчику. Я заметил, как Арефа напрягся, словно сам сидел в седле.
- Красивый жеребец! Люблю таких коней, - прищурил глаза Арефа.
Нассонов довольно улыбнулся.
- Чем черт не шутит: выпустим Маркиза на районные скачки, а? Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок…
- Побольше бы тебе, председатель, таких паршивых овец иметь… Поверь мне, редкий жеребец Маркиз.
- Злой, ох злой, шельма!
Между тем всадник приблизился к нам.
Я обомлел: это была Лариса.
- Еще разочек попробуй забор, оксер и банкет! - крикнул Нассонов и покрутил в воздухе рукой.
- Шенкелей ему, шенкелей! - добавил Арефа.
Лариса кивнула.
Под ней был жеребец, отливающий на солнце неправдоподобным золотисто-розовым цветом.
Я не понимал в лошадях. Но этот конь мне, действительно очень понравился.
Закончив тренировку, Лариса приблизилась к нам. Разгоряченная, она смотрела на председателя с надеждой и ожиданием.
- Пойдет, - сказал Нассонов. - Быть по-твоему.
- Спасибо, Геннадий Петрович! - Глаза ее засияли счастливо и весело.
- Не меня благодари, его. - Нассонов ткнул пальцем в Арефу, сел в машину и, круто развернувшись, уехал.
Девушка легко соскочила с коня и подошла к нам. Денисов бережно принял у нее поводья.
- Здравствуйте, Дима, - только сейчас поздоровалась Лариса. Она была в брюках, сапогах и мужской рубашке. - Я вас сразу заметила.
Арефа нежно проводил ладонью по блестящему, вздрагивающему крупу коня и ласково приговаривал:
- Хорошо, Маркиз, хорошо…
Конь косил на него светлым глазом, перебирая белыми зубами удила.
- А как с соревнованиями, Арефа Иванович? - спросила Лариса.
- Очень хочется? - лукаво подмигнул Денисов, поднося к морде лошади несколько кусочков рафинада.
Жеребец осторожно, губами, взял их с ладони человека и громко разгрыз.
- Значит, буду?
- Будешь, будешь…
Девушка закружилась на месте, хлопая в ладоши.
- Вот здорово!
- Бери своего красавца. - Денисов отдал ей поводья.
Лариса повела Маркиза в конюшню.
- С виду - не тронь, рассыплется, - кивнул на нее Арефа. - Но упорная… - Он помолчал и добавил: - У нас женщина ни за что не сядет на лошадь. У нас - это значит у цыган.
- Почему?
- Обычай… Мужчинам - кони, а женщинам - карты. - Он засмеялся.
Странно устроен мир. Арефа Денисов был мне симпатичен. А вот его сын…
И как мне ни хотелось побыть с Ларисой, отвезти ее на мотоцикле в станицу, я поехал один. Чтобы Денисов-старший ни о чем не догадался.
…Когда он вошел, я удивился: откуда здесь, в станице, такая модная прическа, длинные волосы, бородка коротенькая, тщательно подстриженная. На вид ему - лет тридцать, не больше. Он сразу показался мне каким-то особенным. Деликатные манеры, спокойные глаза. Вот только нос его не шел к лицу: перебитый посредине, слегка приплюснутый…
Этого человека я еще не знал. В станице проживало более трех тысяч человек. Вообще-то участковый должен знать всех, на то он и участковый.
- Отец Леонтий, - представился вошедший, и я сначала не понял: чей отец? - Вы человек, я вижу, новый, удивитесь моему приходу. Но это в порядке вещей. Я всегда обращался к Сычову по поводу наших праздников.
И тут только вспыхнуло: поп! Самый настоящий. Так близко я видел священника впервые.
- Мое начальство уже снеслось с вашим. Кажется, договорились. А я вот - к вам, на нашем уровне, так сказать. Простите, ваше имя, отчество?
- Дмитрий Александрович.
- У меня к вам такая просьба, Дмитрий Александрович. Как вы знаете, завтра у верующих праздник, день святой троицы. Большой праздник. К нам сюда приедут люди из других хуторов, станиц. Сами знаете, народ не всегда ведет себя организованно. Соберутся большие толпы возле храма. А рядом шоссе. Не дай бог, драка или кто под машину попадет, все на нашу голову… В прошлом году на пасху женщину сбил автобус - меня ругали почем зря. Хотя случилось сие далеко от церкви. Так что выручайте. В смысле порядка.
Я перевернул страницу настольного календаря и крупно записал:
"Св. троица. Обеспечить порядок возле церкви".
Отец Леонтий едва заметно улыбнулся.
- Что же, постараюсь, - сказал я.
- Договорились. - Он вынул пачку сигарет. - Вы не возражаете?
- Курите, курите.
- А вы? - Он протянул мне пачку.
- Нет, спасибо. Я не курю. Не научился.
- Откуда сами?
- Из Калинина.
- Почти земляки. Хотя я там никогда не бывал. - Он аппетитно затянулся. - Матушка, то есть супруга, оттуда.
- Как фамилия?
- Лопатина Ольга.
- Не знаю.
- Она старше вас. На Набережной улице жила.
- Я совсем в другом конце…
- Познакомитесь еще. А может быть, уже познакомились. Она здесь в участковой больнице фельдшер.
- Не обращался пока.
- И слава богу. Ну что ж, Дмитрий Александрович, рад был познакомиться. Не смею больше мешать.
Он поднялся, я тоже.
Пожимая мне руку (крепкая у него хватка, прямо железная), он спросил:
- Простите, Дмитрий Александрович, вы что больше уважаете, коньячок или…
- Не пью, - резко ответил я.
- Это похвально, - смутился почему-то батюшка. - Сычов, он больше чистенькую любил.
И только когда отец Леонтий вышел, я понял, что он хотел меня отблагодарить. И конечно же, такой обычай завел Сычов.
Я заглянул к Ксении Филипповне. Уж больно заинтересовал меня священник. Главное - молодой.
- Как отец Леонтий к нам приехал - а это было два года назад, - многие девки на него таращились. А ты не красней. Ваше дело молодое. Хуже, когда этого нет… Так вот, бабки наши шушукаться стали: нехорошо, мол, молодой поп, а попадьи нет, никак крутит со станичными молодками? Потом Оля Лопатина приехала. Из себя невидная, тише воды, ниже травы. А святого отца в месяц к рукам прибрала… На завалинках опять гутарят: "Не мог, говорят, нашу взять. Приезжую кралю выбрал!" Не угодил, стало быть, и тут… Но живут ничего.
Потом пришла Ледешко. Когда она уселась на стул, так же уверенно и основательно, как при первом посещении, я молча подал ей справку, полученную от Крайновой о том, что та сдала свою бедовую Бабочку на заготпункт. Истица засопела.
- Ну и что? - спросила она, сощурив глаза.
- Как видите, корова, нанесшая вам урон, понесла тяжкое наказание, - усмехнулся я.
- Точно понесла?
- Точно.
Поразмыслив, Ледешко сердито бросила:
- Давай назад заявление.
И уже в дверях сказала:
- Это Крайниха назло мне сдала свою Бабочку…
А когда я уже садился на мотоцикл, чтобы ехать в Краснопартизанск, подошел Коля Катаев.
- Я к тебе вот зачем - в двух словах, не задержу. Говорят, ты гитарой балуешься?
Я действительно привез с собой гитару. И когда по вечерам иной раз становится особенно одиноко, легонько напеваю, подыгрываю себе на ней…
- Надеюсь, никто не жалуется?
- Жалуются.
- Кто?
- Девчата… - Он подмигнул.
- Учту. - Я щелкнул зажиганием.
- Значит, договорились. Сегодня вечером - в клуб. - Он поглядел на меня. - При другом наряде, конечно.
- С гитарой, что ли?
- Шибко ты догадливый…
- А девчата как же? Жалуются ведь…
- Жалуются, что тихо поешь. - Коля рассмеялся. - Давай выходи на народ. Выручай! Понимаешь, Чава у нас солист. Но, говорят, заболел…
- Ты смеешься, что ли? - искренне обиделся я.
Ничего себе, скажут, участковый: от быков бегает, песенки под гитару распевает…
- А что тут смешного?
- Как-никак власть.
- Я тоже власть. Комсомольская. И гопака и русскую отплясываю за милую душу. Что я! Нассонов по большим праздникам в хоре поет. Раньше никак не могли хор собрать. А после председателя потянулись бригадиры, а за ними и другие колхозники. Так что, видишь, тебе есть с кого пример брать… Ты же не Сычов.
- И не уговаривай. - Я завел мотор.